Соблазни меня на рассвете

которые убеждают себя подойти ко мне, находят предлог для того, чтобы сбежать через пять минут, поскольку они флиртуют и говорят наиглупейшие вещи, а я понятия не имею, что ответить.

- Так или иначе, они ей не подходят, - решительно заявила Амелия. - Ты должен увидеть их, Меррипен. Более бесполезной стаи прихорашивающихся павлинов не найти.

- Я полагаю, что их можно назвать сборищем павлинов, - сказала Поппи. - Не стаей.

- Лучше назовите их кучкой жаб, - предложила Беатрикс.

- Колонией пингвинов, - присоединилась Амелия.

- Задницей бабуинов, - проговорила Поппи, смеясь.

Кев слегка улыбнулся, но по-прежнему был обеспокоен. Поппи всегда мечтала о лондонском сезоне.

- Ты была приглашена на светские мероприятия? - спросил он. - Танцы… обеды…

- Балы и вечеринки, - добавила Поппи. - Да, благодаря покровительству лорда Уэстклиффа и лорда Сент-Винсента, мы получали приглашения. Но просто получить приглашение ничего не значит, Меррипен. Оно только предоставляет тебе возможность подпереть стену, в то время как все остальные танцуют.

Кев, нахмурившись, смотрел на Амелию и Роана.

- Что вы собираетесь делать?

- Мы собираемся забрать Поппи домой, - сказала Амелия, - и говорить всем, что, если задуматься, она все еще слишком молода, чтобы выезжать в свет.

- Никто этому не поверит, - возразила Беатрикс. - В конце концов, Поппи почти девятнадцать.

- Не нужно говорить обо мне как о старой карге с бородавками, Бea, - возмутилась Поппи.

- И в то же время, - терпеливо продолжила Амелия, - мы найдем гувернантку, которая будет преподавать Поппи и Беатрикс светские манеры.

- Она должна быть очень хорошей, - сказала Беатрикс, доставая из кармана пищащую черно-белую морскую свинку и прижимая ее к своему подбородку. - Нам многое нужно преодолеть, не так ли, мистер Нибблз?

***

Позже, Амелия отвела Кева в сторону. Она опустила руку в карман своего халата, извлекла небольшой белый квадрат и отдала ему, пристально глядя в глаза.

- Уин написала несколько писем семье, и конечно ты тоже должен прочитать их. Но это было адресовано исключительно тебе.

Неспособный говорить, Кев свернул кусочек пергамента, запечатанный воском.

Он отправился в свой номер, который по его просьбе находился в стороне от остальной части семьи. Сев за маленький стол, он сломал печать со скрупулезной осторожностью.

И увидел хорошо знакомый почерк Уин, с маленькими и аккуратными буквами.

«Здравствуй, Кев,

Надеюсь, мое письмо застанет тебя в добром здравии и бодром расположении духа. Хотя, на самом деле, я не могу представить тебя в ином состоянии. Каждое утро я просыпаюсь в этом месте, которое кажется совершенно другим миром, и снова удивляюсь, что нахожусь так далеко от моей семьи. И от тебя.

Путешествие через канал было невыносимым, наземный маршрут в клинику еще более ужасным. Как ты знаешь, я не очень хорошо переношу путешествия, но Лео помог мне справится. Он поселился недалеко, платит за проживание в небольшом замке, и до сих пор посещает меня через день…»

Далее в письме Уин описывала клинику, в которой было тихо и строго. Пациенты страдали от различных недугов, но чащее всего из-за болезни легких и легочной системы.

Вместо дозировки снотворного, как предписывало большинство врачей, доктор Хэрроу составил для всех программу, состоящую из физических упражнений, холодных ванн, укрепляющих здоровье, и простой умеренной диеты. Принуждение пациентов заниматься физическим трудом было спорным вопросом в лечении, однако, согласно методике доктора Хэрроу, движение было главным инстинктом всех животных.

Пациенты начинали свой день с утренней прогулки, шел ли дождь, светило ли солнце, а затем час занимались физическими упражнениями, такими, как лазание по лестнице или поднимание гирь. На сегодняшний день Уин вряд ли могла выполнять упражнения, не сильно задыхаясь, но она считала, что может немного улучшить свои способности. Все пациенты должны были тренироваться дышать на новом устройстве, называемом спирометр, прибор для измерения объема воздуха в легких при вдохе и выдохе.

В письме была более подробная информация о клинике и пациентах, которую Кев просмотрел вскользь. А затем он достиг последних абзацев.

«… С начала моей болезни у меня не было сил на что-либо, кроме как любить тебя, но я любила и продолжаю любить изо всех сил. Прости, что так потрясла тебя в то утро, когда уезжала, но я не жалею, что призналась в своих чувствах.

Я отчаянно бегу за тобой, за жизнью. И мечтаю, что когда-нибудь ты обернешься и позволишь поймать тебя. Эта мечта окрыляет меня по ночам. Я страстно желаю так много рассказать тебе, но пока еще не могу.

Надеюсь, что достаточно поправлюсь, чтобы однажды снова поразить тебя, но с более приятным исходом.

Я приложила сто поцелуев к этому письму. Ты должен тщательно их пересчитать и не один не потерять.

Твоя, Уинифред.»

Разглаживая лист бумаги на столе, Кев пробегал кончиками пальцев вдоль тонких кромок письма. Он перечитал его еще два раза.

Меррипен позволил своей руке свернуть пергамент, сильно смять и бросить его в очаг, где горел слабый огонь.

Кев смотрел, как загорелся пергамент и тлел до тех пор, пока белый лист не превратился в пепел, и последнее слово Уин не исчезло.

Глава 6 (перевод: KattyK, бета-ридинг: Оксана-Ксю, Akvitty)

Лондон, 1851

Весна

Наконец-то Уин вернулась домой.

Клипер из Кале встал в док, его трюм был заполнен роскошными товарами и мешками с письмами и посылками, которые должны были быть доставлены Королевской Почтой. Это было судно среднего размера с семью просторными пассажирскими каютами, каждая из которых была облицована готическими арочными панелями и выкрашена в блестяще-белый флорентийский цвет.

Уин стояла на палубе и смотрела, как команда пришвартовывает судно с помощью якоря. Только после этого пассажирам будет разрешено сойти с корабля.

Когда-то волнение, подобное тому, что охватило ее сейчас, помешало бы ей дышать. Но Уин