никак не могу довериться ему до конца, хотя сама же говорила – снявши голову… Мне порукой лишь его клятвенные заверения, поддержанные общей странноватостью. Да еще линии на ладони, на счастье или на беду сложенные в заветное слово «Любовь» – именно так, с большой буквы. Или даже «ЛЮБОВЬ», где все буквы заглавные…
Я забралась в лодку. Кукушонок, стоя на корме, вывел ее из лабиринта скальных обломков на чистую воду. Затем перелез на банку и взялся за весла, а меня посадил на руль. Парень отмалчивался и смотрел мимо – обижался. Я решила что извинюсь, когда мы вылезем на берег.
Странный сон мне сегодня снился. Странный. Опять я находилась в теле мантикора, опять видела собственный труп как бы его глазами… А может, без «как бы»? Может, так оно и было? Может, это не фантазии, а воспоминания – воспоминания о тех провалившихся в ничто четырех сутках в мертвом озере? Во сне был Амаргин, и еще там был Вран… не кто-нибудь – сам Вран, волшебник с
И что означали его слова «Дракон побеждает?» Это он мантикора назвал драконом? Почему бы и нет, мой подопечный такой же дракон как и мантикор. Или это и впрямь его имя?.. И как он может побеждать, если он спит? И кто такой «малыш» и чего он не замечает? И почему «его шанс валяется в воде», при этом Амаргин явно указывал на меня, то есть, на мое пустое тело. Может, «малыш» – это все-таки я? Вран иногда называл так тех, к кому относился покровительственно, а пару раз, в хорошем настроении, удостаивал этим ласковым словечком и меня. Я частенько слышала, как он называет «малышом» своего брата.
Вот! Я вздрогнула так, что выпустила руль и лодочка вильнула. Кукушонок смерил меня недовольным взглядом, но рта не раскрыл. И слава небесам.
Малыш – это Ирис! «Дракон побеждает, а Малыш не замечает этого» – так сказал Вран. А я – его шанс. Шанс Малыша. Так сказал Амаргин. Я стиснула кулаки. Ну, злобное чудовище, Амаргинище! Дай только до тебя добраться! Душу вытрясу. Ты что-то знаешь о Ирисе, но умалчиваешь, мерзогнусный издевательский предатель! Почему-то тебе выгодно, чтобы я сидела одна на острове и думала, что Ирис про меня забыл. А он не забыл! Не забыл ведь, правда?! Отвечай, негодяй магический!
Да, но тогда получается, что Дракон – мой враг. Раз он побеждает во вред Ирису. И кого он побеждает – меня, что ли? Может, он нашел таинственный способ забираться мне в голову?.. Хотя пока все выглядит так, что это я забираюсь ему в голову… Ничего не понимаю.
Я нахмурилась. Мне категорически не хотелось думать о прикованном в мрачной пещере несчастном существе как о враге. Нет. Здесь что-то не так. Дракон, наверное, пытается использовать меня чтобы освободиться… ну, я бы, на его месте, повела себя точно так же. Надо все-таки выяснить, за какие грехи он там прикован. И что он за тварь такая.
Нет, Амаргин, теперь-то ты обычной своей болтовней не отделаешься. Я клещом в тебя вцеплюсь. Я в тебе дырку проем. Сквозную.
В шум ветра и скрип уключин вплелся новый звук. Вернее целый каскад благозвучных аккордов – малиновая леденцовая россыпь на тягуче-медовом золотом фоне. Мы шли уже под стенами города, и там, за этими стенами, вовсю трезвонили колокола.
Лодочка развернулась и стукнулась боком о причал. Кукушонок выпрыгнул на доски. Помог мне выбраться.
– Обожди, – сказал он. – Весла отнесу…
Два быка волокли вверх по пологому дощатому настилу груженую телегу, а паром тем временем тянулся к противоположному берегу. На том причале, тающем в солнечном мареве, его уже ждали. Там происходила какая-то суета, двигались пестрые фигурки, виднелось множество повозок и фургонов. Несколько лодок сновали поперек реки. Должно быть, паром в одиночку не справлялся.
Кукушонок вернулся и я взяла его за руку.
– Не сердись. Пожалуйста. Мне ведь и вправду очень дорога эта свирель.
