шею и декольте Марии маленьким почти воздушным пуфиком. Затем он подправил брови королевы, наложил румяна и персиковую помаду на её губы.
– Прошу вас, Ваше Величество, взгляните.
Королева внимательно посмотрела на своё отражение в зеркале и осталась довольна. Парфюмер снял с платья королевы специальную накидку, дабы пудра не запачкала дорогую ткань, расшитую атласной нитью.
Она поднялась и направилась в покои короля в сопровождении мадам де Монлюк.
Королева и гофмейстерина миновали зеркальный зал дворца, выйдя в одну из многочисленных дверей, ведущих в центр Версаля, где располагались апартаменты короля. Людовик по- прежнему пребывал в кабинете, не желая покидать его, по всей видимости, специальные панели и обшивка кабинета, поглощавшие посторонние звуки, давали ему иллюзию покоя, хотя бы временного.
Мария вошла в кабинет без церемоний, она знала: супруг всегда рад её видеть, за исключением лишь тех случаев, когда находиться в постели с очередной любовницей или куртизанкой.
– Мадам!? – удивился Людовик.
Мария присела в реверансе, как и подобает по дворцовому этикету. Гофмейстерина же осталась ожидать в коридоре: предстоящий разговор не терпел присутствия лишних ушей.
– Мне доложили о вашем дурном настроении, сир.
– О, да! Это так…
– Сир, я знаю, как вы привязаны к маркизе де Шатору, но вы не должны обманывать себя: положение критическое.
– Мадам, вы хотите сказать, что она умирает?
– Да… Простите меня, Людовик…
Король рухнул в кресло, он смотрел в одну точку перед собой. Королева пыталась утешить супруга.
– Всё в руках Господа. Надо смириться с потерей. Такова судьба бедняжки.
– Да, и моего ребёнка, – король посмотрел на королеву. – Скажите мне, сударыня, ребёнок тоже обречён?
Мария кивнула.
– Боже мой! – воскликнул Людовик. – Отчего так? Отчего???
Королева испытывала жалость по отношению к венценосному супругу: король также не лишён человеческих чувств и привязанностей.
– Прошу вас, мадам, – обратился он к королеве. – Сходите к ней, я не смогу…
– Да, да, конечно, – Мария прекрасно понимала состояние короля, – я навещу маркизу.
– Скажите ей, что я… – неожиданно Людовик закрыл руками лицо.
Королева поняла, насколько Людовик любил «малышку» де Шатору, порой так её называя.
– Я всё скажу маркизе, обещаю вам.
Людовик с благодарностью посмотрел на королеву.
Маркиза лежала в забытьи, крупные капли пота постоянно выступали на её прекрасном высоком челе. Один из лейб-медиков аккуратно промокал его салфеткой. Появление королевы в спальне любовницы короля было полной неожиданностью для присутствующих. Лейб-медики растерялись.
Королева сделала жест рукой, означавший, что церемонии в данном случае излишни и неуместны.
Мария присела около умирающей. Та приоткрыла глаза, она была ещё в сознании.
– В-ваше Величество… – еле слышно произнесла маркиза.
– Да это я. Вам не надо разговаривать. Берегите силы.
– Зачем? Я всё равно умру.
Королева осеклась, поймав себя на мысли, что готова прослезиться. Она взяла руку маркизы, та была безжизненно холодна.
– Король очень переживает за вас.
Маркиза попыталась улыбнуться, из её глаз потекли слёзы.
Через час виконтесса Изабелла де Лафарг, маркиза де Шатору, исповедалась, к вечеру её не стало.
Глава 18
Жанна-Антуанетта проснулась рано, едва забрезжил рассвет. Сон, приснившийся ей под утро, был тяжёлым и неприятным: Франсуа, её супруг истекал кровью; неизвестные, их было трое, избивали несчастного. Господин д`Этиоль молил о пощаде, но напрасно.
Женщина проснулась, взмокшая от пота, пряди волос прилипли ко лбу. Она встала, подошла к туалетному столику, намочила полотенце в серебряной чаше для умывания и отёрла лицо. Неожиданно её охватил страх. Она помнила рассказы матери о тех снах, которые порой снились ей, не иначе, как предзнаменованием назвать их было нельзя.
Жанна-Антуанетта села на край постели, сердце учащённо билось при воспоминании об окровавленном супруге.
– Боже мой, неужели этот сон – дурное знамение? Нет… Только не это… Это кара за мой грех, за то, что изменяла мужу с графом де Лаваль, за то, что безрассудно, словно последняя куртизанка отдалась королю.
Она заплакала, упав лицом на подушку.
Колокола монастыря Сен-Дени пробили полдень. Жанна-Антуанетта, уже одетая, в надлежащем виде, завтракала в гостиной. Вошла камеристка.
– Мадам, к вам посыльный с письмом.
– Проси…
В гостиную вошёл молодой человек, по всему было видно – он человек казённый, обстоятельство выдавал его форменный костюм тёмно-синего цвета, который обычно носили многочисленные помощники городских прево. Он молча протянул хозяйке дома пакет, запечатанный сургучом. Женщина взглянула на пакет, сердце ёкнуло и «упало», несомненно, послание было казённым, а не частного характера.
Жанна-Антуанетта, не спеша, взяла письмо и обратилась к камеристке:
– Флоранс, распечатай пакет.
Камеристка взяла ножницы, аккуратно вскрыла послание и протянула хозяйке.
Жанна-Антуанетта прочла письмо, до конца не понимая его ужасающего содержания.
– Что это? – обратилась она к посыльному.
– Сожалею, мадам, я лишь – посыльный магистратуры Орлеана и не знаю содержания письма. Если вы желаете передать что-либо или отписать ответ прево Лимуже, я непременно передам.
Флоранс присутствовавшая при вскрытии письма, не могла взять в толк: чем так расстроена госпожа?
– Мадам, что случилось?
Жанна-Антуанетта протянула ей письмо. Та, бегло прочитав его, вскрикнула и начала причитать:
– Горе какое! Матерь Божья! Господин д`Этиоль убит! Что же теперь будет?
Мадам д`Этиоль словно осенило, она поняла: Франсуа мёртв, ночной кошмар, предвестник беды, был «в руку». Она посмотрела на посыльного:
– Прошу вас, сударь передать почтенному прево, чтобы он позаботился о могиле моего супруга. Я перешлю ему необходимую сумму…
