на моих инопланетных фей. Гибельный упадок душевных сил привел меня в санаторию на полтора года; потом я вернулся к работе, но вскоре опять занемог.
Выздоровление могла обещать деятельная жизнь в провинции. Любимый мой врач, очаровательный циник с гладко выбритым черепом, осведомленный о моих профессиональных интересах, посоветовал отправиться в южные штаты, где прямо сейчас разворачивалось бурное строительство: возводились ракетодромы, измерительные пункты и станции космической связи. Он познакомил меня со своим братом, который был известным астробиологом и собирался устроить исследовательскую базу в пустыне Мохаве (по его мнению, это гиблое жаркое место соответствовало марсианской равнине в летний период). Я был прикомандирован к экспедиции в качестве «специалиста по связи» и время от времени делил с двумя молодыми аспирантами и старым механиком пухлявые прелести нашей «специалистки по питанию», которую, к моей радости, вскоре услали восвояси. Полгода мы изнывали от жары и скуки, занимаясь поисками микроорганизмов, таящихся под камнями от убийственного солнца, и всё, что могу сказать об этой «марсианской каторге» (как шутливо выразился один из астробиологов): нигде и никогда мне не приходилось чувствовать себя более отчужденным от своего «я».
Читатель узнает с сожалением, что вскоре по возвращении в цивилизованный мир мне снова пришлось бороться с меланхолией и невыносимым томлением. И тогда в смутном порыве вдохновения я решился на автомобильное путешествие во Флориду, надеясь снять симпатичный домик в пригороде Орландо и наблюдать по заре, как стартуют в алеющее небо серебристые сигары ракет. Господа присяжные заседатели, вы можете подумать, что уже тогда я вынашивал план легально или нелегально проникнуть на борт космического корабля, но нет! – в то время я не был готов к межпланетному перелету ни морально, ни физически. Я был наслышан, в каких невыносимых условиях приходится жить первым колонистам, как труден полет, как тяжела адаптация. Меня страшила мысль, что ежели я доберусь до Марса, то слягу от высотной болезни или песчаной горячки – находясь в шаге от цели, я так и не увижу моих чарующих марселин!
И я поехал. Не буду описывать свой нудный извилистый путь из штата в штат – этот рассказ ничего существенного не добавит к моей исповеди. Скажу только, что сотни верст, десятки мотелей и бензозаправок промелькнули мимо, как будто в полусне, а внезапным пробуждением стала вынырнувшая из-за зеленых холмов тарелка телескопической антенны, которую я совсем не ожидал увидеть у богом забытого Рамздэля. Я остановил машину, вылез и в состоянии странной завороженности сделал несколько шагов по шоссе в направлении тарелки. Мне вдруг вспомнилась картинка, с помощью которой милый непосредственный Paul проиллюстрировал мою популярную статью в «Science and Invention» – условный земной глобус, маленькая антенка, воткнутая в него где-то в районе Денвера, концентрические окружности, должные обозначать радиотрансляцию. А в верхнем левом углу он изобразил маленький диск Марса, испещренный линиями каналов. Решение всех проблем находилось у меня перед глазами, но до чего же я был слеп! Только со смехом, а не иначе, можно вспоминать, как за своими изнурительными штудиями и эмоциональными перепадами я забыл, кем стал в массачусетском Кембридже, а ведь моя профессия давала мне ключ к внешним мирам и главное – возможность обретения контакта с истинными марселинами.
