А у Сосницкого теперь отбоя не было от учеников. Пример Асенковой взбудоражил всю Театральную школу И мало кто понимал, что существуют неповторимые явления в искусстве и что таланту научиться невозможно.
Варенька начинала входить во вкус самостоятельной жизни, успеха, славы, свалившейся на нее неожиданно. Позднее она скажет Сосницкому:
— Я пошла в театр, как замуж за нелюбимого, но богатого человека… Но на мне оправдалась пословица. «стерпится — слюбится». Очень скоро я страстно полюбила театр.
С нею был вскоре заключен контракт на один год — начиная с 7 февраля — с жалованьем в три тысячи рублей в год. Заявление Варвары Николаевны о вступлении ее в службу, хранящееся ныне в архиве, написано не ее рукой, а размашистым энергичным почерком Александры Егоровны, которая чувствовала себя главной, верховной руководительницей дочери в закулисном мире. Мать и в дальнейшем еще не раз будет писать за дочь различные официальные бумаги. И это — единственное, от чего судьба освободила Вареньку на ее новом поприще. Все остальное ей предстояло делать и решать самостоятельно. Александра Егоровна еще играла, иногда в одном спектакле с дочерью, но уже понимала, что ставку надо делать на дочь.
Наступила масленица 1835 года, первая масленица, во время которой вместо развлечений и веселых прогулок Варенька трудилась с утра до ночи. В эту пору театры работали с особенным напряжением. Спектакли давались утром и вечером, три раз? в день. Да к тому же это были три различные пьесы. Жители столицы веселились вовсю, носились на санях по невским набережным, поедали пуды всевозможных сладостей, толпились у балаганов. А актеры работали в поте лица. «Теперь она играет с нами целую масленицу по утру и ввечеру, — писал актер Александринского театра Николай Беккер актеру Степанову об Асенковой, — Вы можете судить по себе, какое веселье с утра до ночи не выходить из шутовского наряда».
Но Вареньке было весело. Ей все это было внове. Тяжкий труд не казался обременительным, потому что она получила возможность играть на сцене. И средства, доставляемые ею семье, не такие уж скудные. На них можно жить, шить себе сценические наряды, иногда принимать гостей и друзей, которых с каждым месяцем становилось все больше. Многие мечтали теперь познакомиться с нею, мужчины начинали волочиться, а иные и серьезно ухаживать. Драматурги охотно сочиняли для нее пьески.
Она жадно поглощала даримые жизнью впечатления. В творчество окуналась с головой, испытывая ни с чем не сравнимое счастье. Не довольствуясь выступлениями в двух императорских театрах — Александринском и Большом, — Асенкова участвовала 11 марта вместе с артистами Каратыгиной, Ефремовым и Шемаевым в концерте, который давался в нарядном зале Энгельгардта. Была исполнена баллада Жуковского «Пловец», положенная на музыку Маурером. Может быть, она выступала и во многих других концертах?!
С конца марта до середины апреля столичная публика устраивала по традиции гулянья на Английской набережной. Потом центром прогулок аристократической молодежи становился Летний сад. Вареньке тоже хотелось веселых развлечений. Но театр забирал ее все больше и больше. Развлекаться и отдыхать удавалось теперь только урывками, случайно. Актерам не полагались отпуска. Самое большое, на что они могли рассчитывать, — это поездка в Петергоф для выступления на очередном придворном празднике.
В первом своем сезоне Асенкова сыграла Агнессу в «Школе женщин» Мольера, пажа Керубино в «Свадьбе Фигаро» Бомарше и даже Евгению Гранде в переводной драматической переделке Бальзака.
Но живой и дерзкий, шумливый и бесцеремонный водевиль, толкая и тесня свою более солидную родственницу — высокую комедию, рвался вперед, на передний план, увлекая за собой юную актрису.
Водевиль родился во Франции в годы Французской революции. И сразу же вместил в себе патриотическую публицистику, революционную сатиру, злободневные политические мотивы, элементы шаржа, эпиграммы, прямой полемики. Позднее водевиль утрачивал эти черты — и вновь приобретал их. Он не требовал от своих создателей слишком строгого соблюдения драматургических канонов, драматургической формы. Лишь бы звучали смелые куплеты, сатирические или любовные, злые или фривольные — в зависимости от темы и сюжета.
