Ее зовут Тьма

— Как ты себя чувствуешь? — На его щеках на мгновение проступил румянец, и он смущенно усмехнулся: — То есть как голова? Еще болит?

— Нет, все прошло. И спасибо… за помощь. Где мы?

— В «Габонне». В квартале от того места, где у тебя случился приступ. Я всегда сюда прихожу. А такое часто бывает?

— Что часто бывает?

Он улыбнулся уголком рта:

— Вопли на улице, падение на колени. Рыдания…

По правде говоря, я не знала, что ему ответить. В последнее время у меня действительно участились мигрени, но такой сильной боли я еще ни разу не испытывала.

Официантка принесла воду. Я залпом выпила полстакана. Ледяная жидкость помогла мне встряхнуться, и голова наконец прояснилась. Поставив стакан на стол, я принялась скручивать волосы в узел.

— Лучше оставь так…

Чувствуя, что мои щеки опять покраснели, я с улыбкой спросила:

— Это комплимент?

— Да. Мне нравится. Они такие…

— Странные? Необычные? Ненормальные? Мне все это говорят.

Покончив с прической, я выразительно закатила глаза.

— Я хотел сказать, что они красивые.

— О!

Отлично. Вот тебе и болван… Мне стало ясно, что я неисправимая пацанка и не привыкла ко всяким там ухаживаниям и девчачьим штучкам. В детстве я обычно или держалась подальше от мальчишек, или дралась с теми, кто не давал мне прохода.

— Извини, — сказала я, решив выложить все начистоту. — Знаешь, я вообще-то пока ни с кем не встречалась… И не целовалась.

— То есть парень дома не ждет?

Я не могла понять, подтрунивает он надо мной или просто любопытствует. Пожалуй, то и другое вместе.

— Нет…

— Что так?

— Наверное, просто мне чаще всего попадались такие, кто повернут на спорте, гормонах и тусовках.

— А тебя все это не интересует?

— Может, и интересовали бы, — пожала я плечами, — живи я иначе, но увлечения моих ровесников из обычных семей давным-давно стали мне безразличны или вообще всегда казались бессмысленными. — Я комично поклонилась. — Знакомься, перед тобой продукт недофинансированных всем-на-все- наплевательских социальных служб.

— Кажется, пора перекусить, — усмехнулся Себастьян. — Но как бы вкусно здесь ни кормили, я придумал кое-что получше. Давай пойдем в другое место. Что скажешь?

— Что же этакое ты придумал?

— Бенье[12].

При этом слове у меня в желудке немедленно заурчало. Себастьян улыбнулся мне в ответ — по- своему, неотразимо.

— Уж это мне вполне по силам!

До меня вдруг дошло, что мы сидим и улыбаемся друг другу, как два идиота. Я тут же отвела глаза. Пока Себастьян нашаривал вкармане несколько долларов, чтобы оставить их на столике для Пэм, я подхватила рюкзак и пулей вылетела из кафе.

Небо к этому времени заволокло, но грозой вроде не пахло. На самом деле тучи были для меня настоящим спасением, потому что после той адской мигрени я не представляла себе, как в ближайшее время пережить хоть малую порцию яркого солнечного света.

У «Габонны» Себастьян свистнул кучеру, чей экипаж уныло плелся по Сент-Энн-стрит. Тот помахал в ответ, развернулся и остановился рядом с нами.

— Bonjour, mesarnis![13] Куда прикажете нам с мисс Пралине отвезти вас в такой славный денек?

Он одарил меня ослепительной белозубой улыбкой, и я улыбнулась в ответ, ступив на подножку его скрипучей коляски. Отважившись совершить набег на Новый-2, я никак не ожидала, что в программу посещения войдет прогулка по Французскому кварталу в экипаже, поэтому развлечение показалось мне очень заманчивым. Тем более с таким попутчиком…

— Площадь Джексона, — велел Себастьян кучеру, усаживаясь рядом со мной.

— Вы слышали, мисс Пралине? Площадь Джексона! Кучер слегка стегнул поводьями по объемистому крупу, и мисс Пралине двинулась рысью.

Можно было, конечно, добраться до места в тысячу раз быстрее, но замысел состоял в том, чтобы ехать не торопясь и наслаждаться видами и звуками Старого квартала. Себастьян прислонился ко мне плечом, и я, следуя его примеру, тоже оперлась об него. Немного непривычно, но приятно.

Мне очень нужна была подобная передышка, чтобы на время забыть обо всех своих неприятностях и передрягах, и я с готовностью выслушивала пояснения кучера о достопримечательностях, которые попадались нам на пути, и послушно смотрела туда, куда направлял палец Себастьян, показывавший мне нечто, по его мнению, достойное внимания.

— А вот здесь, — произнес кучер, пока мы неторопливо проезжали мимо трехэтажного особняка с двускатным крыльцом и железными перилами, — говорят, и жила небезызвестная Алиса Кромли.

То же самое имя назвал мне Жан Соломон. Подстрекаемая любопытством, я метнула на Себастьяна многозначительный взгляд, наклонилась к кучеру и поинтересовалась:

— А кем была эта Алиса Кромли?

Кучер полуобернулся ко мне и заерзал на своем красном облучке. Его глаза так и горели от желания поведать мне какую-то байку.

— Кем была Алиса Кромли, спрашиваете вы? Алиса Кромли была квартеронкой,[14] необыкновенной красоты креолкой, какой в Старом квартале отродясь не видывали. За ней увивался целый рой воздыхателей, но она кое-что о них знала. Видите ли, знала такие вещи, о которых возлюбленной догадываться не положено, понимаете, на что я намекаю? — Он похихикал. — Дело в том, что Алиса была ясновидящей, по крайней мере так говорят. Она неслыханно разбогатела на предсказаниях желающим их судьбы. И никогда не ошибалась, если, конечно, сама того не желала, ясно? А в один прекрасный день она взяла и пропала. С концами. Еще через две недели в Миссисипи нашли двоих утопленников. Опознать их не удалось, потому что, видите ли, они долго пробыли в воде. Но по слухам, бренные останки одного из несчастных, отдавших Богу душу, были облачены в лучший наряд Алисы Кромли. — Кучер опять захихикал и подстегнул нерадивую ослицу. — Один из ее ухажеров воздвиг ей гробницу на местном кладбище. Никто до сих пор не знает, какую именно. Говорят, внутри погребены оба тела. Видимо, из расчета, что одно наверняка принадлежит несравненной Алисе. — Кучер пожал плечами. — Возможно, тот обожатель смекнул, что одна из двух лучше, чем вообще ничего.

По словам Жана Соломона, ее кости и поведают мне о моем прошлом. Как же, держи карман шире…

Наша коляска миновала собор Святого Людовика и выкатила на площадь Джексона. Залюбовавшись высоким церковным шпилем, я на какое-то время начисто забыла об Алисе Кромли. Мисс Пралине повлекла экипаж дальше, мимо многоквартирных домов Понталба, старейших во всех Соединенных Штатах. Дома из красного кирпича были украшены длинными балконами с витыми решетками, на первых этажах разместились магазинчики. В центре площади высилась конная статуя Эндрю Джексона[15] . В ней чувствовалась энергичность, которой мне так не хватало, и при взгляде на президента я ощутила небывалый душевный подъем. Все кругом дышало живостью, многоцветьем и красотой. Здесь было