Мозаика жизни

он должен съесть послед­ний кусок, — простейшее доказательство пра­вильности такого понимания.

—Чад, честное слово, я ничего не знала о том, откуда ты взял деньги на путешествие. Я хотела узнать только то, что касается тебя и меня. Хотела понять, почему ты уехал, если мы были так близки, как ты говорил.

Злое выражение, еще минуту назад отпеча­танное на его лице, исчезло. Глаза потеплели.

—Ты не писал, не звонил, не приезжал. — Она старалась, чтобы в голос не закрались об­виняющие нотки. Дженни прислонилась спи­ной к дверному косяку. — Мы заключили ка­кой-то договор? Предполагалось, что я буду те­бя ждать? Или что? — Она пожала плечами. — Какой у тебя был план?

—Нну, — запинаясь, начал он, — ты соби­ралась меня ждать. Во всяком случае, ты обе­щала. — Последние слова прозвучали явным упреком.

—Но ты уехал на годы, — напомнила она. — Ты надеялся, что я буду ждать, а сам не потру­дился хоть как-нибудь давать о себе знать?

Она наблюдала, как бегали его глаза, когда он старался придумать что-нибудь в ответ.

— Чад, мы расстались в хороших отношени­ях? — задала она новый вопрос. — Ты говорил, что Люк украл меня у тебя. — Она с отвраще­нием произнесла эти слова. — Я поняла так, что ты уехал, потому что тебя обидели мои от­ношения с Люком. Что видеть нас вместе для тебя стало весьма болезненно. Но ты описывал свое путешествие как «шанс всей жизни», кото­рый ты заслужил. Путешествие не было капри­зом. Не было побегом. — Ее тон с каждым предложением становился все более обвиняю­щим. — Оно заранее планировалось. Твоему от­цу требовалось время для того, чтобы взять за­ем под курорт. А Люка и меня еще не связыва­ли никакие личные отношения. Во всяком слу­чае, пока ты не уехал.

«Я заслужил эти деньги, я заслужил эти впе­чатления». Слова Чада звучали у нее в голове.

Эти заявления многое добавляли к тому, что Дженни разглядела в характере Чада за послед­ние дни. Он считал, что имеет право на все лучшее, предлагаемое жизнью. Вроде фантасти­ческого путешествия по Европе, оплаченного трудом несчастного отца. Чад принадлежал к тому типу людей, которые способны в много­людном обществе резко изменить тему разгово­ра, потому что и на минуту не допускают мыс­ли, что найдется человек, который не умирает от желания послушать его. Он принадлежал к тому типу людей, который съедает последний кусок пиццы…

—Я поняла, Чад: ты мне не нравишься. — Она скрестила руки на груди, удивляясь, что не испытывает ни тревоги, ни страха.

Чад засмеялся. Этот недоверчивый смешок только раздул пламя ее злости.

—Ты сама не понимаешь, что говоришь, — сказал он.

—Ошибаешься, я точно знаю, что говорю. Ты вызывал во мне сильные чувства. С того момента, как проснулась в больнице, я боялась тебя. Не знаю, почему. И вероятно, так никогда и не узнаю. Но ты выводил меня из равнове­сия. Заставлял испытывать тревогу и нелов­кость.

В глазах Чада загорелся огонек.

—Было время, — усмехнулся он, — и не так уж давно, когда я заставлял тебя испыты­вать другие чувства.

От похотливости в его голосе свело судоро­гой желудок.

—Ты уже это говорил. — Злость разгоралась все ярче. — Не вижу необходимости в таком грязном тоне. Наверно, ты думаешь, что вуль­гарность разжигает меня или что-то в этом ро­де. Постарайся понять, это не так. Ты добива­ешься противоположного. Твои неприличные намеки я нахожу оскорбительными. Предполо­жим, было время, когда меня физически влекло к тебе. Но даже если это правда, уверяю тебя, тогда я была другим человеком. Совершенно другим человеком.

