еды, наверняка знал бы, почему наш ужин напоминал различные продукты бытовой химии. «Инжирный мармелад в феврале? — усмехнулся бы он понимающе. — Ну конечно же, на вкус это было бы просто жидкое мыло». Но я могу сказать только, что это было ужасно.
Но блюдо, заказанное Кейт, обернулось еще большим кошмаром, поскольку по вкусовым и питательным свойствам приближалось к туалетной бумаге. Что до меня, то я съел целого поросенка. Его кровь, плоть и копытца — много всего.
Это было неплохо, как и грибное ризотто моей жены, при этом заказанный ею зеленый салат, принесенный спустя века ожидания, оказался, по сути, просто резаными помидорами. Уилл же вообще не мог понять, что ест, поскольку утром обжег язык железнодорожным чаем.
В целом это была полная кулинарная катастрофа, хотя я не в обиде, поскольку, в общем-то, к еде равнодушен. А вот что меня не оставило равнодушным, так это слишком яркое освещение и чрезмерное подобострастие обслуги. Метрдотель держался умно и с достоинством, но все остальные слишком суетились.
Им следовало бы расслабиться, приглушить свет и дать нам эти проклятые пепельницы.
Но вот какое дело. Позже в баре я поболтал с некоторыми из сотрапезников — все они были местными бизнесменами, водили BMW М3, играли в гольф и были беззаветно влюблены в это место. Им нравилось назавтра рассказывать коллегам, что они ужинали в «мишленовском» ресторане и заплатили по ?60 с носа.
Вот в чем моя проблема. Я привык ходить в рестораны в столице и судил о бирмингемских ресторанах по столичной мерке. А это несправедливо.
Да, действительно, «Симпсоны» в Лондоне не продержались бы и пяти минут. А сколько, по-вашему, The Ivy[406] продержался бы в Бирмингеме? Местные пришли бы в ужас при виде небрежно одетых клиентов и меню, где можно найти пастушью запеканку, рыбу и картошку фри.
В Бирмингеме, как и в любом другом крупном провинциальном городе, люди ходят в ресторан не оттого, что им лень готовить. Это мероприятие, для которого особо одеваются. Поэтому люди хотят, чтобы все было формально. Вы требуете, чтобы вас обслуживали как короля и освещали как кинозвезду, пока вам приносят горы неудобоваримой еды, которую вы не смогли бы приготовить дома, даже если бы захотели.
Голубь с грушей? Банан с утиной печенкой? Для меня это чересчур изысканно. Но когда живешь в городе, где вовсе нет ресторанов, гарнир в виде ньокки из маслин и летучей рыбы с васаби — просто блеск.
Как я был пиратом на супер-яхте
По любым меркам это было чересчур. «Папа, — жалобно сказал я, — я знаю, что мне всего 22 и все такое, но как ты думаешь, есть ли у меня шанс этим летом пару недель попользоваться твоей яхтой на юге Франции?»
Разумеется, ожидался ответ «нет». Это не то же самое, что перехватить у папы пятерку до получки или попросить его машину покататься. Речь идет о шестиместном плавучем баре, оснащенном двумя моторами Volvo с турбонаддувом. А у меня зрелости и ответственности было как у богомола. Но он ответил: «Да, конечно».
Но чтобы я смог забрать яхту из Ла-Напуль — дока рядом с Каннами, где судно было прописано, — мне следовало получить права на вождение маломерных судов.
Что означало провести неделю, руля туда-сюда по проливу Солент.
Меня учили, как парковаться, и какой буек что означает, и как обезглавить не слишком много купальщиков. А потом в последний вечер нам устроили тренировочный экзамен, чтобы мы знали, чего ждать от настоящего.
На другой день преподаватель раздал нам задания настоящего экзамена, при этом в глазах его что-то поблескивало. И неудивительно — вопросы в точности совпадали с вчерашними тренировочными. Даже мне не удалось бы провалить экзамен. И я его сдал. Отлично!
Он мог хвастаться, что в его классе практически 100 % учеников выдерживают экзамен. Я же получил свой билет в мир океанских волн.
