Ее зовут Тьма

тяжелой работой: Прошу только… не закрывайся от нас, ладно? Проблемы так не решаются, и всем от этого только хуже.

— Ладно.

Как же мне стыдно! Просто ужасно. Можно сколько угодно раз повторять это ей и себе самой, но все равно невозможно передать, как гадостно я себя чувствую.

— У меня в пять встреча. Передай трубку этой твоей Жозефине.

Себастьян вприпрыжку бежал за мной по лестнице, крича вдогонку, чтобы я его обождала, но я не останавливалась. А ну его к черту!

Гнев и унижение бурлили во мне. Я злилась на Себастьяна, на Жозефину и на себя саму — за вранье. Я дерьмо, вонючее дерьмо, да и как еще можно себя назвать? Когда Брюс узнает, он просто взбесится. И Кейзи — как она расстроилась!.. Фу, какая мерзость! Лучше бы она наорала на меня, а не стала уверять, что все понимает и принимает мой поступок как есть, да еще и первой сделала шаг навстречу… Я всего этого не заслуживаю. И самое скверное, что теперь они не смогут мне доверять, как прежде.

С грохотом стукнув входной дверью, я выбежала вон, в промозглую сырость, с трудом сдерживаясь, чтобы не завопить от бешенства. На улице накрапывал дождь. Музыканты ушли, и площадь обезлюдела. Лишь окна первого этажа в домах Понталба уютно светились в серой измороси, придавая окрестностям еще большее уныние.

Я принялась расхаживать посреди мостовой. Несмотря на освежающий холод, от меня валил пар: то ли от перегрева, то ли от внутреннего накала, то ли от неприкрытой ярости, которую я тут же обернула против Себастьяна.

— Кто ты, черт тебя возьми? И не вздумай увиливать или отделываться дурацкими полунамеками, как ты привык! Я не шучу, Себастьян! Я не знаю, насколько еще меня хватит терпеть все это!

Уперев руки в бока, я требовательно сверлила Себастьяна взглядом. Его натянутость постепенно сменилась унылостью.

— Моя мать — урожденная Арно, — произнес он, — но, что бы они там ни говорили, я больше похож на отца. — Его лицо отвердело. — Девять семейств подразделяются на три группы. Кромли, Хоторны и Ламарльеры — могущественные чародеи. — Себастьян поморщился, словно ему прямо в зуб вкололи дозу новокаина, и, подставив лицо дождю, с глубоким вздохом продолжил: — Рамси, Детанели и Сииклеры — так сказать, полубоги-полулюди, или оборотни. А Арно, Маидевили и Батисты в вашем мире зовутся… вампирами.

Внешне я осталась невозмутимой, лишь молча смотрела на него. Но внутри вдруг все опало, и кровь застыла в жилах от осознания искренности его признания. Всё правда. И всё сходится. Там, за Периметром, лишь посмеиваются и качают головами, когда слышат бредовые уверения в существовании здесь паранормальных явлений: вампиров, призраков и прочих феноменов Нового-2. Теперь и я тут, со своим проклятием… Детишки с Ферст-стрит… Себастьян, способный взглядом обращать обычных женщин в зомби…

— Ты вампир! — расхохоталась я.

Да-да, Ари, ты сама видела, как тот парень растворился в воздухе…

— Наполовину, — возразил Себастьян, как будто подчеркивая существенную разницу. — Мой отец не вампир. Он был из Ламарльеров. И я вовсе не трехсотлетний извращенец, целующий юных девушек, ясно? Мы с тобой одного возраста. Меня тоже родили, как и тебя.

Он воздел руки, глядя на меня так, словно хотел сказать: «Знаю, ты думаешь, что я чокнутый», потом повернулся и побрел прочь по мостовой. Дождевые капли стекали по моему лицу. Впереди тонул в тумане и тучах Французский квартал.

Неожиданно Себастьян обернулся и сделал несколько шагов мне навстречу, раскинул руки и вскрикнул в отчаянии:

— Добро пожаловать в Новый-два!

