ноздри, язык. Через некоторое время один мертвец зашевелился и поднялся. Из горла его вырвался страшный хрипящий звук, как будто высохшие легкие наполнились воздухом, а руки и ноги задрожали так, что некоторые из зрителей попятились в страхе. Один за другим трупы ожили и заговорили на странном гортанном языке, содержащем куда больше пронзительных вскриков, чем любое известное наречие.
Даже Веллингтон немного побледнел. Только Стрендж оставался с виду совершенно бесстрастен.
— Боже! — воскликнул Фицрой Сомерсет. — Что же это за язык?
— Полагаю, один из диалектов ада, — ответил чародей.
— Неужели? — удивился Сомерсет. — Как интересно!
— Быстро же они его выучили, — заметил лорд Веллингтон. — Они там всего три дня. — Он любил, когда люди все делают быстро, не тратя времени на пустяки. — Вы знаете этот язык, Стрендж?
— Нет, милорд.
— Тогда как мы будем с ними разговаривать?
Вместо ответа Стрендж схватил за волосы ближайшего из оживших покойников, оттянул нижнюю челюсть и плюнул ему в рот. В тот же миг бывший труп перешел на свой родной, земной язык, неаполитанский диалект итальянского, который для большинства присутствующих оставался таким же непонятным, как и язык ада. К счастью, его вполне хорошо понимал капитан Уайт.
С помощью капитана майор Грант и полковник де Ланей допросили мертвых неаполитанцев и получили исчерпывающие ответы. Мертвые неаполитанцы в отличие от живых соотечественников были готовы на все, чтобы угодить дознавателям. Выяснилось, что незадолго до гибели несчастные получили весточку от укрывшихся в лесу собратьев. Те сообщали о захваченных пушках и объясняли, как добраться до деревеньки в нескольких лье от города Саламанка, откуда путь до убежища легко найти по нанесенным мелом на камнях и деревьях тайным знакам.
Майор Грант взял с собой небольшой кавалерийский отряд и через три дня вернулся с пушками и дезертирами. Веллингтон был в восторге.
К несчастью, Стрендж так и не смог отыскать заклинания, чтобы вернуть неаполитанцев в прежнее состояние. Он предпринял несколько попыток, но никакого результата не добился, если не считать того, что в какой-то момент все семнадцать трупов вдруг начали расти и раздуваться, пока не достигли двадцати футов в высоту и не сделались странно прозрачными, словно громадные акварельные изображения самих себя на тонком муслине. Стрендж возвратил их к обычному размеру, но что делать с ними дальше, никто по-прежнему не знал[74].
Сперва мертвых неаполитанцев поместили вместе с пленными французами, но те принялись громко роптать на такое соседство. («Их недовольство можно понять», — заметил лорд Веллингтон, с отвращением разглядывая покойников.)
Затем пленных отправили в Англию, а неаполитанцы остались с армией. Все лето они разъезжали с войсковым обозом, закованные по приказу его светлости в цепи. Предполагалось, что кандалы не дадут им разбредаться, но мертвецы не боялись боли и легко избавлялись от оков, нередко оставляя на цепях куски мяса. Освободившись, они отправлялись на поиски Стренджа и слезно молили его каким угодно способом вернуть их к полноценной жизни. Неаполитанцы повидали ад и не хотели снова там оказаться.
В Мадриде испанский художник Франсиско Гойя сделал сангиной набросок Джонатана Стренджа в окружении мертвых неаполитанцев. На рисунке волшебник сидит на земле, склонив голову и бессильно опустив руки, вся поза свидетельствует о беспомощности и отчаянии. Неаполитанцы стоят за его спиной. Одни смотрят на чародея голодными глазами, на других лицах застыло выражение мольбы, а один робко тянется рукой к его волосам. Нет необходимости говорить, насколько этот портрет отличен от других изображений Стренджа.
25 августа лорд Веллингтон отдал приказ уничтожить мертвых неаполитанцев[75].
