– Не могла же я послать тебя в круглосуточный магазин за пачкой «Троянцев».
– А здесь? – Я посмотрел на нее, распростертую передо мной. – Ты этого хочешь?
– А как ты думаешь?
– А что мне думать?
– Я хочу, Джонатон, закончить то, что мы начали.
Это была деликатная задача – покинуть теплое ложе ее тела, грубо пробудиться, когда мою оголенную плоть встретили суровые объятия одежды. Она в платье проводила меня до двери.
– Лучше со смазкой? – спросил я.
– И пачку сигарет. Тебя это не обеспокоит?
– Не беспокойся обо мне.
Ей казалось, у нее есть время. Решила, что приготовит выпить. Налила виски, как раз на двоих. Этого ей хватит, по меньшей мере пока…
Скрипнула, открываясь, входная дверь.
– Уже дома? – спросила она. – Знаешь, мне и вправду нужна сигарета.
– Знаю. У тебя зависимость.
–
– Клиент отменил встречу. У меня было свободное время, и… Это спиртное?
– Скотч, – сказала она. – Попробуешь?
Она его поцеловала, все губы в виски.
– Где Джонатон?
– С чего бы ему быть здесь?
– Он привез тебя домой. Он знает, что ты пьешь?
– Он ничего не знает.
– Но я ему доверяю…
Она заткнула мужа, втянув его язык в себя. Она целовалась, увлекая его вниз. Он крепче стиснул ее. Прижал к кровати.
– Может, позже? – попросила она.
Он покачал головой, уже полностью на взводе. Потом навалился на нее. Проник в готовую влажность ее возбуждения, едва откинув подол, забившийся между ног. Она сама задрала платье до груди. И, откинувшись на супружеский матрас, вцепилась в мужа, совокупляя себя со всем его неполноценным телом.
Стэси не останавливалась, разгоряченная погоней – за ничем. Она просто трахалась дальше, пришпоривала на скользком склоне. Она перекатывалась и извивалась, щипала себе соски так, будто их сосал человек, что находился внутри нее. Он, не отрываясь, смотрел прямо перед собой. Два обособленных яруса: между ними могли быть целые этажи и никакого лифта.
Выполнив поручение Анастасии, я поднимался по лестнице. С тридцатью шестью презервативами в коробке я был готов практически к любой неожиданности. Открыл дверь. Направился прямиком в спальню. Стэси отвела взгляд от мужа и закричала.
Что за этим последовало, могу лишь догадываться: я так их и оставил, не вмешиваясь не в свое дело. Отправился к Мишель. Естественно, ее не было дома. Совсем один. Что делать? Я взял ручку. Как там начинались мои романы когда-то давным-давно?
VII
Мишель хранила знакомых в обувных коробках, составляла из них укрепления на полках в шкафу. Она никогда не оглядывалась. В ее схеме прошлому отводилось место; если держать его под контролем, оно не поймает Мишель в ловушку на плавном пути в будущее.
Я нашел коробки с именем Стэси. Вытряхнул содержимое на кухонный стол. Фотографии, билеты и запоздалые открытки с днем рождения. Приглашение на ее свадьбу, на котором она попыталась нарисовать их обеих: лучшие подруги держатся за руки. И больше ничего, кроме газетных вырезок в хронологическом порядке. Я читал до вечера.
Анастасия даже не пыталась скрыть свое преступление. Зачем? На самом деле никто не слышал, что она говорила. Подозреваю, она рано это поняла: если признание не влекло за собой последствий, можно искать оправдания без приговора. Возможно, я слишком великодушен к ней, но недостаточно доброжелателен. Нуда, это лишь домысел. Но если вы не верите мне, найдите эти ранние статьи на микрофише. Перечитайте старые газеты, зная, что случилось потом. Я всегда воображал, что предзнаменования – просто литературный прием.
Сейчас я понимаю, что это орудие, заимствованное у жизни для устрашения будущего, каузальный блеф. Анастасия, моя любовница, была мастером. Такая жизнь – литературное произведение; пускай оно написано другими, но автором, несомненно, оставалась она.
И все же мне остается гадать, что бы случилось, если б я тогда оставил все как есть. Если б она застыла навеки в своем фальшивом положении, без единого слова, приняв величие, что приписывали ей все и каждый? Скорее всего, мы бы смирились, чтили бы ее за подаренное нам произведение неоспоримой значимости, а поколения читателей «Как пали сильные» в замешательстве недоумевали бы, что за обстоятельства не позволили ей писать дальше. Таково и было бы ее наследство: примитивно выдав себя за другого, облечь читателей мимолетным облыжным состраданием. Разве жизнь ее не стоила дороже? Может, обнажала больше, нежели потерю всего? Подозреваю, она сама спланировала свое поражение; видимо, я планировал обратить его в победу.
Вернувшись, Мишель застала меня за работой.
– Милый? – спросила она. – Ты пишешь?
Наличие бумаги под моей ручкой было очевидно, поэтому я кивнул:
– Так, ничего особенного.
– Включи побольше света. Ослепнешь. – Она начала включать сама: сначала гирлянду белых рождественских лампочек, круглый год висящую на вытяжке над плитой для пущей праздничности, потом верхние лампы дневного света. – Ну вот, – сказала она, – так же лучше?
Я посмотрел на нее, выбеленную фальшивым светом. Оголенное лицо прошито морщинками, в волосах седые пряди. Глядя на нее, я видел, как старею.
– Над чем ты работаешь, милый? – спросила она, наклоняясь ближе, чтобы поцеловать меня в щеку. – Опять над тем романом? Ничего не говори, если хочешь сделать мне сюрприз. – Она повесила пальто на стул. – Но почему тут статьи про Стэси? С ней все в порядке? Ты же привез ее сегодня домой, да?
– Домой, к Саймону.
– Ты такой милый. Но зачем тебе мои вырезки?
– Хочу помочь ей разобраться, что привело к срыву.
– Думаешь, это хорошая идея? В смысле, врачи одобряют?
С теми, у кого не в порядке с головой, надо быть осторожнее Джонатон. Они на самом деле никогда не поправляются, вообще говоря, я припоминаю странности в ее поведении еще до этого маленького кризиса. Это ее навязчивое желание стать ученым. Наверное, у психически больных всегда сумасшедшие идеи, оттого-то они и безумны. Ты уже поел, дорогой?
– Давай просто ляжем спать.
– Не знаю, смогу ли я уснуть.
– Прошу тебя.
– Я хочу еще узнать о Стэси. – Мишель запустила пальцы в мои волосы. – Я очень волнуюсь, они с Саймоном так друг от друга отдалились.
– По-моему, зря ты беспокоишься.
– Но ты не сможешь всегда быть рядом с ней. – Она чмокнула меня в лоб. – А вдруг мы захотим уехать, когда поженимся?
– Зачем?
– А вдруг мне предложат работу в «Таймc»?
– Или, может быть, Глория Грин уступит тебе место в «Алгонкине»? Да, случиться может что угодно.
– Между прочим, у некоторых из нас еще осталась капелька амбиций…