Следующий отпуск, проведенный с четырьмя друзьями, был самым веселым в моей жизни. Говорят, устрицы — лучший в мире афродизиак, но клянусь, яхты на юге Франции еще лучше. В следующий раз, когда захотите провести время с девушкой, предложите ей эти сопли в ракушке и увидите, чего добьетесь. А потом пригласите ее покататься ночью на яхте в Каннах, и гарантирую, что уже через час она и вы изобразите двуспинного зверя. Даже если вам 22, у вас впалая грудь и ноги как ершик для чистки трубок.
Правда, у нас совершенно не было денег. Это была единственная тучка на нашем горизонте. Даже тогда, в 1982 году, заправить корабельный бак стоило ?200, и выкладывать их нужно было через день. А это непросто, когда получаешь ?22 в неделю и 44 из них тратишь на пиво.
Но непросто не значит непреодолимо. Например, можно убедить девушку из Антибского отделения банка Barclays, что у вас только что умерла бабушка и вам позарез нужны деньги на билет домой.
Она проглотила эту историю шесть раз подряд.
Да, еще помогало, что мы никогда не платили за еду. Мы просто просили принести счет — и убегали. То есть нам хватало топлива, чтобы добраться куда угодно между Ле-Лаванду и Монте-Карло.
Однажды после обильного и совершенно бесплатного обеда мы решили поплыть на остров Пор-Кро. Мы слышали, что там есть заповедник, и по молодости лет думали встретить там множество дам, на которых можно поглазеть. А для того, чтобы и они нас заметили, я придумал план. «Смотрите, парни, — сказал я друзьям. — Мы не станем уныло причаливать к пристани, как все. Нет. Я просто подрулю прямо к пирсу на 30 узлах, а в последний момент развернусь и резко остановлюсь у понтона. У меня ведь есть права на вождение маломерных судов. Положитесь на меня».
И все шло хорошо, пока я не врубил задний ход и судно не потеряло управление. Лишь тогда я осознал, что задние моторы были под наклоном и винты оказались над водой. Поэтому у нас вообще не было тормозов, то есть мы не смогли остановиться у пристани. Мы просто прошли сквозь нее.
В пирсе зияла дыра футов девять шириной, и я не представлял себе, как все эти туристы попадут на обратный паром в Тулон. Сами мы немедля покинули место преступления. Но тут же снова попали в переделку.
Сейчас мне 45, и я знаю, что на юге Франции, если воздух стал прозрачным, значит, приближается мистраль. Но тогда я понял это, лишь когда налетел сам ветер.
Это был шквал. Столь сильный, что многим виндсерферам пришлось туго. Мы спасли четверых и попросили спасательный вертолет убраться, поскольку вращение его винта мешало нам прикуривать. Но тут один из наших моторов перегрелся. А затем веревка, которую мы бросили какому-то бедняге с огромной раной на голове, лопнула и обмоталась вокруг единственного работавшего винта.
Мы попытались ее обрезать, но при скорости ветра 70 миль в час море было слишком бурным. Тогда мы открыли несколько банок пива и решили добраться до порта на перегретом двигателе. И все было прекрасно, пока я не вошел в маленькую бухту к востоку от Канн, полную деревянных рыболовецких судов и парней в беретах с «голуазом» в зубах, занятых починкой сетей. Вы пробовали когда-нибудь остановить девятитонное судно, гонимое бурей, если у вас в тормозном отсеке всего один убогий двигатель? К вящему неудовольствию местных рыбаков, чьи лодки мы разнесли в щепки, сделать это оказалось невозможно.
К счастью, в разгар бурного спора между рыбаками и спасенными нами виндсерферами одному из нашей команды удалось отцепить веревку от исправного винта, и мы снова избежали расправы.
Боже, ну и пьянку мы закатили той ночью! А утром обнаружили на борту девушку. Ничего такого, но она отказалась покинуть яхту. А у нас было жесткое правило — не влюбляться. Никаких «она клевая, может оставим?». Утром девушки должны были сходить на берег.
Мы предлагали ей денег, предлагали вызвать такси, но она просто сидела и отказывалась уходить.
