— ЧТО ЭТО?!
А собственно — ничего особенного. Перед нами «Слово о полку Игореве», переделанное в «Задонщину». Неудачный вариант описания Куликовой битвы, «высосанный» из «Слова о полку Игореве». Банальная подтасовка, бездарная переделка. Думаем, не нужно особо доказывать, что любой уважающий себя летописец не сел бы по собственной инициативе потрошить «Слово о полку Игореве». Пожалуй, совесть бы не позволила. А вот если это заказ? Спланированная акция? Часть единого большого плана…
Правда, как нетрудно заметить, церковный служащий, которому поручили «переделку», не обладал природными задатками к литературе. Поэтому такие красивые и поэтичные строки, как: «Тут пир окончили храбрые русичи: сватов напоили, и сами полегли на землю Русскую. Никнет трава от жалости, а дерево от печали к земле приклонилось», превратились в отчет патологоанатома: «…каркают над трупами человеческими, страшно и жалостно было это слышать тогда; и трава кровью залита была, а деревья от печали к земле склонились».
Корявый язык «Задонщины» по современным меркам соответствует стилю тракториста-двоечника, тем не менее это не мешает литературоведам находить здесь «спирально-круговые композиции былинного сказания-песни».
С остальным не лучше. Если в «Слове» «Днепр пробил каменные горы», имеются в виду знаменитые Днепровские пороги, то в «Задонщине» Дону также приписаны камнерыльные способности, хотя в реальности подобных «камней» на Дону просто не существует.
В «Задонщине» предприняты робкие попытки подвести под произведение церковную тематику. «Олегово храброе гнездо» из «Слова» в «Задонщине» превращается в гнездо Владимира Киевского. С чего- то вдруг Дмитрий Донской, потомок Рюрика елейным голосом вспоминает: «…гнездо мы великого князя Владимира Киевского!» А потому что Владимир — креститель Руси. Значит, Донской в угоду церковникам обязан забыть настоящего своего прародителя Рюрика. По мнению церковников, это очень красит Донского. А по нашему — не очень.
Самое начало текста «Задонщины» украшают грандиозные антропологические исследования, главный вывод которых заключается в том, что «православный русский народ берет свое начало от сына Ноева — Афета».
Думаем, впоследствии, в виду того что иудейское происхождение русского народа, очевидно, обрадовало не всех, «Задонщина» некоторое время не фигурировала среди письменных источников. Возможно, считалась неудачным проектом. Тем не менее из-за скудности фактуры «Задонщине» со временем была присвоена почетная степень «торжественной, героической песни победителям несметной мамаевой орды». С тех пор «игоревское» происхождение «Задонщины» завуалировали, и она пошла как самостоятельное произведение героического эпоса.
Итак, первоначальная версия истории Руси XII–XIV веков отражалась в двух произведениях:
1. «Слово о полку Игореве», описывающее реальный поход Новгород-Северского князя на половцев.
2. Произведение, настоящего названия которого мы никогда не узнаем. Гораздо позднее оно было переделано в «Сказание о Мамаевом побоище», но на тот период существовало в своем первоначальном виде.
Речь идет о том варианте «Сказания», в котором Мамаевыми богами оказались Велес и Хорс. Невозможно сегодня восстановить точную дату и настоящих участников события, описываемого в изначальном произведении, но отдельные его участки весьма наглядно демонстрируют внутреннюю усобицу Руси, имеющую религиозные корни.
Это как раз тот случай, когда бьются «наши с русскими». Возможно, речь идет о битве «на Кулишках» в Подмосковье, версию о которой выдвинули Носовский и Фоменко. Это, кстати, полностью объясняет, почему на древних гравюрах, изображающих Куликовскую битву, обе враждующие стороны одеты в русские доспехи.
