Химеры Хемингуэя

поводам, как прожиточный минимум, реформа финансирования избирательных кампаний и основание палестинской автономии в Майами. Вы без труда вспомните, что Сильвия Шварцбарт выступала на всех ток-шоу так, словно была близкой подругой Стэси, отчего желтая пресса изошла намеками на лесбийскую связь между ними; это, естественно, привело к тому, что несколько библиотекарей из Миссисипи пустили книгу на макулатуру, обнаружив в ней тонко замаскированную гомосексуальную порнографию, после чего Американская коалиция любви мужчин и мальчиков с энтузиазмом приняла Анастасию за свою. В качестве акта возмездия совет директоров этой организации, помимо всего прочего, уволил библиотекаря-натурала; тот в свою очередь покинул город, запустив на Манхэттене волну протеста, самым существенным последствием коей стал новый рост продаж «Как пали сильные».

Фредди Вонг оказался в центре этого бесчинства – точнее, его такси застряло в толпе, благодаря чему он опаздывал на второй запланированный выход в эфир в передаче «По утрам в десять», одном из ежедневных телешоу, вынуждавших его в последнее время постоянно колесить по центру. Он уже несколько раз пытался переложить эту повинность на одну из двух ассистенток редактора, которыми его наградили за приобретение «Как пали сильные», – обе блондинки, строго одеты и помешаны на телевидении, – но каждый раз вмешивалось руководство «Шрайбера».

– Пусть они редактируют твоих авторов, – говорил ему генеральный директор, его новый приятель, – ты нам нужен для дел посерьезнее.

Так что он правил тексты в такси, разъезжая в таком гриме, что водители принимали его за ведущего программы новостей или, по меньшей мере, за внеурочного трансвестита. В любом случае ему задавали больше вопросов, чем хотелось бы, из-за чего жизнь в эфире, по существу, ничем не отличалась от жизни вне эфира, и единственной его отрадой оставались лифты. Увы, даже это было мимолетно. В плену у современной гидравлики сорок этажей пролетают быстро. Шестьдесят секунд максимум. Продолжительность рекламы «Мэйтаг» или «Мет Лайф». Еще одна запрограммированная минута дня, сегментированного, как программа передач в «ТВ-гиде».

Если вы думаете, что всех задерживал лишь хаос в центре, вы не понимаете сверхчеловеческой власти телевидения. Наденьте шлем, возьмите полицейскую дубинку, и они забьют вас до смерти, но стоит повесить на плечо камеру – и даже свободные радикалы начнут прихорашиваться. Забудьте о пятнадцати минутах славы: в наш веку каждого есть пятнадцать секунд аналитического прогноза в новостях.

Но это не значит, что они будут мирными все остальное время. Вокруг под проливным дождем люди толкали такси Фредди, будто хотели перевернуть.

– Твою мать анестезия хлором как спятили синие, – сплюнул водитель. – Видали?

Фредди не ответил.

– Анестезия хлором! Как спятили синие! Видали!

– Боюсь, я вас не понимаю.

Таксист включил радио. «…Продолжающиеся волнения в центральной части Манхэттена. Ответственность на себя взяли двадцать шесть различных организаций, включая «Общество гегемонии», «Первыми – леди», «Унибомбардиров» и «Бильярдный зал на Третьей авеню», все они упоминают Анастасию Лоуренс как свою…» Он вырубил радио.

– Пожалуйста, давайте дослушаем. Анастасия мой автор. Это я опубликовал «Как пали сильные».

– Ты? – Водитель обернулся к нему. – Анестезия хлором⁹ Видали! Брысь!

– Но там безобразия…

– Сам ты безобразие! Проваливай! Видали! Видали! Такси свободно! – Таксист включил огонек «Свободно» и отпер заднюю дверь. Фредди оказался на улице, даже не успев поинтересоваться, сколько с него причитается.

Сказать по правде, в этих беспорядках особо ничего не впечатляло. Пока на людей не направляли камеру, они по большей части где-нибудь околачивались, будто революция – автобус на окраине: проще дождаться, если стоишь на месте. У некоторых были плакаты с символами веры, которые им, видимо, сложно было просто выговорить, не то что отчетливо произнести в эфире, но плакаты говорили сами за себя, а в перерывах между трансляциями неплохо защищали от дождя.