Я вернулся в машину и на медленной скорости въехал в Рамздэль, ища гостиницу. Это был обычный юго-восточный городок – старые дома в колониальном стиле, стриженые газоны, ратуша с башенными часами. На повороте в гостиницу с лепным фасадом, которая называлась причудливо «Привалом Зачарованных Охотников», я едва не раздавил навязчивую беспородную собаку (из тех, что устраивают засады автомобилям). Чертыхнулся, но осмотрелся внимательно и сразу нашел место для парковки – под удобным навесом. Меня встретил седой горбатый негр в старомодной ливрее. Он положил в тачку мои чемоданы и медленно покатил их в холл. Холл был пуст, если не считать парочки старых дам при священнике. В отельной конторе лысый помятый служащий предложил мне на выбор десяток номеров. Я выбрал одиночный с видом на площадь и тут же поинтересовался, откуда в Рамздэле антенна космической связи. Вопреки ожиданиям служащий оказался словоохотливым и поведал, что достопримечательная тарелка находится в частной собственности у местной героини по имени Долорес Гейз. Ее отец сделал состояние на патентах в радиотехнике, а мать была истовой суфражисткой и воспитала дочь в любви к точным наукам. Вместо того чтобы (как полагается правильной американской девушке на выданье) получать старосветское образование, увлекаться платьями, побрякушками, музицировать и готовиться к встрече с будущим мужем, непоседливая Долорес уехала в технический колледж, а вернулась самодовольным инженером. На деньги отца и с благословения своей вздорной матушки за два года она построила эту тарелку. Бессмысленность затеи была очевидна всем обитателям Рамздэля, и мало кто сомневался, что семейство Гейз скоро пойдет по миру. Но тут грянул «марсианский бум», и тарелка Долорес (так называли антенну в Рамздэле) оказалась необычайно востребованной: посыпались заказы из университетов и космических корпораций на сеансы связи с космическими ракетами и планетарными базами; в Рамздэль стали наезжать ученые с мировым именем, а иногда здесь можно было встретить живого звездоплавателя и взять у него автограф! «Привал Зачарованных Охотников» тоже не остался внакладе, и теперь к Долорес здесь относятся с большим почтением. Признаюсь, читатель, что и меня несколько шокировал такой простой уверенный подход неведомой Гейз (хотя имя ее отца я, вроде бы, слышал ранее): привычным казалось, что дальняя космическая связь – это государственное дело, находящееся под строгим надзором военного ведомства; здесь нет места озорству и самопалу. Но тарелка Долорес существовала, и уже этим разрушала прочные стереотипы.
Оставив вещи в номере, я пешим ходом отправился к антенне. Был теплый весенний денек, живое жужжание насекомых наполняло воздух, пахло цветущими каштанами. Я не осведомился о возрасте Долорес Гейз и по дороге мне представлялось, что я встречу дородную старую деву с суровым мужеподобным лицом, на котором навеки застыла презрительная гримаса, характерная для профессуры технических университетов. Поэтому, завидев молодую загорелую рыжеватую женщину в просторной клетчатой рубахе и в синих ковбойских панталонах, возившуюся с ведром и шваброй на пороге аппаратной пристройки, я вообразил, что передо мной рядовая домохозяйка (нанявшаяся на сезон в надежде встретить заезжего очкастого рыцаря науки). Но тут женщина остановилась, выпрямилась, сняла с рук и небрежно отбросила желтые резиновые перчатки, после чего ленивым движением опытного курильщика извлекла из нагрудного кармана папиросу «Дромадер» и требовательно посмотрела на меня, явно выжидая, что я помогу ей с огнем. Я развел руками, показывая, что не имею дурной привычки. Она поморщилась уголком тонкогубого рта и сказала: «Долорес Гейз. А вы, позвольте, кто?» Так состоялось наше знакомство, которое через два месяца вылилось в мою первую и последнюю женитьбу.
Здесь надобно сообщить моему благосклонному читателю: я был и еще остался, невзирая на все бедствия и болезнь, исключительным красавцем, со сдержанными движениями, с мягкими темными волосами и с привлекательной осанкой большого тела. Я отлично знал, что мне стоит только щелкнуть пальцами, чтобы получить любую взрослую особу, избранную мной; я даже привык не оказывать женщинам слишком много внимания, опасаясь того, что та или другая плюхнется, как перезрелый плод, ко мне на сдвинутые колени. Не могу сказать уверенно (время крадет необязательные воспоминания), что я сразу решил воспользоваться моей поразительной, хотя и несколько брутальной, мужской красотой, чтобы вовлечь Долорес в паутину моего нового плана; однако уже в те первые минуты я по чистому наитию попытался произвести на нее самое выгодное впечатление. Мы разговорились, и я, выдавая ей строго дозированную полуправду, представился частным исследователем, который ищет свободный и неподцензурный канал связи с планетами для сбора материала для монографии. Долорес посетовала на занятость, но тут же с удовольствием согласилась показать мне свою тарелку, аппаратную пристройку и генераторы. При беглом осмотре я убедился, что дела Гейз идут вовсе не так хорошо, как полагал восторженный гостиничный служащий – оборудование было далеко не новым (сказал бы, что купленным на распродаже, но купить на этих ярмарках мещанства радиоаппаратуру, работающую в УКВ диапазоне, пока еще затруднительно); сама антенна (стандартный «Saturn», диаметр зеркала – дюжина сажен) была изготовлена для экономии средств в Чехии; электрогенераторов по мощности было впритык (два из четырех находились в полуразобранном состоянии), и Долорес приходилось покупать электричество у города. Однако я никак не выказал пренебрежения к технической оснащенности – наоборот, всячески расхваливал достижения Гейз и пару раз как бы в порыве восхищения коснулся ее локтя. Тогда же я дал ей несколько советов по аппаратной модернизации и предложил софинансирование. Разумеется, Долорес не могла