В России водевиль оказался почти ровесником Асенковой — может быть, немного старше ее. История и современность переплелись в нем в причудливом хороводе. Исторические водевиля оказывались подчеркнуто патриотичными, современные — колючими и насмешливыми. После поражения декабристов одной из забот правительства стало намерение отвлечь сограждан от острых и больных вопросов жизни. Для этой цели должно было явиться на свет развлекательное искусство. Водевиль и тут оказался в первых рядах. Хлынул поток пустых водевилей- близнецов, заполонивших сцены русского театра.
Водевиль становился основой репертуара, модой, развлечением, забавой, чем угодно. Эта мода проникла даже в покои коронованных особ. Водевильными остротами сыпал великий князь Михаил Павлович, который, кроме славы первого офицера России, претендовал и на славу первого ее остряка.
Николай I как-то сказал водевилисту П. А. Каратыгину:
— А брат-то от тебя хлеб отбивает!
— Ничего, ваше величество, — отвечал Каратыгин, — лишь бы соль мне оставил.
Водевиль давался во всех придворных спектаклях. Члены царской семьи, случалось, выступали не только в качестве ценителей и судей, но даже в роли «режиссеров».
Как-то в Петергофе, перед началом представления, Николай вызвал из артистической уборной артиста А. М. Максимова. Тот явился в костюме франта-писаря, уже надетом для водевиля.
— А отчего ты без перчаток? — спросил Николай.
— Ваше величество, писаря не имеют права перчаток носить, — отвечал Максимов.
— Ну, писарь создание особое, он именно то и делает, что ему запрещают, — со знанием дела заметил царь.
— По-моему, ты перчатки надень, — поддержал брата Михаил Павлович. — А только заметишь в толпе офицеров — тотчас снимай!
И все-таки водевиль тридцатых годов вовсе не всегда являлся такой безделицей, о которой следует говорить пренебрежительно.
«Купцы, чиновники, разночинцы, актеры пестрой толпой выходят на сцену водевиля 30-х годов, — пишет исследователь русского музыкального театра А. А. Гозенпуд. — Иногда мелькает и блуза мастерового. Гуще становятся жанровые краски, явственнее ощущается связь с бытом. Хотя по-прежнему драматурги обращаются к переводам и переделкам произведений иностранных авторов, но все чаще появляются пьесы, связанные, с русской действительностью. Один из современников так описывает встречу Ленского с Пушкиным. Великий поэт сказал водевилисту «Я посоветовал бы вам не переводить и не переделывать, а самому сочинять»…
Если авторы предшествующей поры довольствовались колкими выпадами по адресу противников… то водевилисты 30-40-х годов непосредственно выводят их на сцену. Булгарин появляется под призрачным псевдонимом Задарина в «Петербургских квартирах» Кони, рецензент «Северной пчелы» Яковлев становится героем «Знакомых незнакомцев» Каратыгина, и актер, игравший его роль, воспроизводил на сцене внешние черты оригинала. Ленский вывел в «Льве Гурыче Синичкине» Кони под именем Борзикова и т. д..»
Надо сказать, что ни значительные, ни легкомысленные водевили первой половины прошлого века не могли существовать без ярких, талантливых, многогранно одаренных актеров — только их вдохновением мог он резвиться и веселить публику И такие актеры явились. Зрители Александринского театра весело смеялись и аплодировали лучшим водевильным артистам России — Асенковой и Дюру Водевиль утверждал свое существование под звуки маршеобразных или танцевальных увертюр, зажигательных куплетов и криков «Асенкову». Именно ей обязаны своим успехом многие водевили Кони, Ленского, Каратыгина, Григорьева.
Играть в водевилях брались многие русские актеры, но овладеть этим труднейшим сценическим жанром удалось единицам. Можно было играть его, лишь обладая от природы той удивительной легкостью, музыкальностью, даром импровизации, кокетливым очарованием, блеском и изяществом, какими обладала Асенкова. И в водевилях более серьезных, где отчетливо сквозили социальные черты, и в водевилях развлекательных, особенно с переодеванием, где героин?? появляется в мужском костюме в порядке мистификации или даже играет мужскую роль, — Асенкова не знала себе равных. Петербургская публика