Значит, четыре года назад здесь появилась химера, и это был единственный подобный случай?
— Единственный, — твёрдо сказал Семён. — Ещё чего не хватало, чтоб мы второй раз такое допустили! Поставили сторожа у того места, где из «карусели» выбрасывает. Мы бы и раньше сторожили, так кто же знал, что зверюга в «карусель» полезет? Но с тех пор у нас всё чётко. В любую погоду, в любое время дозорный имеется, и не уходит, пока его не сменят. Уже восемь лет такой порядок заведён и соблюдается. Я сам слежу.
— Почему восемь? — не понял Кайман. — Если с появления химеры, это четыре года выходит?
— Потому восемь, что химера к нам залезла восемь лет назад, — как непонятливому, растолковал ему хозяин. — Я на память не жалуюсь, все свои прожитые годы помню. В июле было дело, среди ночи. Тварь паскудная пообнюхалась по округе и двинула в деревню. По дороге сожрала Василия в его шалашике, а потом забралась в первый же дом, к Лымарям то есть. На крики мы к ним сразу прибежали, только взрослых химера уже задрала, а вот пацан их выжил.
— И что он потом? — спросил Кайман, уже догадываясь, что услышит.
— Наружу дёрнул, в Зону, — пожал плечами Семён. — Полгода где-то валандался, потом вернулся, а потом опять ушёл. Был такой слух, вроде он в сталкеры подался. Что-то я в толк не возьму, это, значит, вы Тимофея ищете? Так ему уже давно не четырнадцать, ему уже лет девятнадцать небось исполнилось.
— Двадцать, — механически поправил Кайман.
Он чувствовал себя примерно так же, как давеча в «карусели». Выдернули у тебя почву из под ног, летишь вверх тормашками — и не знаешь, где приземлишься. Это что же получается? Получается, все их рассуждения оказались ложными! И ведь казались такими логичными, такими убедительными — а рассыпались в ничто, как обманчиво материальный столбик пепла от сигареты. Ах ты ж плешь его побери!
Был, выходит, один-единственный мальчишка — по имени Тимофей, по прозвищу Везунчик. Пережил жуткую трагедию, смерть родителей. Полгода кантовался у Болотного Доктора. Вернулся в родную деревню. В шестнадцать лет ушёл из дома и с тех пор не возвращался. Год примерно ходил в отмычках, а затем скорешился с Кайманом и три года пробыл его напарником. И в неизбежных разговорах о житье-бытье рассказал свою историю с химерой как историю своего приятеля. Кайман не смог бы вспомнить в точности, когда это произошло и где — в бункере во время выброса или в баре за бутылкой водки. Может быть, Везунчик поведал Кайману об этом в самом начале их знакомства, вот и не захотел открывать свою боль случайному человеку.
Да и позже, когда они стали напарниками, Тим не слишком любил говорить о прошлом. Как и сам Кайман. У них всегда хватало насущных тем для общения. Незачем ковыряться в том, что было, особенно если от воспоминаний больно.
А в результате Кайман обманулся сам — и Мышку обманул. Посчитал одного своего напарника за двоих людей. За шестнадцатилетнего парня и за двенадцатилетнего пацана. Да, вот где вкралась ошибка! Почему-то у Каймана осталось впечатление, что Тим после смерти родителей ушёл из деревни в сталкеры, и было ему, соответственно, шестнадцать. А оказалось, что он убежал в Зону, жил у Доктора, вернулся домой и провёл в деревне ещё четыре года. Ну и какое это имеет значение?
Для Каймана — никакого. А для Мышки, которая погналась за призраком брата, а призрак взял да обернулся тенью совсем другого человека, разница оказалась критической. Не четыре года назад, а восемь. Не Матвейка, а всё тот же Везунчик.
И где теперь искать следы Мышкиного брата? Единственная ниточка привела в никуда.
— Слушай, Мышонок, — растерянно сказал Кайман. — Тимофей — это Везунчик. Только он один, а никакого второго мальчишки не было. И нет.
Мышка молчала. Она так и лежала на диване, несчастная и тощенькая, и напяленное на неё платье дородной хозяйки свисало до пола, как балахон. Сталкер попытался встретить её взгляд, но девушка упорно смотрела в потолок.
И что теперь делать? Кайман не знал.
