– Да я сделаю ее раньше, чем ты другую телку! Понял, чмо?
– Что?! – Я задохнулся от бешенства, и в глазах моих стало темно. Мой кулак пролетел мимо моего сознания и врезался в Сашкин нос. И я услышал хруст.
– Йес! – заорал я как бешеный.
Я бил его до тех пор, пока он не свалился в снег. А потом бил ногами внутри черно-красного шара моей взбесившейся башки. И бил бы до конца жизни, если бы меня не отшвырнуло в снег.
– Оборзел, щегол?
Я очнулся от своего бешенства из-за боли, под носом было мокро от моей собственной крови. Рядом со мной стоял Коноплев из одиннадцатого класса по прозвищу Анаша. Я вытер нос рукавом и услышал, как застонал Сашка. Я перепугался до смерти! Я полз к нему на коленях по снегу и грязи, как последний урод. Все его лицо было в крови. Белое-белое лицо в красной крови.
– Сашка, ты чего? – Я услышал себя со стороны. Я плакал как.
– Ща будет нормалек. – Анаша потряс Сашку за плечи.
– Пошел вон, – простонал тот.
– А я что говорил! – захохотал Анаша. – Глазки открывай, мальчик, баю-бай!
Мы взяли тачку и довезли Сашку до дома. Я попросил Анашу уйти, надо было поговорить. Мы остановились у подъезда, и Сашка припал к стене. Ему было плохо, мне страшно.
– Сашк, может, все же в больницу?
– Нет, – угрюмо ответил он.
– Ты это… – Я потоптался. – Не знаю, что на меня нашло. В общем, ты того…
– Что того?
– Прости, – проблеял я. Он промолчал.
– Сотряса, переломов нет?
Он пожал плечами, я полез к нему под куртку.
– Ты че? – дернулся Сашка.
– Больно? – испугался я.
– За себя боишься? – прищурился Сашка.
– Блин! – возмутился я. – Я говорю, переломы есть? Может, в больницу надо?
Сашка вдруг захохотал. Я вытаращил на него глаза.
– Ты бы видел свою физию, когда у меня под курткой шарил! – хохотал Сашка. – Светло-синие отдыхают!
– Тупой! – сплюнул я.
– Сам такой! – хохотал Сашка.
– Короче, – сказал я. – Мы друзья с первого класса, не фиг телкам между нами клиниться. Мы отдельно, Лизка от нас отдельно. Идет?
Сашка согласился, и мы, можно сказать, ударили по рукам. Хеппи-энд! Оставалась одна маленькая проблемка – малявка. Но ее я решу-порешу. Йес!
Я наткнулся на Лизку дня через три. Она сидела во дворе на лавке и гребла ногами горки снега и грязи.
– Привет, Лизон! – бодро сказал я. – Как делишки?
– Нормально, – ответила она, изучая грязь. Я сел рядом доделывать грязно-снежные горки.
– Насморк?
Она не ответила, наши ботинки встретились на грязно-снежной гряде. Я боднул ее бассет-хаунда, он без звука убрался прочь. Мы сидели и молчали, пока мне не надоело.
– Я пойду. – Я встал. – Мне еще уроки делать. У нас завтра контрольная.
– Миша, – позвала она мою спину тоненьким голосочком. – Саша не заболел?
Вот черт! Я и забыл о маленькой проблемке. Я решил сделать вид, что не слышу. Да и зачем мне говорить? У меня контрольная. Некогда.
– Миша, – снова позвала она, я пошел быстрее. Она догнала меня у подъезда, я нехотя обернулся.
– Он не заболел? – повторила она. В ее глазах были слезы. А я терпеть не могу смотреть в ее глаза!
– Заболел, – буркнул я. – В школу не ходит.
– Что у него? Грипп? – спросила она. Клянусь, в ее глазах была радость!
– Избили.
– Кто?
– Слушай, какая тебе разница? – обозлился я и рявкнул: – Ты че, милиция?
– Нет, – испугалась она. А я понял, что она испугалась меня. Мне стало противно.
– Я ему позвоню. Можно?
– Отвянь от него! Ясно? – Я резко развернулся и помчался наверх.
У меня было поганое настроение три дня и три ночи. Как в плохой сказке. Я думал, думал – и до меня наконец дошло. Я полез не в свое дело, хреново теперь всем. Я – Бригелла из Лизкиного цирка. Злой и безжалостный, хитрый и наглый. Короче, изобретательный интриган. Решил устроить свои делишки, в итоге делишки расстроились на троих.
Сашка, по-моему, думает о Лизке. И я думаю о ней тоже. Черт-те что!
У меня отвратное настроение, я слушаю «Dire Straits», вынимая диск из конверта с рисунком грозы. Черное небо и молния сквозь черные кучевые облака. Самое то для такого настроения. Каждый раз Нопфлер спрашивает меня: «Где кроется истина?» А я не знаю ответ. Я брожу по кругу внутри своей тупой башки и не пойму сам себя. Чего меня потянуло психовать из-за Лизки? Это вообще не ко мне. Я гордый и наглый пофигист. Тем и живу. И мне, между прочим, всегда хорошо.
Я сто раз стучал Лизке в окно, ее не было дома. Наконец она явилась домой; я забарабанил пальцами по стеклу, она залезла на подоконник и открыла форточку. Первое, что я увидел, были ее ноги. Черные ноги, сквозь которые шел электрический свет. Ноги начинались от потолка и росли прямо ко мне. В черную, аэродинамическую трубу моей улицы.
– На звезды пойдешь смотреть? – спросил я.
– Я замерзла, – ответила она тоненьким голосочком, и я вспомнил слезы в ее глазах.
– Ну, че ты? Пошли, по Луне пошляемся. – Я услышал себя со стороны, и мне стало противно. Я чуть не хныкал, типа «Лизон, прости, я больше не буду».
– Нет. – Она переминалась с ноги на ногу, ей хотелось уйти, а мне хотелось… Не знаю чего!
– Я тоже мерзну! – грубо сказал я. – Давай туда или сюда.
– Ладно, – покорно ответила она своим тоненьким голосочком. Я чертыхнулся и послал себя в баню.
Она смотрела в телескоп в одном свитерке и дрожала. Не знаю, что на меня нашло, но я снял куртку и протянул ей.
– На! Замерзнешь.
– А ты? – Она развернулась ко мне, ее глазенапы сверкнули телескопическим светом.
– Тебе какая разница? Предлагают, бери!
Что я так ору? Как больной слон. Если бы она не согласилась, я бы, наверное, ее прибил. Она нацепила куртку, ее глазенапы снова сверкнули телескопическим светом.
– Давай вдвоем. Ты же мерзнешь, – сказала она.
Я решил не корчить из себя красну девицу, и мы оказались под одной крышей, то есть под моей курткой. Она глазела в телескоп, и от нее пахло молочными ирисками. Этот запах пригнало ко мне не ветром, а девчонкой по кличке «Малявка». Чего он отозвался в моих телесах? И не ниже пояса, а выше. Со мной такого раньше не случалось, и я не мог понять, хорошо это или плохо. То есть и не старался понять, а просто дышал запахом молочных ирисок, пока малявка, как ни в чем не бывало, глазела в телескоп.
– Я нашла на ней дорогу, – сказала она. – Она начинается в чистом поле и заканчивается в горах. Зачем она?
– Дай, гляну.
Она подвинулась, запах молочных ирисок стал сильнее и ближе. Я сразу нашел черно-синюю дорогу на серо-голубой лунной земле. Дорога была узкая, с Земли на ней не развернуться, а там… Фиг знает.
