И я узнала этот смех.
Черт, а я еще удивлялась – кто это такой храбрый кинулся сражаться с ужасным чудовищем один на один? Ну кто, а? Ну кто еще может бросить свою свиту, растерять собак, забыть о недавнем покушении, ночь и часть дня мотаться по лесу, ориентируясь только на сбивчивый рассказ перепуганного слуги, лишиться в битве копья, меча, лошади и едва ли не жизни – и в итоге хохотать доупаду над бессильным гневом чудовища?
В третий раз я не узнала ее… Но лицо рассматривать мне до этого момента некогда было, а волосы ее роскошные намокли и прилипли к спине. А теперь я и венчик серебряный разглядела – блестит поперек лба, зайчики пускает. Босая… так и понеслась без сапог, красота моя несравненная. Интересно, она вообще заметила, что в нее стреляли? Вообще кто-нибудь это заметил кроме нас с Ратером? А то ведь поди докажи…
Ну, убить Эрайна я ей не позволю. Хотя, ей вроде бы нечем это сделать… если она не вздумает откопать меч. Может, пока она над мантикором издевается, потихоньку подкрасться, разворошить песок и уволочь этот меч подальше?
Мораг, продолжая смеяться, бесстрашно подошла к рычащему, извивающемуся в щели чудовищу настолько близко, что ее окропил песок, взлетающий под неистовыми ударами хвоста. Одежда у нее на боку была разодрана и маслянисто блестела, а белый рукав с внутренней стороны напитался красным. Но ее мало заботил разодранный бок. Она веселилась. Она стояла перед совершенно осатаневшим чудовищем, капала кровью на землю, тыкала в чудовище пальцем, делала руками неприличные жесты, хлопала себя по коленям и хохотала, а Эрайн трепыхался в своей щели, выл, шипел, клацал зубами, и не мог достать ее ни лапой, ни рукой, ни хвостом, а плюнуть, наверное, не догадался.
Дело в том, что он изо всех сил рвался вперед, хотя, наверное, стоило бы попытаться выползти из ловушки задом… а ведь он скоро поймет, в чем тут загвоздка. Ой-ей, что тогда будет! Я попыталась окликнуть принцессу, но во рту у меня пересохло.
Надо уходить. И уводить ее. Сейчас же. Сейчас же!
Мораг наконец перестала смеяться и сказала мантикору что-то неслышное. А затем шагнула вплотную, снизу вверх выкидывая руку, и в руке у нее блеснул кинжал.
Это ли было ошибкой или то, что она отвлеклась на мой отчаянный визг – не знаю. Эрайн рывком откинул голову, словно норовистая лошадь, я даже на долю мгновения растерялась – подставляет горло?.. Но тут голова его резко клюнула вперед, чудом не впаявшись лбом в каменный край – волосы-лезвия взлетели блистающим полукругом и наотмашь шаркнули Мораг по лицу.
Ее завертело на месте и отшвырнуло прочь.
Она совершила какой-то нелепый пируэт, с воплем зажав лицо ладонями, ничком грянулась на отмель, перевернулась на бок и забилась, как рыба на сковороде.
Когда я снова начала отдавать себе отчет в происходящем, оказалось, что ноги сами собой несут меня по отмели, а пересохшее горло давится криком:
– Морааааааг!
Скорченная фигура, держась одной рукой за лицо, другой шарила вокруг себя, как будто что-то искала. Изрытый, истоптанный песок пятнали багровые полосы, они все расплывались и расплывались…
– Мораг!
Она шарахнулась от моего голоса, неловко села набок, окровавленная рука цапнула пустые ножны.
– Кто? – хрипло, отрывисто.
Правая ладонь придерживала кровавую кашу на месте лица, меж пальцами тек кисель. Она заговорила – зубы белой костью блеснули в этом болоте… ой, мама!
– Мораг, принцесса… я помогу тебе, слышишь? Надо уходить, Малыш сейчас разнесет ловушку.
– Ничего не вижу… Каррахна, дерьмо, не вижу ничего!
Еще бы. Еще бы ты что-то видела. Я оглянулась на чудовище. Эрайн выл и дергался. Каменная глыба подозрительно покачивалась.
– Позволь, я дотронусь до тебя…– Я коснулась плеча принцессы, липкая рука тотчас сцапала мое запястье. – Пойдем. Пойдем скорее отсюда.
– …!!! – рявкнула принцесса. Я и слов таких не знала, но все равно поперхнулась.
Она кое-как поднялась, шатаясь, вся мокрая, в песке, в кровище… Я перекинула ее руку себе на плечи; тяжелый от крови рукав мазнул меня по лбу, черт, бок, которым она ко мне повернулась, тоже оказался раненным, но времени нет, надо идти, скорее, скорее, подальше отсюда, подальше от этого чудовища, оно сейчас выскочит, ой-ей, от нас тогда костей не соберешь…
– Сейчас, сейчас… – Зачем-то я поволокла ее через мелкую речку, мимо сверкающего голыми ребрами лошадиного трупа, над которым уже вились слепни, на пологий берег, откуда она прискакала. – Потерпи немножко, сейчас все будет хорошо… Все будет хорошо…
– Заткнись, …!!!
Я заткнулась.
Сначала по воде, потом на бережок, за деревья – мне хотелось как можно быстрее исчезнуть с эрайновых глаз. Пальцы принцессы стиснули плечо мое так, что оно онемело. Синяки будут. Правой рукой я обняла ее за талию, левой пыталась зажать рану на боку. В рукав текло – горячее, тягучее, словно смола с дерева. Принцесса молчала, только дышала со свистом сквозь зубы и постоянно сплевывала. Опять я вся вымажусь ее кровью… судьба у меня такая, что ли?
Ой, да что я – синяки, вымажусь… Он же ее по лицу шаркнул! По лицу! По глазам!
Нужна вода, промыть, посмотреть, что там уцелело, о небо, в этой каше… Искоса взглянула снизу вверх – каша и есть, месиво, облепленное песком, оклеенное паклей волос, растопыренная принцессина пятерня прикипела накрепко, словно только она и удерживает воедино глаза, брови, нос и скулы, что там еще… приоткрытая щель рта, и язык – розовый, мама, розовый в исчерна-багровой каше язычок то и дело слизывает затекающую в рот кровь. Слизывает и сплевывает. Слизывает и сплевывает.
Сосны сменились ельником, темным, густым. Ельник – это хорошо, сквозь ельник ничего не разглядеть. Если только мантикор не умеет ходить по следу. Тогда он нас найдет, от нас кровищей, наверное, за милю разит. И что на него нашло? Совсем ошалел как проснулся, будто подменили парня… Чудовище. Бешеное, кровожадное чудовище!
