голове. Я понимал, что это работа высокого паромщика, но ничего не мог с этим поделать. Меня увозили всё дальше от сына.
Между тем ладья пересекла канал и двигалась вдоль берега, покуда в каменной стенке рукотворного откоса не обозначился узкий «отнорок». Мы свернули в него и вскоре уже плыли по тоннелю. Широкие светящиеся полосы на стенах и потолке вели нас вперед. Иногда равномерность путевых линий нарушалась боковыми ответвлениями. Прошло около получаса нашего движения под землей, когда паромщик отдал своим матросам короткую команду. В то же мгновение послышался гул скрытых механизмов, нам в спины ткнулась мягкая волна воздуха, мне почудился приглушенный звук удара. Очевидно, это опустилась скрытая в потолке заслонка, блокируя выход из тоннеля. Вода начала убывать. Я пережил знакомое ощущение медленного падения, какое испытывал, когда преодолевал волжские шлюзы.
Когда плоское днище нашего транспорта коснулось пола, марсиане зажгли свои светочи. Я попытался обратиться к солидарности и увидел надпись «помехи». Что-то в туннеле блокировало или нарушало тонкие волновые потоки эмиттеров полезной иллюзии. Между тем экипаж извлек из скрытых ранее рундуков два высоких металлических стержня и быстро установил их на носу и на корме нашего судна.
Из верхушек стержней выстрелили тонкие упругие тросы, которые тут же совместились с бортами лодки, превращая плоскодонку в подобие клетки. Я почувствовал себя шимпанзе в вольере зоосада. Послышался резкий скребущий звук, от которого у меня заломило зубы. Воздух между прутьями «клетки» загустел и утратил прозрачность. Теперь я видел стены тоннеля, словно смотрел через мутное стекло. Снова заворчали невидимые механизмы и в подземный шлюз начала поступать жидкость. Это была вовсе не вода. Вещество испускало интенсивное белое сияние. Вскоре наше судно продолжило свое движение. Перед нами поднялась внутренняя заслонка, открывая проход в тоннель за шлюзом. Как только дверь вновь встала на место – лодка устремилась вперед. Скорость нарастала. Я попытался прикинуть, сколько мы делаем узлов, и не смог. Оставалось только предполагать, какой двигатель способен на подобные чудеса. Самое странное заключалось в том, что никакой тряски или чрезмерных перегрузок я не ощущал. Можно было подумать, что судно неподвижно, а вместо этого смещается сам тоннель. За мутной пеленой воздушной мембраны рельефные плиты облицовки тоннеля размазались и пропали, превратившись в однородную темную массу, и мне показалось, что стены исчезли. Осталась только чудная молочная река, текущая в бесконечности.
Мы достигли цели внезапно. Еще секунду назад вокруг была толща земли. И вдруг стены раздвинулись. Лодка медленно двигалась по водам большого молочного озера. Из воды тут и там поднимались блестящие спины симбионтов. Они были такого же мраморно-белого цвета, как и тот, что обнимал шею паромщика. Высоко над нами сияли и переливались белесые огоньки. Я подумал было, что мы выбрались на поверхность, но тут свечение усилилось, и я увидел массу отвесных стен, вертикально уходящих вверх. Каверна? Я бывал в пещерах Крыма. Там тоже ощущалась первобытная мощь гор. Но здесь чувство было иным. Каким-то безмерным, всеобъемлющим. Разум с трудом воспринимал окружающее.
– Добро пожаловать!
Я удивленно повернулся. Со мной говорил паромщик.
– Добро пожаловать в дом Ничтожных [9].
Я открыл рот, желая спрашивать и получать ответы, но что-то мешало лавине слов обрушиться на невозмутимого паромщика. «Время разговоров еще не пришло», – я не знал, сказал ли он эту фразу или просто заставил ее появиться в моей голове.
Мы достигли берега, и я вновь увидел знакомые барельефы. Марсианский народ восходил к небу. Руки протянуты вверх, головы, отягощенные мешками симбионтов, запрокинуты назад. Мне помогли выбраться на пристань, освещенную янтарным шаром большого фонаря, который, точно почтительный метрдотель, застыл в деликатном полупоклоне. В трех шагах от нас молочные воды входили в широкий канал и удивительным образом взбирались на стену, продолжая течь уже не по горизонтали, а по вертикали. Я тут же вспомнил московские парковые кубы. Из своего плоскодонного судна мы пересели в изящную гондолу. Доверенная молочной реке скорлупка необычного лифта уверенно последовала вверх. По мере того как мы поднимались, я понял, какой грандиозный труд проделали обитатели пещеры.