Не являясь сторонником ни одного из политических движений, Фредди не был готов к сырости. Его прическа растрепалась. Черные слезы туши текли по щекам, сливаясь в однотонную серость у воротничка. Крахмал рубашки, освободившись от хватки льна, приклеил к Фредди костюм, заставляя тело извиваться, приспосабливаясь к мокрым складкам. А то, что не впитал костюм, стекало в тонкие кожаные туфли, тяжелые, будто бассейны, вспучивая шерстяные носки вокруг сморщенных ног – словно две утонувшие матроны в слитных купальниках всплыли, вдохнув смерти. Дождь усилился, и рукопись в руках у Фредди набухла и размокла, будто предвосхищая принятие без читки, на которое была обречена. Он выбросил ее в водосток.

Дождь утих. Как грибы вылезли продавцы под зонтиками. без телевидения не скажешь, продолжалась ли акция протеста, хотя стоило упомянуть, что многие, до ливня таскавшие свирепые плакаты, в какой-то момент сменили их на удивительные товары – включая телевизионщиков, которые все равно ничего не сообщали о беспорядках, вынужденно прервав выпуски в прямом эфире. Никто никуда особо не спешил. Показывали обычные обмены любезностями. Затем передвижная телестанция затормозила, и под опытным руководством исполнительного продюсера все завертелось.

На месте присутствовали съемочные группы телестанций всех диапазонов вещания, а также представители кабельных сетей, и понадобилась масса эфирного времени, чтобы показать все двадцать шесть групп, взявших на себя ответственность, а заодно найти – или вдохновить на создание – еще несколько. Именно так «По утрам в десять» и наткнулись на Фредди. Издалека он, видимо, представлял собой ужасное зрелище – живое воплощение жертвы катастрофы. Но когда продюсер приблизился к своей добыче, дело приняло другой оборот. Рубец обернулся пятном румян, опухоли – мокрыми складками дешевого готового костюма. Костюма Фредди. Фредди Вонга.

– Я знаю, я опоздал, – сказал он режиссеру, за последний час утратив даже тень удивления любому повороту событий. – Я… застрял в пробке.

– Рад, что вы живы, – ответил продюсер, не пытаясь скрыть, что был бы не меньше рад – пускай лишь с позиции хорошего телевизионщика – обнаружить Фредди затоптанным насмерть.

– Уже почти одиннадцать, – сказал Фредди.

– Ерунда. Снимем интервью здесь. – Он огляделся в поисках подходящих руин. Попросил водителя поднять спутниковую антенну – стандартный сигнал для активистов, террористов и подстрекателей всех мастей бросить свою добычу и перенести все'действо порой аж на другой конец города, – чтобы наладить перед камерой импровизированный павильон. Потом вызвал из гримерки корреспондента.

– Сэм, – сказал мужчина, пожимая руку Фредди.

– Фредди.

– Фред?

– Фредди.

– Готово, – сказал продюсер, когда из-за угла показалась горстка оставшихся демонстрантов с плакатами, необязательно их собственными – как узнаешь, когда слова размыты? Транспаранты были идеально пусты: средство стало посланием.

– Подождите, – сказал Фредди. – А мне не нужно… – Он смотрел на корреспондента, весь в черных разводах, как плакаты демонстрантов. – А мне не нужно… припудриться?

– Не здесь, – ответил продюсер, загибавший пальцы, отсчитывая секунды до эфира. – Это настоящее.

– Репортаж в прямом эфире ведет Сэм Смолл. Третий час здесь, в центре Нью-Йорка, продолжаются беспорядки, нарушая деловую жизнь и срывая утренний график движения транспорта. Хаос не щадит никого, даже человека, открывшего Анастасию Лоуренс и напечатавшего «Как пали сильные». «По утрам в десять» обнаружило Фредди Вонга буквально под перекрестным огнем. Фредди согласился дать съемочной группе новостей «Даблью-НЕТ» [26] эксклюзивное интервью с места событий. Фредди, каково это – оказаться в центре беспорядков, вызванных вашим собственным автором?