все реже, и наконец она почти забыла о нем.
И вот ей опять пришлось вжиматься в стену, мокрую от дождя и крови, стоять на узком карнизе, втискиваться в узкую щель под кроватью…
А она так надеялась, что все это ушло навсегда.
Оказывается, ужас все еще сидит в ней, дожидаясь случая напомнить о себе.
Занни встала с постели, босиком пробежала к умывальнику, сполоснула лицо и руки, пригладила волосы. Привычные движения успокоили ее. Она нашла на кресле в углу свою одежду и уже обувалась, когда дверь отворилась, и вошла сестра Жанна с подносом в руках.
— Доброе утро, — сказала Занни вполне искренне. Потому что сейчас нудная и докучливая сестра- воспитательница, Жанна-зануда, как за глаза звали ее девочки, была для Занни воплощением привычного мира, в который она спешила вернуться.
— Я думала, ты еще поспишь, — заметила сестра Жанна, ставя поднос на столик у кровати. — Позавтракай, но скоренько. Приехал старший инспектор Коэн. Он хочет поговорить с тобой.
Занни кивнула и спросила:
— Вы не знаете, Майка Касслера отпустили?
— Не знаю. Ешь, детка.
Булочка, кусочек масла, чашка какао; завтрак был не таким уж плотным. Времени на него ушло немного, и вскоре Занни под строгим присмотром все той же сестры Жанны вошла в комнату, где ожидал старший инспектор.
Поначалу Занни держалась настороженно: оказалось, что Майк еще в участке. Правда, Коэн заверил ее, что скоро его отпустят. Сам он был сегодня серьезен и настроен, казалось, решительно. Занни сразу заподозрила какую-то каверзу и оказалась права: судьба Майка ставилась в прямую зависимость от ее, Занни, поведения. Коэн хотел заключить с ней сделку.
Свое предложение он изложил в достаточно мягкой форме, и Занни даже не сразу сообразила, что ее упрямство будет угрожать и ей самой: Коэн как бы вскользь помянул исправительное заведение для малолетних. Все, что требовалось от Занни, чтобы не угодить туда, — вести себя разумно и не выкидывать больше фокусов, вроде вчерашнего. В таком случае Коэн готов был признать, что вчера не случилось ровным счетом ничего, что могло бы заинтересовать совет попечителей. Если же Занни попробует применить хоть один из своих обычных трюков — а ее характер прекрасно известен всем, кто давно ее знает, — Коэн лично употребит те меры, о которых упомянул, но без которых хотел бы обойтись.
— Ну-у, — протянула Занни, — вы меня совсем запугали.
— Разве можно тебя запугать? — усмехнулся Коэн.
Занни внимательно посмотрела на него. Похоже, ей удалось-таки допечь инспектора. Наконец-то он отбросил снисходительное сюсюканье и заговорил с нею, как со взрослой. Давно бы так!
— Хорошо, — сказала она спокойно. — С этой секунды я начинаю новую жизнь. Что я должна делать?
— Сейчас ты поедешь со мной к моим друзьям, — тем же тоном объявил Коэн. — Они приглашают тебя провести лето в их семье.
Занни вновь поглядела на инспектора, на сей раз с искренним удивлением. Она ожидала чего угодно, только не этого.
Впрочем… Занни тут же представила себе семейку, в которой ей предстоит провести лето: папа- полицейский, мама-полицейский, детки — сущие ангелочки, разве крылышек не хватает… И все вместе — ходят по струнке и поминутно козыряют. До полного комплекта остается добавить дедушку, отставного тюремного надзирателя, и добермана с кучей медалей. Словом, то же исправительное заведение, только на дому.
— Хорошо, — покладисто согласилась Занни. — Можно мне собрать вещи?
— Чуть попозже, — удержал ее Коэн. — Сестра, узнайте, пожалуйста, готовы ли документы?
Сестра Жанна ответила, что сейчас узнает, и вышла. Наступило молчание.
— Я все еще не теряю надежды, — сказал наконец Коэн, но уже другим тоном, — услышать от тебя, что случилось пять лет назад.
— Это тоже входит в условия? — спросила Занни.
— Нет, — покачал головой Коэн. — Но дело так и висит на моем отделе. Впрочем, даже если ты расскажешь, я все равно не смогу запротоколировать твои показания. — Он откровенно вздохнул. — Показания ребенка, да еще пять лет спустя, не считаются достоверными. Но если мне удастся хотя бы нащупать мотив убийств… — Коэн выжидательно замолчал.
— Личные счеты? — сказала Занни. — Это называется — личные счеты.
— Вендетта, что ли? — насторожился Коэн.
— Я не уверена, — откровенно призналась Занни. — Я знаю слишком мало…
Коэн напрягся:
— Но кто нападал? Ты их видела? Кто это был?
У Занни поплыла голова. Ей стало страшно.
— Темный человек….
— Негр?
Занни замотала головой.
— Нет… Не негр… Человек… совсем… Совсем без лица…
— В маске?.. В капроновом чулке?.. — настаивал Коэн.
— Не знаю я! — в отчаянии выкрикнула Занни.
Оно заплакала, и Коэн растерялся. Ему стало не по себе. Старший инспектор не привык бывать в таких ситуациях. Он заметил, что Занни нервно теребит серебряный браслетик. Ему вдруг вспомнилось, что он и раньше замечал, как неравнодушна Занни к украшениям. Колечки, браслетики, цепочки, и все из дешевенького, низкопробного серебра. Может, это неспроста? Может, Занни обвешивает себя серебром вовсе не ради невинного девчоночьего щегольства?.. Ох, не чисто здесь. Он всегда подозревал что-то подобное по отношению к Занни… А теперь вот еще какие-то типы без лиц… И девчонка зареветь готова. Это Занни-то!
— Ладно, — решил он, ожесточаясь, сколько его хватило. — Расскажешь как-нибудь потом, когда будешь в настроении.
Вошла сестра Жанна и протянула Коэну бумаги.
— Все в порядке, — сказал он, просмотрев их. Прокашлялся. — Занни, ты можешь идти собираться.
Занни как воспитанная девочка сделала книксен и послушно ушла.
Коэн посмотрел ей вслед.
— Вы не знаете, сестра, она не боится темноты? — спросил он.
— Она ничего не боится, — ответила сестра Жанна и поджала губы. — Она не боится ни Бога, ни…
Тут монахиня осеклась и перекрестилась.
— Шано! Шано! — донеслось от сборных домиков. — Обедать пора!
Девочка, лежавшая на камнях у моря, закрыла книгу. Вообще-то для обеда было еще рановато, но лучше поспешить: Ян-Поль и Самуэла не страдают отсутствием аппетита, их только подпусти к столу — мигом сметут все самое вкусное. Стол был накрыт в тени раскидистого платана, Франк и Самуэла уже сидели на своих местах, но тарелки перед ними были еще пусты, а Ян-Поль кричал из своей комнаты, что никак не может найти рубашку. Самуэла так же громко посоветовала ему поискать среди грязных носков.
Шано прошла в домик, сказав, что только помоет руки, бросила книгу на кровать, небрежно ополоснула ладони, подобрала в углу душевой скомканную рубашку и на обратном пути кинула ее Ян- Полю.
— Что сегодня на обед? — спросила она, опускаясь на походный складной стульчик. — Опять, наверное, макароны?
— Естественно, макароны, — подтвердила Самуэла. Она подняла крышку кастрюли и начала
