В большую чашку налили уху, дали в руки кружку с шампанским, а когда выпил, моментально налили спирт, после чего, дружно чокнувшись, выпили стоя и молча.
Что можно было сказать после двенадцати лет разлуки! Разлили спирт по кружкам и подняли тост за Кана. Стали закусывать. Потом затянули тоскливую песню о вечном бродяге и его непутёвой судьбе. Пели все, разделившись на несколько голосов. Застолье длилось часа два. Порядком захмелев, начали располагаться на ночлег. Сашке и его ребятам выделили почётное место.
– Пойдёт гонец, о чём сообщить совету, кроме твоего возвращения?- спросил Сергей перед тем, как Сашка лёг.
– Запроси, чтобы совет дал пропуск моим ребяткам, и пусть кто-то прибудет на переговоры. Мы тут будем ждать.
– Пропуск тебе я могу дать.
– А моим?
– Им – нет. Что ж, ждите. Это дней пять, не меньше.
– Что спешить. Поживём здесь. Сселишь, устроимся где-нибудь недалече.
– Ну ты, Саня, совсем с ума сошёл.
– Так ведь закон не велит. Мне – ладно, а они не могут. Тебе же отвечать.
– Возьму на себя.
– Палатка тёплая есть?
– Есть.
– Дашь завтра, мы в двух верстах поселимся.
– Мужики не согласятся.
– Не надо из-за меня всем в штраф лезть. Я им сам объясню.
– Хорошо. Вот ведь как бывает,- Сергей мотнул головой.
– Нормально. Харчей подкинете только. Я возмещу.
– Сочтёмся. Свои ведь, не чужие. Спи.
Утром выставили палатку и перебрались жить на выселки. Но жили до возвращения гонца весело. Каждый день ходили в гости на пост, и гости приходили к ним, принося что-нибудь вкусненькое. За чаркой долго болтали о жизни, делах, времени, в котором всем им пришлось родиться. Гонец вернулся на седьмой день. Двое суток мела метель, задержавшая его в дороге. Совет разрешил Сашке и прибывшим с ним людям поселиться в здании поста, но остальное не решил, сообщив, что надо время. Сашка и не торопился. Вскоре появился брат Лёха.
– Мать умерла прошлой осенью. Я сообщение тебе послал. Получил?
– Да. Но поздно,- Сашка стиснул зубы.
– До смерти тебя ждала, всё не верила, что ты погиб. Намучилась она в первые три года твоей пропажи. Потом-то уж отлегло малость. Батя жив, но очень плох. Ходит, правда, сам. Врачам не даётся обследоваться. Говорит, вот сдохну, тогда и режьте. Что ещё тебе сказать? Род наш пополнился шестью племянниками и тремя племянницами. Обрастаем мал-мал. Иеромонах Павел, братуха наш, женился полтора года как. У него дочь. Пять месяцев скоро.
– Где он сыскал?
– Приехала одна по распределению, немолодая уже, за тридцать. Языки иностранные в школе преподаёт. И она его окрутила. Он из партии вышел со скандалом, но директорствует, замены не могут найти. Маймаканские твои старики живы. Был у них осенью. Санька, говорят, на этом свете держит нас, мохнатых, вот придёт, свидимся и на упокой двинем.
– Вот молодчаги. Кряхтят, а тянут. Десять лет их не видел.
– Про живых всё пока. Что Проня – глава совета, знаешь. Дед Ло отошёл от дел, малышей учит, бородёнка совсем сивая и реденькая стала. У кума твоего, болгарина, семеро детей уж. Три Сашки. Одна, правда, девка. Павел был председателем поссовета, когда Боян второго пацана пришёл регистрировать. Братуха не стал регистрировать второго мальчика Александром, не положено. Они там схватились в рукопашной, народ разнял, кум записал мальчонку всё-таки Сашкой, но на фамилию жены. Калитвиным. А Павлу пообещал ноги оторвать, если в тайге попадётся.
– Хватит пока. Дай переварить,- Сашка прикурил папиросу.
– Ладно,- смиловался Лёха.
– Проня-то что в совете тянет?
– Так нет его. Он в Охотске сейчас. Туда отбыл. Там военные объявились, копают старое дело. А твои что, сами не могут побыть?
– Мои всё могут. Хочешь – пущу, половите по тайге. Военные какие? Ты, часом, не в курсе?
– Ловить Серёге вон предлагай, а мне не надо. Военные как военные. Панфилов вроде из армейской разведки у них заправляет. Как ты-то?
– Что, брат, тебе сказать. Концерн свой есть, банк свой есть. Это официально. Много чего в нелегальном есть. Так. Всего не опишу, жизни не хватит. Школы вот ещё, где бандитов учим.
– Обрастаешь. А в Алданском что?
– Свернулись мы там. Всех распустили с Петровичем, оплатили людям труд их. Он сейчас в Краснодаре в больнице. Силикоз достал.
– Куш большой сняли?
– За прошлый год пятнадцать тонн.
– Ох и жадный же ты!- Лёха хитро прищурился.
– Брат, я не жадный. Все, кто работал, имеют жильё приличное, автомашины и средства немалые. А потом, я тут брал мизер, копейки. Мой банк в Швейцарии уже больше тысячи тонн в своих хранилищах осадил.
– Ну, Сашка, ты видно мир весь в оборот взять хочешь.
– Весь не весь, но пришёл для того, чтобы вас всех в общее дело вытянуть. Если пожелаете. О том, что армейские копают, как узнали?
– Начальник радарной станции Пешков тащил новое оборудование, его шмонали в Сковородино. Теперь вот в Охотске объявились.
– А с Пешковым кто виделся?
– Ко мне он приходил. Просил помочь в сопровождении по реке, чтобы под лёд не провалились техника и сани с оборудованием, там тяжёлое большей частью.
– Так что он сказал?
– Что мог Пешков сказать? Видел, как в аэропорту из вертолётов на транспорт перегружали убитых, одетых в камуфляжную форму. Раненых он тоже видел. Много. До полусотни.
– На железке мой шухер. Лёха, а Проню можно предупредить в Охотске, чтобы на контакт не шёл?
– Теперь нет. Уже поздно. Сильно набедокурил?
– Братан, я к ним не лез. Они сами ввязались.
– Ты мне мозги не парь. Не ввязались они, а тобой прогнозировались, ты не тот человек, который не знал, в кого целил.
– Да знал, знал, что это теперь решает? Обратной дороги нет. Они дело получили из КГБ, моё. Гэбэ им скинуло с чьей-то подачи, а они так стали рыть, что я еле успел свернуться, да ещё 'чужака' получил в свои руки, который в ГРУ числился, но был переведён в КГБ в усиление бригады, которая моим же делом занималась.
– А 'чужой' откуда?
– Не знаю. Сейчас проверяем. Он долговременный был агент. С такой крышей, что мать бы родная не опознала.
– Молодые твои тоже палили?
– Ещё как!
– Здоровье у тебя как? Не шалит?
– Нормально.
– Ох, братишка,- Лёха стукнул Сашку кулаком в грудь.- И за что я тебя, гада, люблю, сам не пойму. Ведь одни неприятности от тебя.
– И не только своим. А Ванька где?
