— Ты когда-нибудь прекращаешь болтать? — поинтересовался Гарри, нанося контрудар и отскакивая раньше, чем Лео смог принять ответные меры.
— Это называется беседой. Как-нибудь можешь попробовать. — Разгневанный Лео опустил руки, позабыв про защиту. — Особенно со своей сестрой. Ты хотя бы раз пробовал её выслушать? Чёрт тебя побери, она приехала в Лондон, надеясь на совет и утешение брата, и первое, что ты сделал, — отослал её из комнаты.
Кулаки Гарри упали. Он пронзил Лео проклинающим взглядом, но когда заговорил, в голосе слышалось осуждение самого себя.
— Я много лет обманывал её ожидания. Думаешь, не знаю, что должен был сделать для сестры, но не сделал? Я готов на всё, чтобы искупить вину. Но, чёрт тебя побери, Рэмси… в её положении, Кэт меньше всего нуждалась в том, чтобы лишиться невинности, когда она не в состоянии защищаться.
— Именно в этом она и нуждалась.
Не веря собственным ушам, Гарри покачал головой.
— Дьявол! — Он запустил руку в свою густую шевелюру и сдавленно хмыкнул. — Невозможно спорить с Хатауэйями. Вы все говорите сумасшедшие вещи так, словно они совершенство логики. Как думаешь, для бренди ещё рано?
— Совсем нет. Я чувствую себя слишком трезвым для подобных разговоров.
Гарри подошел к буфету и достал пару бокалов.
— Пока я наливаю, постарайся объяснить, почему потеря невинности так выгодна моей сестре.
Сняв сюртук, Лео повесил его на спинку кресла и сел.
— Маркс слишком привыкла к одиночеству…
— Но она не была одинокой, она же жила у Хатауэйев.
— Даже там она оставалась в стороне от семьи, прижавшись носом к оконному стеклу, как сирота из романов Диккенса. Чужое имя, невзрачная одежда, перекрашенные волосы… она так долго скрывала свое «я», что забыла, кто есть на самом деле. Но настоящая Кэтрин проглядывает, когда рядом я. Мы пробиваемся через защиту друг друга и говорим на одном языке, если ты понимаешь, что я имею в виду. — Лео помолчал, глядя на плескающийся в бокале бренди. — В Маркс множество противоречий, и чем дольше я её знаю, тем больший смысл они приобретают. Она слишком долго скрывается в тени. Как бы твоя сестра ни пыталась убедить себя в обратном, она хочет принадлежать чему-то и кому-то. Да, она хочет мужчину в своей постели. Меня в частности. — Лео глотнул бренди. — Со мной ей будет хорошо. Не потому, что образчик мужской добродетели. Кстати, я на это никогда и не претендовал. Но я подхожу ей как мужчина. Я не боюсь её острого язычка, меня ей не перехитрить, и Маркс это знает.
Гарри сел рядом и сделал глоток бренди. Он задумчиво наблюдал за Лео, стараясь, с одной стороны, оценить его искренность, с другой — правдивость.
— А что ты получишь от этого союза? — спокойно поинтересовался он. — Насколько я понимаю, ты должен как можно скорее жениться и завести ребенка, предпочтительно сына. Если Кэт не удастся родить сына, Хатауэйи потеряют Рэмси-Хаус.
— Мы пережили кое-что похуже, чем потеря чёртова дома. Я рискну и женюсь на Маркс.
— Или же ты устраиваешь ей проверку, — предположил Гарри, по лицу которого ничего нельзя было прочесть. — Пытаешься определить до свадьбы, не бесплодная ли она.
Мгновенно оскорбившись, Лео напомнил себе, что имеет дело с законным беспокойством брата о благополучии сестры.
— Мне нет дела до её плодовитости, — невозмутимо ответил виконт, — если это уменьшит твоё беспокойство, мы подождём, пока это станет неважным. Я хочу её независимо от спасения дома.
— А как быть с тем, что хочет Кэт?
— Это её дело. Что касается Латимера, я уже поставил его в известность, что у меня есть кое-какие рычаги, на которые я надавлю, если из-за него начнутся неприятности. Но лучшей защитой для Кэтрин станет моё имя. — Допив бренди, Лео отставил бокал в сторону. — Что ты знаешь о её бабушке и тёте?
— Старая карга недавно умерла. Теперь в борделе хозяйничает тётка, Алтея Хатчинс. Я послал своего помощника Валентайна выяснить положение, и тот вернулся несколько шокированным. Очевидно, стремясь поправить дела, миссис Хатчинс превратила заведение в садистский бордель, где потакают самым грязным порокам. Несчастные женщины, которые там работают, обычно так истощены, что наняться в другие бордели им не удается. — Гарри допил бренди. — Похоже, тётка больна, и, скорее всего, неизлечимой болезнью, которая встречается у людей её профессии.
— Ты говорил об этом Маркс? — встревожился Лео.
— Нет, она не спрашивала. Не думаю, что её это интересует.
— Она боится, — ровным голосом сказал Лео.
— Чего?
— Того, что с ней почти случилось. Вещей, о которых ей рассказала Алтея.
— Каких именно?
— Маркс сказала мне это по секрету, — покачал головой Лео и слегка улыбнулся на очевидную досаду Гарри. — Ты знаешь её долгие годы, Ратледж. Бога ради, о чем вы разговариваете при встречах? О налогах? О погоде? — Он поднялся и подхватил свой сюртук. — Прошу извинить меня, мне надо позаботиться о комнате.
— Здесь? — нахмурился Гарри.
— А где же ещё?
— Как насчет квартиры, которую ты обычно арендуешь?
— Закрыта на лето. Но даже если бы не так, я бы всё равно остался здесь, — улыбнулся Лео. — Рассматривай это как ещё одну возможность насладиться близкими родственными отношениями.
— Гораздо больше радует, когда родственники остаются в чёртовом Гемпшире, — вздохнул Гарри, едва Лео покинул апартаменты.
Глава 22
— В одном Гарри совершенно прав, — сказала Поппи, когда они с Кэтрин прогуливались по цветнику за отелем.
В отличие от модного в парковом искусстве направления романтизма — без строгих линий, с неожиданно возникающими перед глазами клумбами, с петляющими и извивающимися дорожками — парк отеля «Ратледж» оставался строгим и величественным. Ровные стены из живых изгородей вели к продуманно расположенным фонтанам, скульптурным группам, цветникам и великолепным клумбам.
— Сейчас самое подходящее время, — продолжала Поппи, — чтобы Гарри представил сестру обществу, а для вас — вспомнить своё настоящее имя. Кстати, как вас зовут на самом деле?
— Кэтрин Уигенс.
— Наверное, потому, что я узнала вас как мисс Маркс, фамилия Маркс мне нравится больше, — вынесла заключение Поппи.
— Как и мне. Кэтрин Уигенс была испуганной девочкой, попавшей в сложные жизненные обстоятельства. Как Кэтрин Маркс я стала намного счастливее.
— Счастливее? — мягко уточнила Поппи. — Или менее напуганной?
Кэтрин улыбнулась.
— За прошедшие несколько лет я многое узнала о счастье. Нашла покой в школе, хотя была слишком тихой и замкнутой, чтобы завести подруг. Начав работать на вашу семью, я познакомилась с ежедневным общением любящих друг друга родственников. И, наконец, за последний год я испытала несколько минут настоящей радости. Ощущала, что в какие-то моменты всё идёт так, как должно, и ничего не хочется менять.
— Какие именно моменты? — с улыбкой уточнила Поппи.