Между далекими стенами изогнулись арки тончайших мостов, совмещенные друг с другом серебряными нитями тросов, – фантастические галереи расширялись, образуя то широкую площадку, то закрытую хрустальным колпаком беседку. Кое-где на зависших в пустоте платформах росли самые настоящие рощи. Стройные деревья были подсвечены снизу и отлично смотрелись на фоне темных стен. Несмотря на большое количество соединенных между собой конструкций, их расположение казалось мне вполне соразмерным. Каждый переход, каждая лестница и фонарь в этом удивительном вертикальном городе находились на своем месте. Наконец наше движение прекратилось. Мы ступили на один из мостов, который переходил в радиальную галерею, пожалуй, самую широкую и просторную из тех, что я видел в Пещере. Я проследовал за паромщиком на одну из площадок. Мне было предложено низкое кресло-ложе, выглядевшее несколько необычно, но на поверку оказавшееся весьма удобным. По периметру площадки росли ломкие тонкоствольные растения. Над ними медленно барражировали странные невесомые создания, походящие на смесь бабочки и медузы. Время от времени они вспыхивали синеватым огнем, и от этого казалось, что над кустами собирается гроза.
– Интересные создания. Не правда ли? – Мой собеседник опустился на ложе напротив меня. – Они – осколки прежнего мира. Впрочем, как и всё, что вы тут видите. Эта площадка предназначена для бесед. Вы можете задавать вопросы.
– Откуда вы знаете русский?
– Это особое место. Единственное в своем роде. Такие мелочи, как языковой барьер, здесь несущественны.
– Вот как. А я думал – это телепатия.
– Нет-нет. Хотя способность проникать в чужое сознание также доступна нам.
– Вы загипнотизировали меня? Тогда на берегу.
– Я всего лишь успокоил ваши чувства. Сильные эмоции переполняли вас, порождая противоречивые желания. Вы собирались в одиночку напасть на хорошо вооруженный отряд и в то же время не хотели никого убивать – это было глупо.
– Со мной был человек. Еще один землянин.
– Он тоже здесь. Однако об этом мы сейчас говорить не будем, – теплая волна благодарности к этим странным долговязым существам затопила мой разум. Значит, Максим жив! Его доставили сюда. Если бы не странная умиротворяющая магия места, в которое меня привели, я бы вскочил и пустился в пляс.
– Отчего вы называете себя ничтожными?
– В давние годы мир был другим. Мы строили города, покоряли пространство. Уверенные в своем превосходстве над бездушной материей, мы смело внедрялись в саму суть бытия. Потом случилась беда, которую мы не смогли предотвратить. Часть нашего мира, которую мы считали данностью, необратимо изменилась.
– Вы говорите о слизнях?
– Да. Небольшая инфекция, едва заметная перестройка в организмах, и наша память стала источником вещества, вызывающего агрессию и помешательство. Мнящие себя властителями мира, мы не смогли предотвратить беду в собственном доме. Это ли не признак ничтожности? Часть из нас избавилась от симбионтов, вернувшись к первобытному существованию. Другие остались в контакте со слизнями и медленно сходили с ума. Их агрессия росла. Война захлестнула планету.
Мы, носители знания, сохранили то немногое, что осталось от прежнего мира. Здесь, за стенами Олимпа, изолированные от внешних воздействий, ученые продолжали искать возможности спасения народа. Это, – тут марсианин сделал обнимающий жест руками, – устройство, созданное древними жителями платформ. Мы называем его Колокол Миров. Если говорить грубо – огромный резонатор, труба, в которой звучат частицы бытия. Весь космос пронизан ими, мельчайшими из мельчайших. Они – строительный материал вселенной. Обычно вихри частиц разрознены. Но есть возможность собрать их в устойчивый мощный поток. Калека, наш неказистый спутник, который вы называете Фобосом, являет собой идеальную фокусирующую линзу. Древние в невыразимой мощи своей исторгли этот огромный камень из сердца нашего мира. Ценой огромных жертв они создали машину, подобной которой нет и не будет.
Когда Фобос восходит над кратером Горы, мощный поток частиц устремляется сюда. Мы принимаем его,
