она – это ты? Видела ли ты ее вплывающей в твою комнату с радостным приветствием на устах?
– Нет... Нет, не видела.
– Утром ты воспользовалась в амфитеатре мобильным телефоном. Тогда ты сказала мне, что готова поклясться, будто разговаривала сама с собой. Голос звучал в точности как твой. Ты что-нибудь подобное помнишь?
– Да, это я припоминаю, – ответила Зита, и ее глаза зажглись. – Я была в офисе, у меня было важное дело – я писала отчет для отдела документации. Зазвонил телефон. Я сняла трубку и услышала женский голос, который спрашивал Лиз. Я ответила, что Лиз отсутствует, но что она говорит с Зитой Прествик. Я полагала, что она разговаривает по мобильному телефону – слышимость была плохая. Но эта дуреха стала настаивать, что Зита Прествик – это она. Я решила, что она меня не расслышала и что дальнейший разговор бесполезен, поэтому вскоре повесила трубку. Я была очень занята подсчетами и обо всем начисто забыла. – Губы Зиты тронула слабая улыбка. – Теперь я уверена, что та дуреха была я сама.
Джад погладил свой подбородок.
– Во всяком случае, это доказывает, что если мы не помним, что в прошлом встречались со своим другим "я", то, значит, у нас хватило здравого смысла не встречаться с теми, кем мы были неделю назад.
– Для меня это было невозможно, – сказал Сэм. – В это время я был в Нью-Йорке.
– Что ж, ты и не пытался разговаривать сам с собой по телефону.
– Мне это не грозит. Я слишком занят желанием разобраться в том, что с нами произошло.
– Но мы не знаем, как поступили другие, – продолжал рассуждать Джад. – В амфитеатре я насчитал пятьдесят два человека. Думаю, что снаружи было еще с полдюжины. Их поток времени тоже захватил. Что они делают сейчас? И что, черт побери, они собираются делать дальше?
И в это мгновение Сэму показалось, что он вышел из собственного тела и увидел их маленькую группу как бы издалека. Возможно, с той церковной колокольни, которая стоит вон там – на поросшем травой холме. Вот перед ним амфитеатр и многие-многие акры чуть всхолмленных лугов и пастбищ, купающихся в солнечном сиянии. Вон река с богатой яхтой Карсвелла, стоящей у причала рядом с лодкой Джада, на которой сушатся на веревке яркие цветные полотенца.
А на автомобильной стоянке три маленьких встревоженных человека. Зита, у которой голова раскалывается от мигрени. Джад Кэмпбелл – усталый, задерганный. Он волнуется, как будто отвечает за жизнь ребенка, потерявшегося в лесу, где прячутся волки. И он – Сэм Бейкер – сидит, заложив руки в карманы, опустив на грудь подборок, уставившись в бетон площадки и недоумевая, что же делать дальше?
2
Выглядело все это так, будто они бежали с места какого-то природного катаклизма. Только в отличие от урагана, несущегося через город, рушащего дома, переворачивающего автомашины, сшибающего с ног прохожих, этот шторм разрушал только их сознание.
Туристы сидели в своем автобусе и чувствовали себя эмоционально искалеченными. Они почти не шевелились, никто из них не был готов обсуждать свои переживания.
Шофер из «Туристических экскурсий» вел машину и что-то бормотал себе под нос. Остекленелые глаза тупо смотрели сквозь лобовое стекло. Один раз он даже проехал на красный свет. Машины гудели, а какой- то автомобиль чуть не врезался в автобус.
На самых передних местах сидели Николь в своей шкуре гориллы и Сью – в костюме Стэна Лорела. Они пытались решить, куда же им направиться дальше.
– Я хочу сказать, не можем же мы отправиться на автобусе в офис и сказать там: «Но мы на целую неделю опередили график».
– На прошлой неделе в это самое время я сидела в офисе, – тихо ответила ей Сью. – Меня попросили подменить Тони Барки в административном отделе. Если мы поедем туда, то я встречусь сама с собой. Я была тогда одета в свое дурацкое платье с розовыми цветочками. – Она засунула в рот костяшки пальцев, и из ее горла вырвался какой-то странный механический смешок. В глазах Сью застыло такое выражение, будто она только что обнаружила в своей сумочке отрезанную кисть чьей-то руки. – И я скажу себе «Хелло!». А что будет потом? Приглашу себя к себе выпить чашечку кофе и поговорить о том, как нам быть с Грехемом? Боюсь, что предложить ему двух абсолютно идентичных подружек было бы несколько экстравагантно, а?
Николь сидела, обеими руками прижимая к себе голову гориллы. В этом дурацком костюме было ужасно жарко, а черная нейлоновая шерсть больно царапала кожу. А тут еще эта Сью, которая явно чокнулась. О Господи, да она и сама не так уж далеко ушла от Сью!
Позади Николь сидел Райан Кейт, спрятав лицо в пухлых ладонях. На голове у него красовался дурацкий котелок Оливера Харди.
А еще дальше – пассажиры, которые безмолвно пялились на пролетающий пейзаж. Совсем обалдели от шока, думала Николь.
Где-то на пути в Йорк один из туристов ударил свою жену.
Полновесный был удар – прямо по лицу.
Никто не знал – почему.
Никто ничего не спросил.
Никто никак не среагировал.
Будто вообще ничего не произошло.
А муж с женой сидели и молчали. Только одна щека жены полыхала красным, а тупо глядящие в окно глаза наполнились слезами.
Да, все они только и ждут повода лопнуть по всем швам.
Потому что каждый без исключения знал – время пошло вспять.
Николь пятерней расчесала свои дивные золотые волосы, пытаясь наглядно представить себе, что же с ними случилось.
Лучше всего ей удалось вообразить картину настоящего –
Разве не говорят, что время летит, когда вы веселитесь? Это выражение почему-то показалось Николь совершенно абсурдным.
Подобно сидящей рядом с ней Сью, Николь вдруг обнаружила, что не только затыкает рот кулаком, но еще и вцепилась в костяшки зубами. То ли для того, чтобы не расхохотаться во всю мочь, то ли чтобы удержать рвущийся из горла крик. Она и сама этого не знала.
И в этот момент ей в голову пришла совершенно новая безумная идея. Ее сосед умер двадцатого июня. Мистер Торп был жизнерадостным человеком лет шестидесяти, который сорок лет прожил со своей женой в домике, полном кошек. Каждой весной он приносил Николь стебли розового ревеня из своего сада и воодушевленно рассказывал, какие чудесные из них получаются печенья. А в ту субботу он вдруг схватился за сердце и умер, сидя в своем кресле.
Николь пришло в голову, что раз с точки зрения всего этого громадного переливающегося зеленого мира сегодня шестнадцатое июня, то она может увидеть своего соседа живым и здоровым. Относительно здоровым, если иметь в виду артерию в груди, которая скоро лопнет.
Тогда Николь еще сильнее прикусила свой палец.
Разве это не смешно?
Говорить с человеком, о котором она знает, что он умер несколько дней назад.
Николь крепко зажмурилась, ибо в это мгновение мир закрутился вокруг нее, и она ощутила подступающую к горлу тошноту.
Но мысль, которая ее посетила – удивительно мощная мысль, – и теперь носилась в ее уме быстрее поезда-экспресса, не уходила: она может спасти жизнь своего соседа.