Он явно страдал, а я не могла понять почему. Потом он снова отвернулся, вобрав голову в плечи от дождя. Сердце у меня в груди екнуло. Меня бил неудержимый озноб — от холода и от его слов. Стоило ли так изумляться? Было бы с чего! Я столько лет мирилась с собственной непохожестью, я наслушалась вдоволь баек и домыслов, сплетаемых вокруг Новема. Мое проклятие… Дети Гарден-Дистрикт…

Что же ты теперь предпримешь, Ари? Сбежишь? Притворишься нормальной и открестишься от всей этой потусторонней дряни? Или останешься и попробуешь справиться, чтобы разгадать, кто ты на самом деле?

Я расхаживала по мостовой, словно лев по клетке, туда-сюда, не сводя глаз с Себастьяна, чей силуэт постепенно таял в пелене дождя. Тогда я укусила себе щеку изнутри — сильно, до крови. Ее вкус вернул мне ощущение человечности, натуральности. И в Новом-2 живут люди из плоти и крови. Они тоже умирают, тоже кого-то любят, отчего-то мучаются и борются за жизнь. Все это относится и к dоие, к одаренным. И к Новему.

— Себастьян!

Я бросилась ему вдогонку. Он обернулся лишь через несколько шагов. Дождь припустил сильнее. Я понятия не имела, что сделаю в следующее мгновение. Просто бросилась к нему, обхватила и сжала в объятиях.

Вначале Себастьян оставался неподвижен — то ли от неожиданности, то ли от обиды, — но потом отмяк и сам обнял меня очень крепко, притянув к себе совсем близко, прижавшись носом к моей шее. Когда мы оба вымокли насквозь, он посмотрел на меня, взял мое лицо в ладони.

— Я-то думал, ты пошлешь меня подальше и уедешь отсюда ко всем чертям. Мне казалось, что после всего сказанного я тебя больше никогда не увижу.

— Вот увидишь, я справлюсь. Как ты считаешь, я здорово влипла?

Кривая улыбка прорезала его лицо.

— Эге, кое-что проясняется!

У меня на душе оттаяло. Себастьян поцеловал меня мокрыми от дождевых струй губами.

9

— В первую очередь мы восстановили и обжили этот район. На период нашествия ураганов семейства отставили все разногласия в сторону и объединили усилия в попытке сохранить от разрушений как можно больше городской территории — Французский квартал, ГарденДистрикт. Деловые районы приняли на себя немалый удар стихии, поэтому они по большей части до сих пор в руинах. Когда бедствие закончилось, старейшины девяти родов собрали совет, забыв о прежних распрях, и взялись за обсуждение. Как только им стало очевидно, что у правительства нет средств для возрождения города, они слили капиталы и выкупили эту землю. С тех пор город — их собственность. Новем контролирует здесь все: банки, недвижимость, туризм, торговлю — что ни возьми.

Я слушала Себастьяна, прихлебывая горячий чай из пластикового стаканчика. Когда дождь превратился в ливень, мы кинулись спасаться от него сюда, в близлежащую книжную лавку-кафе.

Себастьян рассказывал вполголоса. Его серые глаза серебристо мерцали на бледном лице, оттененные мокрыми черными волосами и темно-красным ртом. Я могла бы смотреть на него целую вечность, но он об этом не должен был знать — никогда.

— В городе и окрестностях живут еще всякие разные, — продолжал Себастьян. — Новем предоставляет убежище всем и каждому при условии, что приезжие будут чтить их законы и не привлекать к себе внимания. Не все местные жители — непохожие. Среди них немало обычных людей.

Грея ладони о стаканчик, я внутренне вздрогнула.

— Значит, твоя мама была…

— Вампиршей? — Себастьян усмехнулся так, словно и сам не очень этому верил. — Да. Единственной дочерью Жозефины.

— А я всегда думала, что вампирами становятся, а не рождаются. Что у них детей не бывает.