— Вы вот оно что, — рассудил Семён. — Вы отдохните пока. Ночь уже на дворе, мы здесь ложимся рано. Электричество попусту жечь незачем, а телевизора всё равно нету. Завтра с утра виднее будет. Ты, племянник, давай тоже домой топай. А ну, хозяйка, стели гостям.
Корноухий Гена молча поднялся и исчез за дверью.
— Где стелить? — озабоченно спросила Мария. — В угловой?
Семён бросил на жену хмурый взгляд. Кайману показалось, что на лице хозяина промелькнула непонятная досада. Но Семён тут же обернулся к сталкеру, и лицо его ничего особенного не выражало.
— Скажи, Геннадий, вы с Алиной в каких отношениях?
Ну, ты и спросил, дядя! Ничего, какой вопрос — такой и ответ.
— В интимных, — буркнул Кайман. — Ещё вопросы будут?
— Ага, значит, муж с женой, — спокойно кивнул Семён. — Надо бы вас вместе уложить. Но, понимаешь, негде у нас. А к соседям вас пристраивать уже поздно, переполох им наводить. Так что будешь спать здесь, на диване, а Алине моя хозяйка в другом месте постелит. Хорошо?
Кайман снова тщетно попытался встретиться взглядами с Мышкой.
— Мышонок! — позвал он. — Ты спишь, что ли?
Девушка не отозвалась, но пошевелилась, и сталкер убедился — не спит. Дурацкая ситуация, ёшкин кот! Хозяева с закидонами, как бы не сектанты вообще. Мышка отморозилась… А он что, последний праведник на этой грешной земле? Да идите вы лесом!
— Стелите где хотите, — пожал плечами Кайман. — Только это, Семён, где наши рюкзаки? Курить хочу — уши опухли, а сигареты в рюкзаке.
— Сигареты — ладно, — без удовольствия разрешил хозяин. — Кури, если терпежу нет. Но рюкзак в дом не тащи, мало ли что у тебя там, радиоактивное или ещё какое. Артефакты есть?
— Ну, есть, — не стал отпираться сталкер.
Точно, сектанты. Сегодня почву прощупали, завтра с утра начнут в свою веру обращать. Ну, с психами лучше не спорить. Завтра они с Мышкой просто смотаются из долины, да и всё тут. Куда идти потом — это, конечно, вопрос. Но уже понятно, что здесь им ловить нечего. А кстати, где выход? Семён говорил, на участке этих, как их, Нечипоруков. Надо выяснить точнее.
— Никита, — кивнул сыну хозяин, — покажи Геннадию, где их поклажа. Пусть возьмёт сигареты, и сразу возвращайтесь. Понятно?
Невысокий крепкий паренёк, за весь вечер не проронивший ни слова, всё так же молча встал и двинулся к выходу. Кайман заторопился за ним.
Снаружи было совершенно темно и очень тихо. Не по сезону пахло какими-то цветами.
— И не скучно тебе тут? — спросил Кайман парня. — Не хочешь наружу, мир повидать?
Он даже не очень интересовался ответом, просто хотел услышать голос Никиты. А то что такое, в самом деле, сидит как немой! Голос оказался обыкновенный, чуть хрипловатый юношеский басок. А вот ответил Никита странно, не вполне на тот вопрос, который задавал сталкер.
— Уйду я, — выдохнул Никита. — Только один не пойду, пусть и не мечтают.
Кайман ничего не понял. Это что же, сынок Семёна просит взять его с собой? Да ладно, почему бы и нет. Заодно покажет, где выход. Но пока сталкер открывал рот, чтобы продолжить разговор, Никита нырнул в подвал. Чертыхнувшись, Кайман последовал за парнем.
Никита в подвале щёлкнул выключателем, квадрат света ковриком выстелился наружу, и под ногами Каймана кое-как обрисовались неровные ступеньки. Вот люди! Почему было не взять фонарь? Хотя им-то что, они у себя дома, каждую ступеньку тут наизусть знают. Оступаясь и чертыхаясь себе под нос, сталкер спустился в подвал.
Словно в ответ на мысли Каймана парень снял с полки и протянул ему фонарик.
— Держи. — Он кивнул на следующую дверь. — Там внутри электричества нет. Бери сигареты и пошли обратно. Отец велел побыстрее.
— Там, что ли, рюкзаки? — переспросил Кайман. Собственно, он и сам видел, как Никита отнёс их вещи в подвал.
Но что-то цепляло его в этой ситуации, какой-то неуловимый раздрай.
Парень кивнул.
