Книги!
– Ну это если он того захочет. – Арканастр вдруг посмотрел на Абраксаса. – Ты сам-то у него спрашивал?
– Он не глупец, чтобы отказаться от своего счастья! – торжественно провозгласил Аха. Он тоже смотрел на Абраксаса.
– Что-то я не слышу в твоем голосе уверенности. Не научился, значит, читать будущее? Я же говорю, только в игрушки тебе играть. Как ты был тогда сопляком, так им и остался. Так им и помрешь… Не желаю я с тобой больше разговаривать, тратить на тебя цветы своей селезенки, – сказал вдруг Арканастр другим тоном – спокойно и холодно. – Оставайся и подыхай! Наконец-то недолго тебе осталось.
Он оторвал от стола кулаки и, не отшвырнув, а просто чуть задев громоздкое кресло, которое, однако, отлетело в сторону так, будто оно было из воздуха, пошел к двери, которая как-то испуганно распахнулась пред ним, а когда он вышел, захлопнулась так, что все вздрогнуло, а с потолка что-то просыпалось.
– Я еще тебя переживу, неудачник! Ну и иди отсюда! Пошел ты… – заорал вслед ему Аха надтреснутым голоском. Арканастр даже не обернулся на его выкрик, хотя адрес, указанный в последней фразе, был явным грубым, площадным оскорблением – это Абраксас понял скорее по выражению, потому что слов таких он не знал. Спина мудреца, пока он шел по залу, выражала даже не презрение – она ничего не выражала, будто сзади ничего и не было.
Аха же еще долго и непонятно ругался в запертую дверь, пока голос его не сошел на нет, на какое-то бормотание и наконец не затих вовсе.
…Абраксас слушал без видимого проявления эмоций, просто сидел на своем стуле, прикрыв глаза. Все это его не касалось. Эти двое, кем бы они ни были, решали за него его судьбу? Пусть. Это были их, колдунов, внутренние разборки, которые его, простого смертного, не касались. Или касались, но он-то этого не хотел. Он для себя уже все решил…
Когда наконец все затихло, Абраксас открыл глаза и увидел, что Аха смотрит на него. Выглядел он еще более постаревшим, чем каких-нибудь полчаса назад.
– Знаю, знаю. Все знаю про тебя, – заговорил колдун так, словно ничего не было, словно никто здесь не появлялся, словно он продолжает прерванный разговор. – А тот малый, что пришел с вами? – продолжал колдун. – Скажешь, и он тебе тоже какой-нибудь родственник?
Абраксас не удивился. Он пожал плечами.
– Я его с собой не звал.
– Забавный он малый, – заметил Аха и даже захихикал. – Шустрый такой. Он тут ко мне уже заглядывал. Чем-то ты его сильно обидел, сынок. Он на тебя очень зол.
Абраксас снова пожал плечами и ничего не ответил.
– Я бы на твоем месте не держал при себе столь явного врага, – сказал старичок наставительно. – Хочешь, его завтра же тут не будет? Хочешь, а?
Абраксас молчал.
– Что-то ты, я вижу, не рад нашей встрече, – сварливо сказал колдун. – Впрочем, я знаю, как тебя расшевелить. – Он чуть сдвинулся и извлек откуда-то из-под себя большой ключ из киммерия с замысловато сложным узором выступов и бороздок. – Вот, сходи посмотри на свое наследство. – Рука, протягивающая ключ, заметно дрожала.
Абраксас взял ключ и выжидательно посмотрел на Аху. Аха махнул рукой в сторону двери, и дверь медленно раскрылась.
– Иди, иди, – устало махнул рукой старичок. Бодрость его иссякала прямо на глазах.
Абраксас снова пошел по пути, указываемому открывающимися дверями.
На этот раз они привели в подвал. Он спустился по лестнице ярдов на тридцать и увидел перед собой массивную решетку, в центре причудливого рисунка которой было размещено изображение сокола. Абраксас присмотрелся к нему и в крыле птицы нашел замочную скважину. Он вставил ключ и повернул.
С мелодичным звоном решетка разделилась на две части. Верхняя ее половина поползла в потолок, нижняя ушла в пол; металлический же сокол остался на прежнем месте, неизвестно на чем держась.
Абраксас обошел его и вступил в сокровищницу.
С первым его шагом вокруг стало светло, зажглись чудесным образом лампы и вспыхнули факелы. Первое, что увидел, в их мерцающем неровном свете Абраксас, была оскаленная морда золотого дракона с ярко горящими рубиновыми глазами. Дракон был размером с лошадь, правда, немного ниже ее и несколько длиннее; его когтистые лапы были расставлены в стороны, грива на тонкой шее развевалась, как будто ее трепал неощутимый ветер, и змеиный хвост кольцом загибался вокруг его левой задней ноги; по золотому телу шла инкрустация бирюзой, изображавшая чешую, а линию позвоночника отмечала полоса, набранная из одинаковых голубоватых жемчужин; когти были из сверкающего полированного киммерия.
С перезвоном, будто сотни музыкальных шкатулок, открылись стоящие вдоль стен сундуки. Абраксас подошел и, заглянув внутрь, увидел сияние драгоценных камней: сундуки были полны рубинов, агатов, сапфиров, изумрудов, самородных и уже ограненных под бриллианты алмазов, отсортированного по размерам, форме и цвету жемчуга. На полках, заглубленных в стены наподобие ниш, в безукоризненном порядке, как на прилавке ювелирной лавки, разложены были те же камни, но уже вставленные в изумительные по красоте и ценности изделия.
Абраксас взял в руки диадему, которую впору надевать самой Императрице, подивился тончайшей работе и подумал, что за стоимость всего лишь трех крупных изумрудов из этой диадемы, украшающих передний зубец, можно было бы выкупить не одно имение, подобное тому, каким владел сейчас род князей Ахеа, и с горечью вспомнил это единственное село – зажиточное по тамошним меркам, но нищее по сравнению с селами центральных и юго-западных губерний Империи; впрочем, у многих окрестных князьков во владении и вовсе были деревеньки, но ведь те князьки и не мечтали о королевской короне, а предки Ахеа по прямой были королями Товьяра!.. А того, что хранилось в этой сокровищнице, хватило бы для того, чтобы скупить пол-Империи, а уж на то, чтобы организовать настоящую войну и пройти по Империи не в потешном шествии, прикрываемом чарами серебристых плащей, а настоящей армией, вооруженной не магией, а мечами, пушками и аркебузами, хватило бы и десятой части…
