рельефным мраморным фронтоном.
— Дальше я вести вас не могу, сэр. Здесь мои обязанности кончаются, и, вы вступаете во владения докторов Уиллисов. Король за этой дверью. — Слуга поклонился и направился к лестнице.
Стрендж постучал. Из-за двери доносились звуки пения и клавесина.
Дверь открылась, и перед посетителем предстал высокий широкоплечий мужчина лет тридцати или сорока, с круглым белым лицом в оспинах и капельках пота, что делало его похожим на чеширский сыр. Человек этот — то ли по причине спешки, то ли вследствие нехватки опыта — был плохо выбрит, так что в некоторых местах на белой коже виднелись короткие и жесткие черные щетинки, словно в молоке, прежде чем из него изготовили сыр, утонули несколько мух. Сюртук из толстого коричневого сукна, как и рубашка и шейный платок из грубой льняной ткани, не отличался особенной чистотой.
— Да? — произнес он, придерживая одной рукой дверь, как будто готов был захлопнуть ее при малейшем подозрительном движении гостя. На дворцового слугу этот тип не походил нисколько, зато сильно смахивал на смотрителя из сумасшедшего дома, коим, собственно, и являлся.
Удивленный столь грубым приемом, Стрендж вскинул бровь, потом холодно сообщил свое имя и заявил, что пришел к королю. Страж королевского покоя вздохнул.
— Не могу отрицать, что мы извещены о вашем визите, но, видите ли, впустить вас я не могу. Доктор Джон и доктор Роберт (так звали братьев Уиллисов) отсутствуют. Мы ожидаем их с минуты на минуту вот уже добрых полтора часа. Никто не понимает что с ними случилось.
— Очень жаль, — сказал Стрендж. — Впрочем, меня это не касается. В мои планы не входит встреча с упомянутыми джентльменами. Я пришел повидаться с королем. У меня с собой письмо подписанное архиепископами Кентерберийским и Йоркским и разрешающее встречу с его величеством. — Волшебник помахал письмом перед носом смотрителя.
— И все же, сэр, вам придется подождать, пока прибудут доктор Джон и доктор Роберт. Они никому не дозволяют вмешиваться в их систему лечения короля. Его величество нуждается в тишине и уединении. Разговоры ему категорически противопоказаны. Вы и представить себе не можете, какими ужасными последствиями может обернуться ваш разговор. Например, вы упомянете, что на улице идет дождь. Казалось бы, невиннейшее замечание. Однако оно натолкнет короля на размышления, его помутившийся рассудок заработает, одна мысль потянет за собой другую, и в итоге состояние его величества ухудшится. В его памяти могут всплыть проигранные битвы, умершие дочери и недостойные сыновья. Да что там! Король и сам может умереть от таких мыслей! Вы же не хотите убить короля, сэр?
— Нет, — ответил Стрендж.
— Ну вот, — удовлетворенно хмыкнул смотритель. — Теперь вы сами понимаете, что вам лучше подождать.
— Спасибо, но я все же рискну. Будьте любезны провести меня к королю.
— Доктор Джон и доктор Роберт очень рассердятся.
— Мне нет до этого никакого дела, — холодно ответил волшебник.
Смотритель удивленно посмотрел на него.
— Вот что, — твердо продолжал Стрендж, — либо вы пропускаете меня к королю, либо вам придется иметь дело с двумя архиепископами сразу. Уж поверьте, им очень не понравится, что кто-то осмелился нарушить их распоряжение. Понимаете, что вас ждет? Я и сам точно не знаю, но уверен — ничего хорошего.
Слуга вздохнул, потом кликнул своего подчиненного (такого же грязного и грубого, как и он сам), приказал ему немедленно отправляться за докторами и лишь после этого с превеликой неохотой отступил в сторону и пропустил Стренджа.
