навсегда. Если столы Стрипа чему-то меня и научили, так это тому, что уходить надо, когда ты на подъеме.
Добравшись до стеклянной будки у заброшенного мотеля, я засыпал в автомат пригоршню монет и набрал твой номер.
– Алло? – хрипловатым со сна голосом сказала ты. Я даже не подумал, что могу тебя разбудить.
– Это я, малышка. Просыпайся.
– Эрик? Где ты? Где Отто?
– Ди, забудь на минутку об Отто.
– Который час? – Меня ослепил свет фар. По шоссе проехал заправщик.
– Не знаю. Уже поздно. Слушай меня внимательно, Ди. Я возвращаюсь. С работой почти развязался.
– Это хорошая новость, милый, рада слышать. – Ты говорила, едва шевеля губами, положив трубку на подушку.
– Не просто хорошая, Ди, а отличная. Я миллионер. Ради этого я и работал. Все сошлось, и теперь у меня есть деньги.
– Я тебя плохо понимаю. Эрик, милый, давай отложим разговор до утра, ладно?
– Нет, Ди, не отложим. Слушай, мне нужно, чтобы ты приехала за мной.
– Где ты?
– Около Палмдейла, на шоссе 138, за Литл-Роком. – Я объяснил, как ехать, рассказал о брошенной заправке и мотеле возле автобусной остановки, где никогда не останавливаются никакие автобусы. – Мне нужно, чтобы ты забрала меня отсюда. Прямо сейчас.
– Эрик, это же так далеко, часа два с половиной, не меньше. На краю света. Что ты там делаешь?
– Все объясню, когда приедешь. Пожалуйста, Ди. Мне без тебя не обойтись. Пожалуйста, приезжай поскорей.
– Эрик, я не знаю, что с тобой случилось, но все как-то странно. Ты так редко звонишь, почти не появляешься, а теперь вдруг хочешь, чтобы я посреди ночи тащилась за тобой чуть ли не в Лас-Вегас.
– Не надо, Дезире. Не начинай все снова. – Я ткнул кулаком в стенку будки. – У тебя моя машина, не забыла? Моя машина. Пожалуйста, окажи мне такую любезность. А потом я отвезу тебя куда только пожелаешь. Куда угодно. Мы могли бы прокатиться в Лас-Вегас.
– Только не в Лас-Вегас.
– Мы могли бы прокатиться в Лас-Вегас, – уже громче повторил я, – снять шикарный номер на пару- тройку дней, а потом улететь куда ты только пожелаешь.
– Звучит заманчиво. Но знаешь, Эрик… Ты меня пугаешь. И Отто нет.
– Знаю.
– Я знаю, что знаешь. И это все, что ты хочешь сказать?
– Что еще, по-твоему, я должен сказать?
– Я думала, он с тобой.
– Был со мной, но сбежал. Может, его уже растерзали койоты.
– Господи, Эрик!
– Извини, Ди, извини. Пожалуйста, приезжай сюда. Я обо всем позабочусь. Мы ждем тебя, я и твоя дворняжка.
– Так он с тобой?
– Да. Я же сказал.
– Эрик… – Ты сказала что-то еще, но слова утонули в шуме пронесшегося грузовика. – И это совсем не смешно. Ты должен заботиться о нем.
– Не беспокойся, он в порядке. И вне себя от радости.
– Нет, Эрик, он не в порядке. Здесь остались его таблетки.
– Наверно, ему без них лучше.
– Черт бы тебя побрал. Перестань надо мной издеваться. Прекрати. Ты можешь хоть раз выслушать меня внимательно? Скажи, что ты с ним сделал? Он же совсем больной.
– А в чем дело?
– Ты бы и сам понял, если бы знал, что он принимает. У него глисты.
Глава 23
Твоя истерия достигает уровня чистого звука, безвоздушного электрического гнева, похожего на запинающийся пронзительный вой факс-аппарата. Пленка рвется, трубка падает на рычаг.
