– Хорошенькие девушки не должны ходить одни, – хихикнул дядька с портфелем. – Не то съест их серый волк.
– Свечку в церкви поставь, – велела мне женщина. – Обязательно! Слышишь?
– Спасибо, – сказала я и пошла пешком домой вдоль живой протоплазмы. С ней мне было спокойнее.
Старый, скрипучий лифт еле полз на мой пятый этаж, медленно чередуя полосы света и тени. Я привалилась к его стенке и вдруг подумала, что плюгавый мужик мог сглазить мою другую, лучшую жизнь. Своим дурацким ветром. И мне стало страшно до жути. Как в детстве. Так страшно, что у меня онемел указательный палец на правой руке. Я давила изо всех сил на кнопку пальцем, лифт не останавливался. Он поднимался вверх, как в замедленной съемке, а я была в его тесном гробу.
Я ворвалась домой и закричала.
– Дядя Гера! Дядя Гера!
Он вышел мне навстречу. Выбежал!
– Что случилось?
Я по голосу почувствовала, что он тоже напуган.
– Зачем мы починили часы? – спросила я дрожащими губами.
Он молчал, опустив руки, не зная, что ответить. Я заглянула в отражение своих глаз.
– Понимаешь. Другая жизнь не начнется. Все будет по-прежнему. Навсегда, – прошептала я.
Я зарыдала, он прижал меня к себе.
– Навсегда! До конца жизни! Моей дурацкой, никчемной жизни!
Я ревела, размазывая по его рубашке слезы и сопли. Он был единственным человеком, которому я оказалась нужна.
– Не плачь.
Я кивнула, не в силах ответить, и положила голову ему на грудь. Мне хотелось зарыться в нее, как в подушку. Спрятаться. В его груди мне было спокойнее. Там билось зеркальное отражение моего сердца.
– Когда дует ветер – это хорошо, – сказал он. – Ветер к переменам.
– Да?
– Да. Я знаю точно. Помнишь твою любимую картину, где белый стол улетает в синее небо?
Я кивнула.
– У тебя обязательно будет большой белый стол, полный людей. Самых близких и нужных. Веришь?
Я улыбнулась, он улыбнулся мне в ответ.
– Давай мне рубашку. Я отстираю свои сопли, – велела я.
Он дал мне рубашку, я пошла ее стирать.
Ночью мне приснился сон. Руки Орлака подарили мне букет астр. Сиреневых, розовых, белых и фиолетовых. С их стеблей капала вода. Кап-кап. Кап-кап.
Глава 5
– Как жизнь?
Я обернулась. За моей спиной стоял, облокотившись о чугунный парапет, Илья. Я молча смотрела, как он жонглирует ямочками на щеках.
– Просто шел мимо. Дай, думаю, зайду.
Я молчала, он перестал улыбаться.
– Ты что? Обиделась? Я тачку разбил. Пришлось попахать.
Илья пришел из прошлой жизни, нам стало не по пути. Ветер обещал мне перемены.
– Может, прошвырнемся куда-нибудь?
За мостом пряталась серая машина, она удивленно пучила на меня глаза, огромные, овальные, почти как у стрекозы. Она казалась симпатичнее первой. Прежний автомобиль походил на вытянутую каплю крови, его узкие, раскосые глаза хищно щурились с узкой вытянутой морды. Мне он не слишком нравился.
– Я не могу, – сказала я.
Зачем мне парень, которому наплевать на меня? Я ведь мечтала о лучшей жизни. И я пошла прочь, искать лучшую жизнь с другими парнями или с кем-нибудь еще. Илья догнал меня и дернул за руку.
– На консультацию? – Он растянул губы в улыбке. Ямочки отъехали к ушам.
– На диссертацию! – засмеялась я.
– Я могу защитить тебя от диссертации! – рассмеялся он.
– Не можешь. Ты не из таких, – спокойно сказала я.
– В смысле? – Он перестал смеяться.
Я, словно извиняясь, пожала плечами.
– Интересно. Из каких я? – Он улыбнулся, ямочки на его щеках налились темнотой.
– Никаких, – ответила я.
Мы уставились друг на друга. Мы ели друг друга глазами. Это было просто. Его голубые купола меня не волновали. Они ушли в прошлое вместе со своим хозяином. И он это понял.
– Ну и черт с тобой! – Он щурил глаза, как разбитая красная машина. – У меня таких, как ты, до фига и больше!
– Всем привет! – развеселилась я.
– Параша! – Он развернулся и ушел, не оглядываясь.
У меня против воли задрожали губы, а потом я заплакала. Почему я плакала по человеку, который был уже в прошлом?
Вечером я включила MTV. MTV анонсировал «Южный парк» слоганом «Только у нас!». Я чуть не заснула. Но мне хотелось досмотреть его до конца, чтобы найти пресловутый двойной смысл. Для этого надо было вставить спички между век.
– Что они прицепились к этой дребедени? – раздражилась я. – Муть голубая!
Я не нашла в этой белиберде ничего сногсшибательного, как ни старалась. Я поняла, телеящик опять нас дурит. Внаглую. А мы, как овцы, идем у него на поводу. Рейтинги повышаем. Не верите? Спросите Бориса Стругацкого, он знает. Его книга о планете Саракш.[3]
Иногда в телевизоре бывают нормальные люди. Но это стало раритетом. Таким необычным, что трогает сердце даже прожженных телевизионщиков. На похоронах Алексия II телевидение в режиме реального времени показало толпу простых людей, мокнущих у храма под промозглым дождем.
– Я потратила последние деньги, чтобы приехать в Москву и проститься, – сказала старая женщина и заплакала.
Ее слезы текли по лицу вместе с каплями дождя. У нее, как и у многих, не было зонта. Не знаю почему. Рыбьи глаза корреспондента на миг стали похожи на глаза нормального человека.
– Вряд ли стоящие здесь смогут попасть в храм, чтобы проститься, – констатировал он, смотря в глазок телекамеры нормальными, человеческими глазами.
«Вряд ли», – подумали телезрители.
Мне кажется, что вера растет из слез этой никому неведомой женщины, а она попала в кадр совершенно случайно. Ее на телекартинке могло и не оказаться… Если бы не сам господь бог.
В полтретьего ночи зазвонил мобильник. Я машинально взяла трубку.
– Извини, – произнес Илья нормальным голосом. – Я наговорил тебе кучу дерьма.
– Извиняю, – сказала я.
– Точно?
– Да.
– Ну, пока.
Так мы расстались с Ильей как нормальные, человеческие люди.
Я еле продрала глаза, замусоренные распиаренной дребеденью «Южного парка», и вышла на балкон. Справа золотился шпиль, уносясь в облако – туда, где сидел бог.
– Привет! – сказала я богу.
Он деликатно потрепал мне волосы ветром. Я их пригладила и потянулась до хруста в косточках. Прямо в глаза било солнце, и мне пришлось прищуриться. Я смотрела на солнце через ресницы. Они пылали тысячами радужных колец.
– Здорово! – рассмеялась я и загадала желание.