Комната, в которой оказался волшебник, была очень велика. Стены покрывали дубовые панели с искусной резьбой. На потолке здесь тоже разместились августейшие и символические персонажи. И все же место навевало уныние. Голый, ничем не прикрытый пол дышал холодом. Всю мебель составляли стул да видавший виды клавесин. У инструмента, спиной к двери, сидел старик, одетый в поношенный парчовый халат пурпурного цвета. На голове у него был помятый ночной колпак, на ногах — грязные домашние туфли с поломанными носами. Играя, он громко напевал что-то на немецком. Услышав шаги, старик обернулся и перестал играть.
— Кто там? — спросил он. — Кто это?
— Волшебник, ваше величество, — отозвался смотритель. Старик на секунду задумался, потом громко сказал:
— Терпеть не могу волшебников! — Он снова повернулся к инструменту и заиграл с еще большим пылом, сопровождая музыку громким пением.
Такое начало не предвещало ничего хорошего. Смотритель презрительно хмыкнул и отошел, оставив Стренджа и короля наедине. Волшебник сделал несколько шагов вперед и встал так, чтобы видеть лицо его величества.
Безумие короля усугублялось слепотой. Радужка была затянута мутно-голубой пленкой, белки глаз напоминали цветом скисшее молоко. Тронутые сединой волосы грязными прядями свисали вдоль дряблых, в сетке лопнувших сосудов, щек. С безвольных губ стекала слюна. Белая борода была почти такая же длинная и неухоженная, как и волосы. Король ничуть не походил на те портреты, которые доводилось видеть Стренджу, ведь их писали в то время, когда его величество пребывал в здравом рассудке. В своем нынешнем облике, со спутанной бородой и растрепанными волосами, в длинном пурпурном халате, слепой и безумный, король больше походил на трагического героя шекспировской драмы, точнее, сразу на двух трагических персонажей: короля Лира и Глостера.
Стренджа предупредили, что согласно дворцовому этикету разговаривать с королем следует лишь после того, как он первым к вам обратится. Однако такой вариант выглядел малоперспективным, поскольку король уже заявил о своей нелюбви к волшебникам. Поэтому, дождавшись, когда его величество прекратит петь и играть, гость заговорил сам.
— Я — покорный слуга вашего величества, Джонатан Стрендж из Эшфера в Шропшире. Во время последней войны в Испании я служил в армии под командованием лорда Веллингтона и, смею полагать, принес некоторую пользу вашему величеству. Сыновья и дочери вашего величества надеются, что моя магия сможет дать вам некоторое облегчение от болезни.
— Скажи волшебнику, что я не вижу его! — беспечно бросил король.
Стрендж оставил без ответа эту бессмысленную ремарку. Разумеется, король не мог его видеть, поскольку был слеп.
— Однако я очень хорошо вижу его спутника! — продолжал его величество одобрительным тоном и повернул голову так, будто рассматривает что-то в двух-трех футах от волшебника. — Да и как его не увидеть, с такими-то серебристыми волосами! Похоже, весьма бойкий малый.
Все это звучало настолько убедительно, что Стрендж даже повернулся. Разумеется, рядом никого не было.
Последние дни волшебник занимался тем, что просматривал книги Норрелла в поисках чего-то подходящего. Оказалось, что заклинаний для излечения безумия очень мало. Точнее, ему попалось только одно, да и в его значении Стрендж не был вполне уверен. Оно представляло собой рецепт из книги Ормскирка «Откровения о тридцати шести иных мирах». Ормскирк утверждал, что приводимая им формула рассеивает иллюзии и поправляет неверные мысли. Стрендж открыл книгу и прочел рецепт еще раз. Звучало заклинание довольно туманно.
Наполни его глаза сиянием луны, и оно развеет лживые мороки.
Уши его наполни пчелами. Пчелы любят правду, они разрушат уловки лжеца.
Наполни его рот солью, да лжец не соблазнит его вкусом меда, не удручит вкусом пепла и праха.
Пронзи ему ладонь железом, да не поднимется у него рука исполнить повеление лжеца.
Спрячь его сердце в тайное место, чтобы все его желания хранились за семью печатями, и лжец не сумел добраться до них.
Дополнение. Полезным может оказаться красный цвет.
