Он поставил диадему на место, поправил, чтобы она лежала на нежно-сиреневом бархате точно так, как раньше. Его взгляд привлек сложенный из пудовых золотых слитков-кирпичей колодец, доверху заполненный ювелирной мелочью, сверкающей в переменчивом свете ламп. Абраксас задумчиво запустил руку в колодец, зачерпнул не глядя. В пригоршню попало несколько колец, одинокая серьга, какие-то подвески, сияющие бриллиантовой радугой; с пальцев свешивалось, покачиваясь, ожерелье из жемчуга и шпинели. Абраксас наклонил ладонь, глядя, как драгоценности скользнули обратно в колодец.
Он еще раз обвел взглядом несметные богатства и пошел к выходу, чуть не ударившись грудью о висящего без опоры сокола. Светильники в сокровищнице сразу начали меркнуть. Абраксас повернул в замке ключ и, не дожидаясь, пока створки решетки сомкнутся, стал подниматься по лестнице.
…Аху он не видел полчаса, вряд ли много больше, но старик за это время изменился почти неузнаваемо – сейчас он больше напоминал ожившую мумию: на побледневшем, даже позеленевшем лице выделялись совершенно птичьи черные глаза.
– Быстро же ты вернулся, – просипел старик.
Юная прелестная прислужница поднесла к его губам питье; контраст был ужасающий – цветущий лик жизни и пергамент смерти; Абраксас отвел глаза.
– Неужели не понравилось? – продолжал Аха.
– Я не девица, чтобы ахать при виде нитки бус, – неохотно ответил Абраксас.
– Трудный у тебя характер, – пожаловался старик. – Когда я тянул тебя сюда – ты сопротивлялся, сейчас опять недоволен… Лед в твоей крови, что ли?
Абраксас пожал плечами.
Он протянул старику ключ, но тот отказался его взять:
– Нет, сынок, это все твое. И еще Книга… Она тоже твоя.
– Книга? – бесстрастно переспросил Абраксас.
– Посмотри вправо.
Справа открылась дверь в соседнюю комнату. Это был кабинет, если судить по книжным шкафам, большому глобусу, стоящему в углу комнаты; у окна стоял резной аналой, на котором лежала огромная книга, закрытая сейчас на три небольших замка.
– Бери ее, – сказал старик. – И возьми ключи. Никому не давай их в руки. Читай сам, в одиночестве. Там – все. – Голос его при этом торжественно задрожал.
Абраксас безразлично пожал плечами. Он поднял увесистый том, сдвинул его, чтобы было удобнее нести, взял под мышку; ключи он положил в кармашек.
– Иди, – произнес старик совсем уже тающим голосом. – А мне надо отдохнуть… И Абраксас ушел.
Он вернулся в отведенное ему крыло и обнаружил, что Аойда не одна.
Пройт сидел вместе с ней на веранде, и они играли в шашки, словно где-нибудь на загородной вилле.
– Что он здесь делает? – спросил Абраксас недовольно, давая наконец волю накопившемуся раздражению.
– У меня нет слуг, которые могли бы выставить из моих комнат нежелательных гостей, – с раздражением ответила Аойда. – Должна же я проводить как-то время с гостем… Пройт нагло ухмыльнулся.
Абраксас бросил книгу на стол в комнате, потряс, как колокольчиком, связкой из трех ключиков от ее замков. Мигом к нему подпорхнула перепуганная служанка.
– Я желаю, – сказал Абраксас, – чтобы этот господин не приближался к моей жене ближе чем на сто ярдов.
Девушка низко склонилась перед Абраксасом. Пройт по-прежнему ухмылялся, а когда служанка подошла к нему и с поклоном жестами пригласила его выйти, он только покачал головой и ответил:
– Нет, дорогая.
Абраксас мрачно наблюдал.
Девушка не задумалась ни на секунду. Она свистнула в какой-то еле слышный свисток, который достала из складок полупрозрачных одежд, и в комнате неведомо откуда появилось еще с полдюжины девиц. Они мгновенно облепили Пройта и повлекли его к выходу. Разъяренный Пройт попробовал отбиваться, но это оказалось невозможно. Посмеивающиеся и в то же время вполне серьезные хрупкие девушки, в своих одеяниях больше напоминающие нимф, с настойчивостью мегер волокли его к лестнице буквально на своих плечах.
Первая прислужница вернулась и склонилась перед Абраксасом в почтительном поклоне.
– Чудесно, – по-прежнему мрачно сказал Абраксас. – А теперь, милочка, я хочу, чтобы вы усвоили: я не желаю, чтобы в мои покои кто-то входил без моего зова и ведома. Это касается и служанок…
Девушка низко склонилась и поспешно покинула комнату.
Аойда смотрела на него тревожно.
– Ты сердишься, потому что я разговаривала с Пройтом? – спросила она на всякий случай.
– Он тебя развлекает?
– Нет.
– Значит, и нечего о нем говорить, – сказал Абраксас, почти падая в кресло.
Аойда присела на скамеечку у его ног.