Стрендж не хотел, чтобы слухи о его магических экспериментах на развалинах церкви в Флорес-де- Авила достигли ушей мистера Норрелла, и потому ни разу не упомянул о них в письмах и даже попросил его светлость не включать этот эпизод в официальные донесения.
— Хорошо, хорошо! — ответил его светлость. Лорд Веллингтон и сам не любил писать о волшебстве — ему вообще не нравилось то, в чем он не до конца разбирался. — Хотя вам это не поможет, — заметил он. — Всякий, кто писал домой в последние пять дней, изложил все самым детальным образом.
— Знаю, — сказал Стрендж. — Однако люди склонны преувеличивать мои свершения, и в Англии к этому привыкли. Решат, будто я исцелил нескольких раненых неаполитанцев или что-нибудь в таком роде.
Оживление семнадцати мертвых неаполитанцев — показательный пример того, с какого рода задачами сталкивался Стрендж до конца войны. Подобно министрам, лорд Веллингтон быстро привык к услугам волшебника и требовал от него все более сложных чар. Правда, в отличие от министров, Веллингтон не любил выслушивать объяснения, почему то или это невозможно. Он постоянно требовал невозможного от саперов, генералов и офицеров, поэтому не видел оснований делать исключение для волшебника. «Придумайте что-нибудь!» — говорил обычно его светлость, когда Стрендж начинал объяснять, что такое-то заклинание не применялось с 1302 года, а другое полностью утрачено, если вообще существовало. Как до встречи с Норреллом, Стренджу приходилось изобретать заклинания самому, исходя из общих принципов или опираясь на полузабытые истории из старинных книг.
В начале лета 1813 года Стрендж совершил то, чего мир не видел со времен Короля-ворона: передвинул реку. Случилось это так. Боевые действия в то лето развивались успешно, и все военные начинания лорда Веллинггона заканчивались победой. Однако в то июньское утро французы впервые за последние месяцы оказались в более выгодной позиции. Его светлость незамедлительно созвал генералов на военный совет. Вместе с ними в палатку главнокомандующего вошел Стрендж. Генералы окружили стол, на котором была расстелена большая карта.
Его светлость в то лето пребывал в прекрасном настроении, а потому, увидев волшебника, приветствовал его почти дружески.
— А, Мерлин! Вот и вы! Вот, послушайте. Мы на этой стороне реки, французы — на той. Я бы предпочел, чтобы было наоборот.
Один из генералов начал объяснять, что если армия совершит переход
— Слишком долго! — объявил лорд Веллингтон. — У нас нет столько времени. Мерлин, не могли бы вы сделать так, чтобы армия перелетела к французам? — Он отчасти шутил, но только отчасти. — Всего-то и нужно, что дать каждому по паре крыльев. Возьмем, к примеру, капитана Макферсона. — Его светлость бросил взгляд на великана шотландца. — Признаюсь, я бы с удовольствием посмотрел, как он порхает над рекой.
Стрендж задумчиво посмотрел на капитана.
— Нет, — сказал он наконец, — но я буду признателен, если вы позволите мне позаимствовать его и карту. На час-другой.
Какое-то время волшебники шотландец рассматривали карту, потом Стрендж вернулся и сообщил лорду Веллингтону, что отращивать крылья слишком долго, зато он может передвинуть реку — устранит ли это затруднения?
— Сейчас река течет на юг — здесь, а потом поворачивает к северу — здесь. Если бы она текла на север — здесь, а поворачивала на юг — там, как вы видите, мы оказались бы на северном берегу, а французы на южном.
— О! Очень хорошо!
Новое положение реки так смутило французов, что несколько рот, получив приказ идти на север, двинулись на юг. Больше эти роты никто не видел, вероятно, их уничтожили испанские
Позже в разговоре с генералом Пиктоном лорд Веллингтон в шутку заметил, что нет ничего более утомительного для солдат и лошадей, чем постоянные марши, передислокации и прочее; впредь он собирается держать войска на месте, и пусть мистер Стрендж движет Испанию у них под ногами, как
