Кандидат в министры
Ренато Мюллер Виейра, посол Бразилии в Мексике, приехал на родину в отпуск как раз накануне выборов. Он стал академиком пять лет назад после жестокой предвыборной борьбы и сейчас должен был впервые голосовать лично. Прежние его наезды в Рио не совпадали с выборами, и он присылал свой бюллетень по почте. Едва получив от полковника Перейры пространную и любезную телеграмму, он тут же пообещал ему свою поддержку.
Ренато не был знаком с полковником, хотя, разумеется, слышал о нем. Он ни разу в жизни его не видел и не читал ни единого его творения, о которых велось столько разговоров и споров. Однако посол поторопился отправить Перейре свой голос и поздравления: ведь речь шла о самом влиятельном человеке в правительстве и военных кругах. Полковник мог бы оказать ему поддержку и серьезно помочь в осуществлении давней мечты: если слухи об отставке министра иностранных дел Освальдо де Араньи подтвердятся, то Ренато вполне мог претендовать на этот пост. После того как Гитлер пришел к власти, Ренато некоторое время служил в Германии и считал, что это весомый аргумент в его пользу: он был в прекрасных отношениях с гитлеровскими чиновниками и в те времена, когда правители Бразилии подумывали о заключении договора с Гитлером, немало сделал для сближения Нового государства с третьим рейхом.
Ренато был поэтом и романистом: опубликовал полдесятка сборников герметических стихов и несколько романов-ребусов. Критики превозносили творчество Ренато, видя истоки одиночества и тоски, царивших в его книгах, в романах Достоевского, Джойса и Кафки. В романах Ренато не было Бразилии, в его стихах самый проницательный читатель не нашел бы любви. Из-за того что книги его предназначались самой что ни на есть интеллектуальной элите, их почти никто не читал — не исключая и расхваливавших его критиков, которые, впрочем, не читали также ни Джойса, ни Кафки, в лучшем случае ограничиваясь тем, что перелистывали переводы романов Достоевского, — таково было мнение ехидного драматурга Фигейредо Жуниора. Читали Мюллера Виейру или не читали, но он был дружно провозглашен гением: литературоведы заявляли, что его романы и стихи отражают наш мятущийся век, наш тревожный мир и не знающее пределов насилие — не войну, объявленную им «целебной и радикальной хирургической операцией», а страсть к насилию, изначально присущую природе человека.
Ренато получил телеграмму и от генерала Валдомиро Морейры. Она была весьма лаконична — в отличие от полковника Перейры, имевшего в своем распоряжении «борьбу с коммунизмом», генерал платил свои кровные денежки. Виейра поблагодарил за честь и ответил, что уже дал слово полковнику. Однако после смерти последнего он получил новое письмо от генерала, оставшегося единственным кандидатом, — тот обращал внимание посла на изменившуюся ситуацию и снова просил поддержки. Виейра в ответ сообщил, что после Нового года приезжает в отпуск и будет иметь честь лично подать свой голос за выдающегося представителя нашей армии. Ренато не сказал, разумеется, как сильно опечалила его кончина могущественного полковника Перейры, который с лихвой отблагодарил бы посла за поддержку. У единственного кандидата иных достоинств, кроме звезд на погонах, не было, однако генерал, пусть даже в отставке и в оппозиции к правительству, все-таки остается генералом. В столице Ренато хотел узнать, насколько достоверны слухи о смещении Освальдо де Араньи, и предпринять шаги по выдвижению собственной кандидатуры на пост министра иностранных дел. Он рассчитывал на помощь друзей, близких к главе государства. Все утро и первую половину дня он провел в Итамарати, а оттуда отправился в Малый Трианон. Коллеги приняли его с распростертыми объятиями, в секретариате он получил жетон — это был знак особого расположения президента, ибо Ренато на заседаниях не появлялся — кое-кто во время чаепития прямо прочил ему министерский портфель. Лизандро Лейте, не удовлетворившись объятиями и бесконечными «добро пожаловать», увлек Ренато к окну:
— Пока вам не успели назвать другое имя, хочу сообщить, что наш Рауль Лимейра намерен баллотироваться…
— Ректор университета?
— Он самый. Он не только ректор, он закадычный друг Хозяина. Рауль может оказать неоценимую помощь…
— Да, но чье место собирается занять Лимейра? Неужели кто-нибудь умер, пока я летел из Мехико?
— Никто не умер. Рауль станет преемником Антонио Бруно.
— Но ведь им станет генерал…
— Это зависит…
— От чего?
— От того, как вы проголосуете. Ваш голос может оказаться решающим. Рауль поручил мне переговорить с вами. Он в долгу не останется…
— Я ничего не понимаю. Выражайтесь яснее!
— Пойдемте в библиотеку. Там мы побеседуем без помехи.
Природа человеческая
Родриго Инасио Фильо — он только что из Петрополиса — вылезает из машины у входа в Малый Трианон и попадает прямо в костлявые лапы Эвандро Нунеса дос Сантоса:
— Счастливец, наслаждался жизнью в горах, пока мы задыхались в этой душегубке!..
Под руку они направляются в секретариат. Родриго просит рассказать ему о ходе событий.
— Ну-с, Пламенный Эвандро, как подвигаются ваши партизанские дела? Это ваш кум Портела подсудобил вам такое прозвище.
— Совсем скоро начнем последнюю вылазку. — Эвандро останавливается посреди холла и со смехом снимает пенсне. — Враг взят в кольцо, сейчас мы его уничтожим.
— Подлое вероломство в высшей степени присуще природе человека, — доверительно сообщает ему Родриго.
— Вы так считаете?
— Да. Ведь это я назвал имя Морейры, когда вы с Портелой никак не могли отыскать подходящего по всем статьям генерала.
Я был членом делегации, которая явилась к нему и предложила баллотироваться…
— Я тоже там был. Афранио меня вынудил.
— … я прочел книгу, которую он мне прислал…
— Этого еще не хватало!
— … я завел интрижку с его дочерью — прелестное существо, жаль, пресновата немножко… Я стал другом дома, чуть ли не родственником. Исходя из всего вышеизложенного, хочу уведомить, что буду голосовать за генерала — во-первых, у меня хоть совесть будет чиста и спокойна, а во-вторых, не дам вам победить несчастного! Да, подлое вероломство, без сомнения, в высшей степени свойственно человеку.
— Хорош несчастный! Он уже сейчас распоряжается у нас в Академии, как у себя дома, и заявляет, что Бруно — ничтожество и дутая величина! Представьте, что он будет вытворять, когда станет академиком! Шутки в сторону: нам может не хватить вашего голоса. Родриго, одумайтесь! Родриго, вы поступаете против совести! Родриго, послушайте меня!..
Но Родриго непреклонно идет к секретариату.
— Изыди, сатана!
— «Прелестное существо»… «Пресновата немножко»… Идите, идите, расплачивайтесь за свои шашни! Об одном вас прошу: не заводите долгих романов, через четыре месяца мы будем избирать Фелисиано. Вам это известно?