– Да ну тебя, – он поморщился. – Как маленькая, ей-Богу.
– Ратери…
– Все, замяли. Пошли.
Мы поднялись к дороге и остановились у обочины. На дороге было очень людно, у ворот образовался затор. И побольше, чем в прошлые разы.
– Ты бы это… спрятала бы куда-нить свой кошель, – покосился на меня Кукушонок. – Болтается на радость ворью.
– Что здесь происходит?
– Святая Невена, покровительница Амалеры. Праздник. Вечером большое гуляние будет и на лодках катание. По воде «огневое колесо» запустят. В городе сейчас не протолкнуться. Спрячь кошель-то.
– Куда, за пазуху? Давай я тебе его отдам на сохранение. Ты у нас человек тертый, городской…
– И то мысль.
Я отдала ему кошель, предварительно вытащив из него свирельку. Свирельку же засунула в рукав, а потом сняла пояс и намотала его на запястье, чтобы сокровище случаем не выпало. Ратер упрятал кошель под рубаху.
– Так-то лучше, – сказал он. – Все ближе к телу.
И мы пошли в город.
У ворот повозки просто стеной стояли, там опять что-то застряло. Толпа азартно суетилась и переругивалась, у всех было праздничное настроение. Бочком, бочком мы просочились мимо затора.
Сперва навестили «Трех голубок», и были приятно удивлены тем, что хозяйка не сдала нашу комнату, не смотря на большой наплыв гостей в городе. «Комната оплачена, – заявила эта добрая женщина, – Значит, я буду держать ее пустой, пока срок вашей оплаты не выйдет. Гораздо выгоднее сохранять старых клиентов, чем гоняться за новыми.» Мне понравилась такое ведение дел, и я велела Кукушонку оплатить комнату на неделю вперед. Теперь я в любой момент могу остаться в городе и у меня будет здесь что-то вроде нормального человеческого дома.
Потом мы отправились на ярмарку. За приземистой круглой башней с пристроенным к ней длинным двухэтажным зданием, открывалась большая площадь, ступенями восходящая вверх, к кварталам Западной Чати. Она была похожа на таз с кипящим вареньем – такая же бурлящая, заманчивая, обещающая бездну удовольствий. И немножко опасная – все-таки целый таз кипящего варенья! Да и ос, и разных кусачих мух тут наверное хватало. Ну, то есть, всяких темных личностей, слетающихся на все, что плохо лежит. Правильно я отдала кошелек Ратеру.
Толпа гуляющих, приезжих и местных, разделялась на узкие рукава и вливалась в торговые ряды. Здесь продавали продукты. Обилие красок, море запахов. Сыры, мед, масло, вино, разные овощи. Очень много рыбы, и даже какая-то необыкновенная морская живность устрашающего вида. Трудно представить, что такое едят. Такое само кого хочешь съест. Этот ряд благоухал особенно остро. Мы с Ратером прошли по касательной, не давая себя увлечь бурному течению.
Мука, крупы, хлеб. Мимо. То есть, это, конечно, надо бы купить, но не сейчас. Завтра, например. А сегодня мы потратим пару четвертинок на пирожки с ливером и вареньем. Сегодня мы праздно прогуливаемся и рассматриваем все это изобилие.
Посуда. Гончарный ряд, медники, жестянщики. Дорогая посуда из стекла, и еще более дорогая – из хрусталя.
Издали колет глаз блеск самоцветов – мы с Ратером понимающе переглянулись. С эдаким снисхождением подошли полюбопытствовать.
Серебро из Иреи, страны огнепоклонников – черное, зеркальное, и белое, мягкое как масло, и, как убеждал нас продавец, заживляющее раны, если положить его на оные. Золото всех сортов – красное, желтое, зеленое. Кораллы. Голубая бирюза, по легендам – кости умерших богов.
А вот странный, похожий на полированное железо, камень. Если верить россказням все того же продавца, затворяющий кровь. Родной янтарь с побережий Полуночного моря. Розовый халцедон, извлекаемый из желудка ласточки, где он зарождается и растет как жемчужина в теле моллюска. Да, конечно, и сам жемчуг. Что за уважающий себя ювелирный ряд без жемчуга? Всех цветов и форм, морской и речной, и даже фигурный, уродливый, и потому тем более дорогой.