Надо мной черное небо холодной пустыни с серпом молодой луны. Вокруг полчища сверчков, и все они трещат одно и то же: он здесь он здесь он здесь он здесь он здесь. Мой смертный приговор разносится со скоростью звука. Твой пес фиксировал каждую секунду этих последних трех дней. Все семьдесят два часа записаны у него в голове. Пока меня не было, он имел беспрепятственный доступ к моим письмам, зашифрованным и нет, заметкам и финансовым отчетам. Он мог проникнуть в тайну скина, скопировать его молекулярную формулу и предложения по его синтезу. Этот Пушок, или как его там, смотрел на меня большими невинными глазами, моля отвезти домой, к мамочке, к тебе, чтобы вывалить на кареглазое блюдо результаты моего труда.
Я не спал четверо суток и не ел дней шесть. Или наоборот. Не помню. Телефонная линия от заправки заражена жучками. Отто махнул в самоволку. У меня один козырь – твой пес не знает, что ты его сдала. Надо поесть, собраться с силами и составить план.
От света болела голова, как будто я слишком долго смотрел на солнце без защитных очков. Оно яркое, белое с золотистыми вкраплениями и пятнышками засохшего кетчупа. Оно – Хэнк Уильямс,[6] жалобно басящий из дыры собственного сердца. Из-под вазочки с салфетками выскочил таракан. Думаю. Уголком глаза поймал тень, движение. Что-то шевельнулось под осколками стекла и кучкой рассыпавшегося песка.
Официантка бросила на стол хромированную крышку сахарницы.
– Надеюсь, больше неприятностей не будет?
Хорошенькая, лет сорока. Годы в пустыне оставили на ней свою метку. Кожа как у рептилии, сухая, морщинистая, загорелая. Белый фартук. На запястье – размазанная чернильная роза.
– Извините. Я немного не в себе. Не выспался. Долго ехал, а потом машина сломалась, так что пришлось идти пешком.
– Будете что-нибудь заказывать?
– Я здесь с цирком. Машина сломалась.
– Будете заказывать или уйдете?
Я заказал кофе без кофеина и сандвич с тунцом и сыром. Показал деньги. В углу кто-то рассмеялся. Ковбойские сапоги и брюхо дальнобойщика. Он уже был здесь раньше. Засовывая деньги в карман джинсов, я нащупал что-то еще. То, что осталось после последней контрольной закупки. Светлячки. Черные вдовы.
Опустил голову, делая вид, что изучаю меню. Каждый раз, когда хлопала дверь, я впивался глазами в белый пластик, считал – и раз, и два, и три – и только потом оглядывался. Копы не появлялись. На стене, под чучелом головы лося, платный телефон. Лось – это помесь оленя, быка и мыши, я видел таких в горах Нью-Мексико, а однажды едва избежал прямого контакта. Выворачивал на узкой дороге, где малейшая ошибка непозволительная роскошь, когда фары выхватили из темноты пару огромных, миндалевидных глаз на плывущей в воздухе голове. Глаза зажглись, и я вскрикнул. Теперь понятно, откуда идут рассказы о пришельцах. Можно представить, сколько аппаратуры слежения вмонтировали в эту массивную лосиную голову.
Мальчишка-уборщик подмел сахар и стекло, заменил посуду на столе. Все становилось на свои места. Песик не знает, что мамочка сдала его с потрохами. Опасность он представляет только в том случае, если я послужу ему курьером. Можно поесть, вернуться в дом, забрать записи и деньги, уничтожить все следы и исчезнуть. Можно даже прийти сюда, позвонить Уайту, порадовать его хорошими новостями, обсудить все за сандвичем с тунцом, сдать накопленное и готовый продукт и навеки распрощаться со страной Оз.
Принесли заказ. Сразу почувствовал запах метилхлорида, которым декофеинировали кофе. На складе у них, наверное, фунтов пятьдесят – шестьдесят этого добра, вполне достаточно, чтобы пометить метилом