Собственно, это еще не «вариант» истории, склепанный хронистами. Это то, что происходило на самом деле. Варианты до определенной поры не требовались. Но со временем потребность в «варианте» возникла. Елейные рассказы о блаженстве, снисходящем на людей, принявших крещение, неминуемо натыкались на воспоминания о зверствах «блаженных», творимых с русским народом во времена насаждения крещения. Поскольку «запретить» воспоминания не представлялось возможным, был изобретен уникальный метод — операция под кодовым названием «Это не мы!».
Если кто-то сомневается, что люди способны на такие поступки, пусть зайдет в комнату к своим детям, положит на стол сникерс и строго скажет: «Разрешаю съесть только после обеда!» Потом, через 10 минут, когда он обнаружит пустую обертку от сникерса, поинтересуется у своих детей: кто его съел? Можете не сомневаться, ответ будет однозначным:
— ЭТО НЕ МЫ!
Через много лет, когда боль от гражданской войны в памяти народной начала утихать, «крестителей» стали идеализировать. Самый первый из них — Владимир Красно Солнышко, оказалось, все свои гнусности творил, пока не окрестился, а потом стал непогрешимым и равноапостольным. Но повторить данный фокус со всеми подряд не представлялось возможным. Поэтому и возник первый гениальный план из серии «а это не мы!».
Первыми негодяями, зверями и нелюдьми, которые регулярно мучили святую Русь, назначили половцев. О «крестителях» же теперь говорилось иначе:
«Прекрасен обликом и чист душою, совершенен умом, поборник благочестия, жизни украшение, предков достоинство. Обеты, принятые в святом крещении в чистоте сохранил, сберег сердце свое от помысла греховного, словно в чертоге в чистом теле. Праздных бесед не вел и непристойных слов не любил. Злонравных людей избегал, а с добродетельными всегда беседовал. Священное Писание с умилением слушал, о церквях божьих усердно заботился. Душу свою чистую и непорочную в жертву Господу своему принес. Ангелы душу его на небеса со славой вознесли!»
Таким образом «крестители» от зверств крещения открестились. Но «половецкая» версия нуждалась в каких-либо ощутимых и широкодоступных представлениях. Обычно организовывать подобные вещи поручают департаментам культуры и образования. Но поскольку в те времена их еще не изобрели, эту «почетную» миссию пришлось выполнять литературно-историческим писаниям.
Согласно плану, все половецкие зверствования должны были укладываться в период с 1185 по 1380 годы. Поэтому версия, которую теперь уже заслуженно можно обозначить как первичную, сначала ограничивалась двумя произведениями:
1. «Слово о полку Игореве», где сила половецкая на Калке реально победила русские войска.
2. «Слово о полку Игореве», переделанное в «Задонщину», где великий князь Дмитрий Иванович в битве на Дону положил конец половецким страстям.
Обратите внимание на само название произведения «Задонщина». Название свидетельствует лишь о битве на Дону. Если бы произведение посвящалось Куликовской битве, то название было бы другое, например, «Куликовщина», но ни о каком Куликовском поле автор «Задонщины» не слышал. На тот момент, когда автор «высасывал» «Задонщину», Куликовское поле еще не изобрели.
Понятно, что всего двух произведений было явно недостаточно. Причем второе, «Задонщина», не соответствовало никаким критериям и не могло играть ведущую роль. Поэтому версия стала обрастать новыми подробностями, детализироваться. Появлялись свежие герои. Усиливалась ведущая и освободительная роль христианской церкви.
Тем не менее новые произведения, где имелось упоминание о битве на Дону, например «Слово о житии и о преставлении князя Дмитрия Ивановича, царя Русского», в единую линию вписывались слабо. Кровожадное лицо нехороших половцев рекламировали вяло. К тому же «Слово» кишело совершенно вредными (ведическими) подробностями.
Вот тут была произведена кардинальная переделка не известного нам произведения, которое ныне представлено как «Сказание о Мамаевом побоище». Здесь уже во всех подробностях появляются Пересвет с Челубеем. Сражение с берегов Дона переносится на Куликово поле к речке Непрядве. И красной нитью через все произведение протягивается направляющая и руководящая роль Православной церкви, не глядя,
