отчетливо выделялся в слабом свете лампы. Странное дело, она совершенно не шевелилась. Миссис Хендерсон была достаточно близко и сумела разглядеть все детали ее костюма. Мне она описала его следующим образом: «Во всех малейших деталях он похож на портрет из галереи». Она добавила потом, что имеет в виду картину, которая именуется портретом маркизы де Бренвийе.
Меня вначале удивило, что миссис Хендерсон нашла в этом нечто странное. Ведь она, конечно, знала, что Эдит и Люси отправились в тот вечер на бал-маскарад. И даже если ей не было известно, каковы их костюмы, было бы совершенно естественно, что, увидев женщину, она тут же вспомнила об Эдит и Люси. Она действительно признала, что должна была бы подумать о них. Но я хочу обратить ваше внимание на то, из-за чего она не вспомнила о них, а также из-за чего вся сцена сразу показалась ей «странной» – на выражение лица дяди. Она отчетливо видела его лицо, так как он сидел как раз под лампой, и лицо выражало страх…
Наступила пауза, во время которой четверо мужчин могли слышать сквозь раскрытое окно шорох ветра в деревьях.
– Но послушай, Марк, – стараясь не выдать своего волнения, произнес Стивенс, – миссис Хендерсон не описывала женщину подробно? Например, была она блондинкой или брюнеткой?
– В том то все и дело, – ответил Марк. – Миссис Хендерсон не смогла сказать мне даже этого. Кажется, голову женщины закрывала вуаль, которая скрывала волосы и спускалась на спину до края четырехугольного декольте. Разумеется, все впечатления миссис Хендерсон были быстрыми, даже мгновенными. Она также нашла, что было нечто ненормальное в шее женщины. Я долго бился, требуя, чтобы она уточнила свое впечатление, и только спустя несколько дней миссис Хендерсон выложила мне причину своего удивления: ей показалось, что шея была не полностью прикреплена к плечам.
Глава VIII
– Великий Боже! – испуганно воскликнул Хендерсон, – Она мне этого не говорила!
– Но у нее были на то причины! – бросил Партингтон. – Марк, старина, ты извини, но мне иногда хочется как следует стукнуть тебя, только чтобы наконец прекратить этот поток странностей…
– Я понимаю тебя, Парт. Конечно, все это похоже на бред, но я лишь пытаюсь повторить вам как можно подробнее все, что было сказано мне. Ведь в любом случае нам надо выяснить все обстоятельства дела. Я продолжу?
– Конечно, – сказал Партингтон. – Полагаю, что другого выхода нет. Но теперь я начинаю понимать, отчего ты не хотел рассказывать нам все это в начале вечера.
– Да? Ну очень хорошо. Однако хочу заметить, что, когда миссис Хендерсон пересказывала мне все это, история не произвела на меня такого впечатления, как сейчас. С тех пор я многое обдумал, и больше всего меня беспокоит, что Люси была одета в такое же платье, как и отравительница. И если полиция когда-нибудь заинтересуется этим делом, она придет к единственному выводу… Короче, как я говорил, миссис Хендерсон не придала бы этой истории такого большого значения, если бы, повторяю, вся сцена не показалась бы ей «странной». Она вернулась к приемнику и стала слушать свою любимую передачу. Ей, конечно, казалось невозможным признать, что она подглядывала и, постучав в стекло, спросить: «Простите, это кто у вас, мистер Деспард?» Однако ей все же было беспокойно. Поэтому, когда через четверть часа в передаче был сделан перерыв для рекламы, она снова приблизилась к двери и заглянула в правую прорезь.
Женщина в наряде маркизы де Бренвийе переместилась немного по направлению к кровати и по-прежнему казалась совершенно неподвижной. Это выглядело так, словно бы она незаметно продвигалась к своему собеседнику. И еще: она слегка повернулась – так, что стала видна ее правая рука. Она держала в ней серебряную чашу, видимо ту, которую я обнаружил в платяном шкафу. Миссис Хендерсон уверяет, что в этот момент на лице дяди уже не было испуга, и это ее успокоило. Хотя, в некотором роде, лицо его уже вообще ничего не выражало.
И тут миссис Хендерсон почувствовала, что она не может удержаться от кашля. Она быстро отошла от двери к середине веранды и откашлялась, стараясь делать это как можно тише. Но когда она вернулась на место наблюдения, женщина уже исчезла.
