всего, если партнер выберет «орел-орел-орел». Тогда я ставлю на «решка-орел-орел» – и выигрываю в семи случаях из восьми. – Он победно посмотрел на Менкара и опять усмехнулся: – Как видишь, никакой «системы», элементарный расчет. Я это сообразил, еще когда пацаном следил, как мой благовоспитанный папашка дуется в чет-нечет с приятелями. А в Университете узнал, что не я все это придумал, что это называется «теория вероятности» и что с ее помощью можно вполне облапошивать простаков не только в чет-нечет. Так что за Столбы не меня надо было высылать, а того парня, который все это придумал. Не помню, как его там звали, но все равно он давно помер. Я просто приложил его теорию к практике, вот и все… Хочешь, могу набросать тебе схемку, – предложил он.
Менкар хмыкнул. Как же, не помнит он. Это была еще одна маленькая хитрость развеселого парня. Менкар сразу понял, что такого слова, как «не помню», для Аподиса не существует. Его память, когда это надо, была на удивление цепкой. Только он это не то чтобы скрывал, но не демонстрировал нарочно. И была она также весьма избирательна: когда надо, Аподис мог запомнить с одного взгляда целые страницы любого текста или самую извилистую дорогу или что-то еще – например, образцы почерка: если раз он уже писал каким-то почерком, второй раз ему уже не надо было заглядывать в прописи… Что же касалось вопросов дисциплины и других условностей или наставлений, показавшихся Аподису необязательными к исполнению, то они с легкостью влетали ему в одно ухо и столь же легко вылетали из другого, не оставляя в занятой, видимо, более серьезными вещами памяти ни малейшего следа. Ополоснув лицо, Менкар прошел к шкафчику и, вернувшись, положил перед Аподисом письменные принадлежности.
– Схемку набросать? – спросил Аподис.
– Письмо пиши. – Менкар раскрыл купленную позавчера тетрадку-пропись с образцами каллиграфических почерков и ткнул пальцем в нужную страницу: – Вот так. – Он добавил листочек с приготовленным текстом: – Вот это.
Это письмо Менкар мог написать без помощи Аподиса, но почерк у него оставлял желать лучшего, а требовалось изобразить нечто изящное и приятное глазу – князь все-таки читать будет. Аподису же изобразить любой почерк было парой пустяков, правда, за ним нужен был глаз да глаз: по привычке он мог сбиться на таласское правописание.
Аподис не возражал. Он попробовал перо, покритиковал чернила, на черновом листе, приноравливаясь, несколько раз написал алфавит. Потом здесь же попробовал писать текст письма.
Менкар, чтобы не заглядывать ему под руку и не мешать жадным вниманием, отошел к окну.
Аподис дописал черновик, помахал в воздухе, просушивая чернила.
Менкар подошел и посмотрел, сравнивая с образцом из прописи.
– Ладно, – наконец одобрил он. – Пусть будет так.
– Что значит – пусть так? – почти оскорбленно воскликнул Аподис. – Я и вот так кучеряво могу изобразить. – Он ткнул пальцем в другую страницу.
– Таким почерком будешь любовные записки строчить. Какой-нибудь барышне из простеньких, – возразил Менкар. – А мне, пожалуйста, пиши строго и прилично.
Аподис взял лист хорошей бумаги и строго и прилично вывел:
«Ваше сиятельство…»
– Постой, – засомневался Менкар. – А он точно «сиятельство»? Как-никак, а все-таки отец Князя- Сенешаля. Может, он уже «ваше высочество»?
– Газеты надо читать, – не поднимая головы, сказал Аподис. – В сегодняшней газете его четко и недвусмысленно титулуют «сиятельством».
Через полчаса Аподис закончил письмо и без напоминания надписал конверт. Менкар придирчиво проверил и поблагодарил.
– Как же, как же, – рассмеялся Аподис. – Отделаешься ты от м$ня такой благодарностью! За спасибо пусть кони пашут. Мне кое-что другое требуется.
– Навоза мешок? – безразлично спросил Менкар. – Или луну с неба?
– Почти. – Аподиса не так-то легко было сбить с панталыку. – Я тебя в Таласе в бордель сводил? Долг платежом красен. Веди меня в Жасминовую аллею.
Менкар присвистнул. Он не удивился, что проныра Аподис узнал место расположения того, что в Таласе называлось просто и незатейливо «лунным кварталом», а в любом городе Империи именовалось «цветочной аллеей». В каждом городе их было несколько, в зависимости от достатка клиентуры различающихся по сортам, и Аподис умудрился назвать самый привилегированный. Менкар даже догадался примерно почему.
– Ишь куда захотел! – возмутился он. – Губа у тебя, однако, не дура. Ты представляешь, сколько это стоит?
Аподис представлял.
– Меньше, чем одна из твоих самых маленьких жемчужин, – сказал он.
– Мои жемчужины, между прочим, казенные, – проворчал Менкар, но встретив ехидную ухмылку напарника, привел последний аргумент. – Да кому ты там нужен со своей небритой мордой! В Жасминовую аллею только самую чистую публику пускают.
– Я ведь в Таласе тебя тоже не к блядям подзаборным водил, – сделал вид, что обиделся, Аподис. – Бордели были вполне приличные, и Главному Гильдеру не стыдно такие навестить. И, кстати, может, я туда как раз по казенной надобности и иду, ты почем знаешь?
«Жетончик свой тогда не забудь», – мысленно пробурчал Менкар. В напоминании об этом вслух Аподис не нуждался.
Всю дорогу он крутил свой киммериевый пароль в пальцах, словно в задумчивости, и, сам того не замечая, проделывал с ним разные фокусы, что чуть раздражало Менкара.
Нанятый у гостиницы извозчик долго вез их по тихим улочкам чистой окраины Столицы, пока не свернул на улицу, где в тенистых садах стояли двух– и трехэтажные дома загородного вида с просторными стекленными верандами, флигельками и прочими надстройками, утопающие в зелени, и объявил:
