участия в совместном предприятии, которое он образует и возглавит, чтобы воспользоваться всеми преимуществами, которые сумеет извлечь из них по возвращении.
Он написал:
Я понимаю, что это очень дальний прицел, миссис Струан, но у Отами редкая голова и хорошие связи, насколько я могу судить, и он представляет будущее в Ниппоне. В случае если вы не согласитесь, пожалуйста, вычтите деньги на их проезд из того щедрейшего золотого подарка, которым вы меня наградили. Тем временем у Альберта Мак-Струана все получается хорошо, ваше имущество и здания здесь не пострадали от пожара, и все сулит светлое будущее, — я стану помогать и впредь, если он попросит. Последнее, позвольте предостеречь вас против нового управляющего Броков Эдварда Горнта. Он хороший, храбрый человек, но опасный соперник.
— Это дорого тебе обойдется, Джейми, — заметил Тумаст, худощавый коротышка с обветренным лицом, темными волосами и карими глазами. — По меньшей мере сто фунтов. Стоит ли так рисковать?
— Это её корабль, проезд не стоит ей ни пенса.
— Все равно это дорого, а она приглядывает за пенсами не хуже, чем за фунтами. Ладно, это уж ей решать. Я обналичу твой вексель на предъявителя в Лондоне, если она не подпишется под счетом. Ты уверен, что твои джапо понимают, что должны повиноваться мне?
— Да. Я сказал им, что на борту корабля ты король, даймё. Они должны во всем слушаться тебя и не покидать корабля, пока ты не высадишь их в Лондоне. Но, Джонни, обращайся с ними как с благородными. Ты будешь вознагражден.
Тумаст засмеялся.
— Да, но на небесах. Ладно, после всех этих лет за мной числится должок-другой, так что я это сделаю.
— Спасибо. — Джейми окинул взглядом каюту: маленькая, в углу койка, стол с картами, стол на четверых, аккуратная, суровая, пригодная для любого плавания — как и сам Джонни Тумаст, норвежец по происхождению и родственник Страйда Орлова, горбуна, который командовал флотом Струанов после Дирка. «Красотка из Атланты», торговый пароход водоизмещением в тысячу тонн, мог разместить на борту четырех пассажиров первого класса, десятерых — второго, пятьдесят человек — третьего и ещё оставалось место для солидного груза. — Где они будут спать?
— С командой, где же ещё?
— Ты можешь выделить им каюту, пусть самую крохотную.
— Все каюты распроданы, а с командой они быстро выучатся, изучат наши обычаи, им придется.
— Дай им каюту хотя бы до того, как вы выйдите из Гонконга, я не хочу, чтобы их узнали.
Джонни Тумаст ответил:
— Они могут занять каюту третьего помощника, там две койки. Они вооружены, Джейми?
— Конечно, они вооружены, они же самураи.
— Никакого оружия, только не у самураев, клянусь Богом.
Джейми пожал плечами.
— Скажи им, но, пожалуйста, обращайся с ними как с господами, а не с дикарями, странными, но все же аристократами, важными японцами, они ведь благородного происхождения, ты знаешь.
— Эй, там! — крикнул капитан. — Пришлите их сюда! Хирага и Акимото вошли; Джейми успел им все подробно рассказать.
— Который из вас говорит по-английски? Я, Андзин-сама.
— Я — Отами-сама.
— Мистер Макфей поручился за вас, Отами-сама, за ваше хорошее поведение до самого Лондона. Вы согласны подчиняться мне, оставаться на корабле, если я так скажу, сходить на берег и возвращаться назад, как я скажу, до самого Лондона, подчиняться мне так, как если бы я был вашим вождем, вашим даймё?
— Мы сог'расный де'рать, как говорит Андзин-сама, — осторожно ответил Хирага.
— Хорошо, но никакого оружия, пока вы на борту. Мне нужны все ваши мечи, пистолеты, ножи. Они будут возвращены вам. — Тумаст увидел на лице краску гнева и отметил это про себя. — Вы согласны?
— Но ес'ри 'рюди нападать на нас?
— Если мои люди нападут на вас, отбивайтесь кулаками, пока я не появлюсь. Они будут предупреждены, пятьдесят плетей каждому, если они начнут драку. Вы не должны её начинать, понятно?
— Нет, прошу прощения. — Джейми объяснил, что матросов привяжут к мачте и высекут за неповиновение. Ужасаясь подобной жестокости, Хирага пересказал все это Акимото, потом спросил: — Андзин-сама, васа нет бояца? Ес'ри чиравек свободный на корабарь, пос'ри такой осокараб'рений, нет бояца этот чиравек убивать васа?
Джонни Тумаст рассмеялся.
— Тогда ему не миновать петли, уж это как пить дать. Наказание за бунт на корабле — смерть. Я прикажу команде не цепляться к вам, вы не цепляйтесь к ним — это тоже важно, понятно?
— Понятна, Андзин-сама, — ответил Хирага, разобрав только часть сказанного, голова у него раскалывалась от боли.
— Если что, приходите ко мне. Никаких драк, если только на вас не нападут первыми. Ваше оружие, пожалуйста. — Хирага нехотя отдал ему замотанные в одежду мечи. И «дерринджер». — Мистер!
Дверь каюты распахнулась.
— Да, сэр?
— Эти двое займут каюту третьего помощника, я провожу их.
Джейми встал и протянул руку Хираге.
— Счастливого плавания, вы можете писать мне, когда захотите, и Филипу… Тайре-сама. Как я вам говорил, я буду писать вам через свой банк, Гонконгский банк на Малле. Все это есть в тех бумагах, которые я вам отдал, вместе с объяснениями, как получать и забирать почту. Не ждите ответа раньше чем через четыре месяца. Удачи вам и счастливого возвращения. — Они пожали друг другу руки, потом Джейми пожал руку Акимото.
— Вы двое, идите со мной, — сказал Тумаст. Он провел их по коридору и открыл дверь. — Спать вы будете здесь, и старайтесь никому не попадаться на глаза, мистер Макфей не хочет, чтобы вас узнали. После Гонконга будет легче. — Он закрыл дверь.
В молчании Хирага и Акимото огляделись. Каюта больше напоминала посудный буфет, чем жилое помещение. Места едва хватало, чтобы встать рядом. Масляный фонарь на шарнире тускло мерцал. Две грязные койки, одна над другой, у перегородки, под нижней — ящики. Матрасы, набитые грязной соломой, и шерстяные одеяла. Вонь. Резиновые сапоги, повсюду разбросана нестираная одежда. На крючках висят штормовые макинтоши.
— А это для чего? — ошеломленно спросил Акимото.
— Какая-то одежда, но она такая жесткая, как можно сражаться в этих штуках? Я чувствую себя голым без мечей.
— Я чувствую себя мертвым, не просто голым.
Палуба качнулась под их ногами, и они услышали громкие приказы наверху, вслед за ними матросы затянули размеренную морскую песню, готовя корабль к отплытию, загрохотала паровая машина, и сразу задрожали все перегородки и палуба, усилив их тревогу. Теснота каюты, неприятный запах угольного дыма и смазки, затхлый воздух и ещё более затхлый дух, исходивший от коек, давили на них. Палуба вновь ушла из-под ног, когда корабль качнулся на якоре, и Хирага метнулся к койкам и сел на нижнюю.
— Ты полагаешь, что мы на них будем спать?
— На чем же ещё? — пробормотал Акимото. Зорко прищурившись, он откинул мятое одеяло в сторону. Все четыре угла матраса почернели от клопов, живых и мертвых; грубый холст матраса пестрел пятнами засохшей крови, отмечавшими места, где были раздавлены целые их поколения. Ему удалось сдержать приступ рвоты. — Поедем на берег, — проскрипел он. — С меня достаточно.