Дядя Майлз все еще сидел на кровати, опираясь головой о деревянное изголовье. В левой руке он держал серебряную чашу, а правой прикрывал глаза, словно бы не желая видеть чего-то…
Миссис Хендерсон почувствовала, что ей становится страшно, и она постаралась разглядеть все как можно подробнее, но прорезь была слишком маленькой, тогда она быстро заглянула в левую прорезь…
В противоположной стене, которую я вам описал и в которой два окна, некогда была дверь. Ее замуровали и покрыли деревянной обшивкой уже лет двести назад, но на стене еще можно различить контуры наличников. Дверь находилась между двумя окнами и вела в крыло дома, которое было… – Марк поколебался, – разрушено в то же время, когда замуровали дверь, Чтобы не показаться абсолютно сумасшедшим, я поясню, что, вероятно, там могла бы оказаться потайная дверь, но непонятно тогда, куда бы она могла вести. Конечно, никто никогда не видел ее открытой – это просто стена!
Миссис Хендерсон уверяла, что не могла ошибиться и что видела она и холст Грёза на середине двери, и кресло, на спинке которого она даже заметила аккуратно развешенную дядину одежду. Но… замурованная дверь была открыта, и женщина в костюме маркизы де Бренвийе вышла через нее из комнаты.
Дверь раскрылась вовнутрь, и холст Грёза повернулся вместе с ней. Створка двери коснулась спинки кресла, когда женщина покидала комнату. До сих пор именно неподвижность женщины неприятно поражала миссис Хендерсон, но, когда она увидела ее идущей, или скорее ускользающей, ей стало просто страшно, Я хорошо понимаю ее ужас. Я пытался задавать ей вопросы, спрашивал, например, была ли на двери ручка, или какой-нибудь потайной рычаг, или кнопка, действовала ли она с помощью секретной пружины в каком-нибудь месте. Но миссис Хендерсон ничего не могла вспомнить. Как бы то ни было, дверь закрылась и она так и не увидела лица женщины. Секунду спустя, словно по мановению волшебной палочки, стена была уже той, какую она хорошо знала.
Миссис Хендерсон вернулась к приемнику, но, заметьте, выключила его до конца передачи и попыталась привести свои мысли в порядок. Потом она встала и подошла к застекленной двери и сказала: «Мистер Майлз, я кончила слушать радио. Вы не нуждаетесь в чем-нибудь?» Дядя Майлз ответил ей спокойно, без всякого гнева: «Нет, все в порядке, спасибо. Отправляйтесь спать, вы, должно быть, устали». Тогда, решившись, миссис Хендерсон спросила: «Кто был у вас? Мне показалось, что я слышала чей-то голос». Дядя Майлз засмеялся и сказал: «Наверное, вам почудилось. Здесь никого нет. Отправляйтесь спать!» Но у миссис Хендерсон создалось впечатление, что его голос дрожал.
В конце концов ей стало так страшно, что она не смогла больше оставаться в доме ни минуты и поспешила вернуться сюда. Ну, а что произошло потом вы знаете. Мы обнаружили дядю Майлза спустя два с половиной часа уже в агонии, серебряная чаша стояла в шкафу и так далее. На следующее утро миссис Хендерсон, все еще потрясенная, пришла ко мне и по секрету рассказала всю эту историю. Когда же она узнала, в каком костюме была Люси в ту ночь, то удивилась еще больше. К счастью, она до сих пор не знает, что мой дядя был отравлен.
Конечно, вполне возможно, что в стене существует потайная дверь. Но в таком случае нужно, чтобы она соединялась с каким-нибудь коридором, который отходил бы от стены. Ведь дверь находится между двух окон, а крыло дома, в которое она некогда выходила, снесено. Вот и вся ситуация, которую я постарался обрисовать вам как можно объективнее.
– Все это рассказывала мне моя жена, – произнес Хендерсон, – когда мы сидели около Майлза перед похоронами! Вот тогда я и понял, что происходит что-то неладное!
– Тед! – резко спросил Марк. – Почему ты так безразличен? Мы все высказываем разные предположения, а ты молчишь! Что ты думаешь обо всем этом?
Стивенс почувствовал, что ему надо проявлять хотя бы внешние признаки интереса и высказывать какие-нибудь мысли, хотя бы для того, чтобы постараться выведать у собеседников нужные ему сведения.