Пока она говорила, с его лица словно смы­вали выражение наглости и самоуверенности. У Дженни создалось впечатление, что до него первый раз дошло, что он вовсе не так обожа­ем, как представлялось раньше.

—Для того чтобы между нами не оставалось непонимания, тебе необходимо знать: я не хочу иметь с тобой ничего общего! Ты эгоист. Ты используешь любые способы, лишь бы добиться своего. Ты припираешь людей к стенке или вы­тягиваешь у них сочувствие. Я тебе не верю. И мне бы очень хотелось, чтобы ты держался от меня подальше.

—Но как же наш ребенок? — Чад окаме­нел. — Я хочу участвовать в жизни моего малы­ша.

Дженни поняла бы его озабоченность, если бы он действительно был отцом ребенка.

—Впереди еще много времени, чтобы поза­ботиться о малыше. — Словно защищая мла­денца, она положила руку на живот. — Когда ребенок родится, мы сделаем анализы.

—Они могут ошибиться! — Он даже под­прыгнул на стуле.

Дженни удивленно смотрела на него.

—Маловероятно. Такие анализы делают час­то, и у врачей уже большой опыт. Иски об от­цовстве рассматриваются в судах каждый день.

—Тебе лучше как следует подумать, — сверк­нул глазами Чад. — У нас с тобой была связь. Если ты попытаешься опровергнуть это, то сде­лаешь большую ошибку.

Холодные когти страха схватили ее за горло. Но нельзя позволить, чтобы Чад заметил ее со­ стояние.

—Мне не нравится угроза, которую я слышу в твоем голосе. — И вдруг страх, который он внушал ей, растаял. — Чад, анализ не может доказать, что у нас не было связи. Он только доказывает отцовство…

—Послушай, — начал он, грозя в воздухе пальцем, — я отец ребенка. И не позволю ка­кому-то ученому недомерку из лаборатории от­рицать мое право!..

Затянутая сеткой дверь черного хода откры­лась. В кухню вошел Люк, мрачный и реши­тельный.

—По-моему, тебе лучше успокоиться, крош­ка брат, — ледяным тоном посоветовал он Чаду

—Не тебе говорить мне… — сощурился Чад.

—Хватит! — приказала Дженни. Оба мужчи­ны уставились на нее. — Больше никакой борь­бы. Никаких споров. Ничего.

Молчание не заглушило кипящие страсти.

—Значит, — произнес Чад, — ты предпочи­таешь быть с ним, а не со мной.

Она глубоко вздохнула, потом покачала го­ловой.

—Я предпочитаю не быть с тобой, — сказа­ла она, глядя ему прямо в лицо.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

В Дженни все трепетало от радости. Она задрала вверх голову и смотрела на оранжево-розовое небо.

Счастье, певшее в ее душе, от которого под­гибались колени, пришло от чувства свободы.

Когда Дженни вернулась из больницы, она ощущала гнетущее давление. Ей предстояло при­нять решение. Кто отец ее ребенка? Необходи­мость выбора между двумя братьями Прентисами висела над ней тяжелым грузом.

Разговор с Чадом раскрыл Дженни истин­ный характер этого человека, и она укрепилась в своем решении. Нет никакой необходимости провести всю оставшуюся жизнь с неприятным ей мужчиной лишь потому, что он, может быть, отец ее ребенка. Дженни поняла, что с ней происходило все последние недели. Ее угнетала мысль, что надо выяснить, кто же отец ребенка. И потом сделать этого мужчину центром своего существования.

Завернув за угол гаража, Дженни пошла пря­мо к ряду высоких деревьев. Днем она убежала в лес, чтобы спрятаться от прошлого, которое нарисовал ей Чад, спрятаться от не очень сим­патичной особы, какой она выглядела в его рассказах. Сейчас она просто хотела насладить­ся прогулкой и чувством полной и непривыч­ной свободы.

— Дженни!

Она оглянулась и призывно помахала Люку рукой. В улыбке, обращенной к нему, не было ни капли вины. Она покончила с тревогой и сомнениями — что ей следует или не следует делать, что следует или не