спуститься по большому черному сугробу на землю. Мы с Кейт были готовы. В рюкзаках была чистая одежда и запас еды до самого побережья, если понадобится. Винтовки мы засунули стволами в рюкзаки.
Я недоуменно покачал головой:
– Какой смысл здесь оставаться?
– Здесь мой дом, Рик. Когда я увидел его, я понял, что куплю этот дом и никогда его не покину.
– Но ведь сгорит вся деревня!
– Рискну, Рик. Мне нравится себя обманывать мыслью, что здесь я нужнее. – Он поправил шарф на лице. – Иногда здесь проходят люди. Я им рассказываю правду о серых, что это у них галлюцинации. У них появляется больше шансов выжить в этом враждебном мире.
Мысль оставить Бена в этой выгоревшей стране была невыносимо мрачна.
– Ты можешь быть полезен Стивену.
– Нам нужны люди с опытом, – сказала Кейт. – У нас почти все моложе тридцати лет.
– Именно, – сказал Бен, и хотя губ его не было видно, я знал, что он улыбнулся. – Именно. Вы – группа молодых. Где вам не хватает опыта, его заменят энтузиазм и воображение. Вы не должны нести с собой в будущее груз философии стариков. Выработайте свою. Старому миру пришел конец, но можете считать это рождением нового.
– И ты никак не передумаешь?
– Никак, Рик. Я остаюсь. Не волнуйся, еды у меня хватит. Я повернулся, чтобы идти.
– Рик, еще одно. Ты мне не сказал, куда идет корабль. Я пожал плечами:
– Мы точно не знаем, знаем только, что на юг.
– На юг? Юг – это половина земного шара.
– В Южные Моря, – сказала Кейт. – Если найдем остров, не тронутый жаром, мы там поселимся.
– Вы уверены, что у вас нет тайной надежды доплыть до Австралии или Новой Зеландии и обнаружить, что там жива цивилизация?
– Если так, то это будет как Рождество летом, – улыбнулся я. – Я за многие годы привык спать на простынях и жить в доме.
– Ты теперь изменился, Рик. Изменился сильнее, чем сам сознаешь.
– Не думаю, Бен. Дай мне чистые простыни и еду три раза в день, и я буду счастлив.
– Ну, например, ты прибываешь в Мельбурн. И что потом? Ищешь работу в банке? Покупаешь дом?
Бен хотел помочь мне понять самого себя. И я почувствовал, что сопротивляюсь. Даже злюсь на человека, который много лет был одним из лучших моих друзей.
– Нет, – ответил я. – Когда поднаберу денег, куплю гитару.
– И снова соберешь оркестр?
– Почему бы и нет?
– Ты все еще этого хочешь?
– Да.
– Играть на гитаре, когда есть целый новый мир, который надо строить?
– Какой еще новый мир?
– Ты мне не веришь, когда я тебе говорю, что прежний “ты” умер. И теперь на свете живет новый “ты”. С иголочки новый Рик Кеннеди, но он еще этого не понимает. Я прав?
– Не понимаю, о чем ты, Бен. Все это действительно очень глубоко, но поверь, оно мне не выше головы. Ладно, теперь ты прости, но нам пора. Кейт?
Она скрестила руки на груди.
– Бен прав.
Я уверенно покачал головой:
– Я все тот же Рик Кеннеди, девятнадцати лет, помешанный на музыке.
– Правда? – Кейт подняла бровь.
– Правда. Теперь...
– Девятнадцати лет?
– Да.
– Рик, тебе два дня назад исполнилось двадцать.
– И что? Я был слишком занят, чтобы это заметить. – Эти двое начинали действовать мне на нервы. – Слушайте, – вздохнул я. – Поверьте мне, я хочу поскорее выбраться из этого дерьма и плыть на юг. Ну и что, если мы приплывем в Австралию? Будем жить в снятой комнате, глядеть старое кино по телевизору, пить пиво и закусывать бараньими отбивными? Мне это сейчас очень понравилось бы. Мне надоело видеть детские черепа на дороге, мне надоело спасаться бегством, мне надоело беспокоиться, что людям нечего есть. Меня тошнит от вечного запаха горелого...
У меня пресекся голос, задрожали руки.
– Так думает прежний Рик Кеннеди, – мягко сказал Бен. – Тебе придется стряхнуть его, как стряхивает змея старую кожу. И тогда ты сможешь встретить будущее.
– “Прежний Рик Кеннеди мертв, прежний Рик Кеннеди мертв!” Хватит повторять одно и то же. Что ты хочешь этим сказать?
– Прежний Рик Кеннеди мечтал быть рок-звездой?
– Да, я мечтал... черт, и сейчас мечтаю! Ты хочешь меня убедить, что я неправ?
– Поднимемся наверх? – предложил Бен. – Там есть некто, кого ты можешь спросить сам.
– Некто, кого я могу спросить? Я думал, ты живешь один.
– А Сашу спросить не хочешь?
– Сашу? Ха и еще раз ха! – Я повернулся к Кейт. – Саша – это моя гитара. Я ее здесь оставил, уходя из Ферберна.
– Сделай как он сказал, Рик.
Я вздохнул:
– Спросить гитару, нет ли под моей шкурой нового меня? Ладно. Сделаю, чтобы вы от меня отстали.
Я затопал по лестнице в мансарду. Все было покрыто слоем зернистой черной пыли, надутой сквозь щели окна. Я сразу же увидел футляр гитары, лежащий на старом диване. Гитара была накрыта белой простыней и больше всего напоминала покойника под саваном.
Я снял простыню. Открыл футляр.
Там лежала Саша – шестиструнная электрогитара “Стратокастер”, красивая, лакированная красным и золотым. Хромированные колки и ручки сияли в красном свете солнца, заглядывающего в окна мансарды. Струны блестели, как серебряные.
Я коснулся струны.
И со стуком закрыл крышку футляра.
Бен был прав, черт его побери, прав, и я это знал. Стоило мне увидеть раньше гитару, она просто молила: “ПОИГРАЙ!”
И мне не удавалось удержать пальцы. Я начинал подбирать мелодию, слышанную по радио, или наигрывать аккорды новой песни, которую сочинял. Я не мог спокойно видеть гитару. Я сразу себе представлял не только, что играю на ней, я даже видел, где я на ней играю.
И теперь гитара говорила...
Ну ладно, Рик, будь честен. Что говорила гитара?
НИЧЕГО.
И одержимость стать рок-звездой тоже миновала. Ее не было. Как и прежнего меня.
Нет, может быть, я когда-нибудь буду играть. Но другую музыку и другой публике.
Я знал, что теперь у меня другая миссия. Бен был прав. Я должен подумать о своей роли в новом мире.
Кейт и Бен ждали меня внизу.
Я сошел к ним. Говорить я не мог. Я обнял Бена, потом Кейт.
– Черт! – Я затряс головой, глаза щипало. – Прости меня, Бен, за твердолобость. Что сказать? Ты был прав.
У Бена тоже были слезы в глазах.
