Но ее зять даже отдаленно не был так красив.
При этой мысли у Дженны перехватило дыхание. Вот они — последствия нервного истощения.
— Она притихла. Может, я пойду уложу ее? Может, заснет, — прошептала женщина.
— А может, снова начнет плакать? Она явно понимает, где находится. Почему бы тебе не прилечь и не дать глазам отдых?
— Ой, нет. — Она замотала головой так сильно, что волосы хлестнули ее по щекам. — Я не смогу.
— Сможешь. — Придерживая ребенка одной рукой, Кэйдж наклонился, и пальцы его свободной руки сомкнулись вокруг ее лодыжки. Одним гибким движением он поднялся и положил ее ноги на освободившееся место.
Дженна даже не успела осознать, что произошло. Она лежала ничком, положив голову на диванный валик.
— Мне правда нельзя, Кэйдж, — пробормотала она. — Что, если Лили начнет плакать? Она борется со сном, словно решила установить мировой рекорд бодрствования.
— Рассказывай! Она уже чемпионка.
Ее снова кольнула вина за то, что племянница будит хозяина по ночам, но его юмористический настрой утешил.
— Закрой глаза и лови момент. — Далтон улыбнулся. — Как он ни мимолетен.
Непонятно, почему он решил быть таким милым. Навалившаяся сонливость мешала основательно рассмотреть этот вопрос. У него замечательная улыбка, подумала она, закрывая глаза. Ему следует улыбаться почаще. Отзвуки его голоса слышались откуда-то издалека, словно бы он говорил с ней через длинную трубу. А может, ей все уже снится. Через мгновение она провалилась в глубокий сон.
Дженна зашевелилась, потянулась. Щебет птиц приятно ласкал уши, уголки рта непроизвольно поползли вверх. В воздухе носился изумительный аромат жареного бекона и кофе.
На улице совсем рассвело. Она резко села, отбросив одеяло. В гостиной пусто, но в кухне кто-то есть.
Она проспала всю ночь. Вспомнила вчерашний вечер. Кэйдж предложил помочь. Лили была им очарована. А потом он предложил ей отдохнуть.
Неужели она проспала крики Лили? Устала, конечно, но не настолько же?
Дженна встала. Рассеянно провела рукой по волосам и направилась в кухню. Далтон сновал у плиты.
— Доброе утро, — приветствовал ее Кэйдж. — Кофе?
— Хорошо бы. — Она приняла предложенную кружку и огляделась в поисках племянницы. Не желая, чтобы он заметил охватившую ее панику, вдохнула запах, отпила немного.
— Спасибо. — И не смогла удержаться от следующей фразы: — Извини, что тебе пришлось возиться ночью с Лили.
— Мне не пришлось. Я оставил дверь открытой на случай, что она проснется, а ты не услышишь.
Как мило с его стороны. Особенно учитывая прежние заявления, что ничего общего с Лили он иметь не желает. Какая-то чушь. Но очень мило тем не менее.
Он глотнул из своей кружки.
— Я и сам недавно поднялся.
— Но… — Дженна стиснула теплую кружку между ладоней. — Лили проспала всю ночь?
Кэйдж кивнул.
— Думаю, вам обеим требовалось хорошенько отоспаться. Мне, кстати, тоже.
Усмешка, изогнувшая его губы, сделала их донельзя сексуальными. Дженна ощутила, как кровь прилила к щекам. Заерзав, она уставилась в кружку с дымящимся кофе.
Он поставил кружку на стойку. Выключил газ, отодвинул сковородку.
— Пошли проверим, как она.
Вместе она прошли через гостиную. Вступив в коридор, он сказал:
— Я подумал, что ей надо спать одной. А ты беспокоила ее сон, деля с ней кровать.
— Думаешь? Никогда бы не догадалась. Я хотела купить ей кроватку, но все не удавалось выбраться в Форсиф.
Для человека, не особо приветствовавшего присутствие в доме ребенка, Кэйдж удивительно много знал, как следует обращаться с маленькими. Любопытство не давало Дженне покоя.
— Ты так здорово ее успокоил вчера. Откуда ты столько знаешь о младенцах?
Он не ответил. И не пошел по коридору в ее спальню, а свернул в комнату напротив его собственной. В ту, запретную.
Детская. Прекрасно оформленная в бледно-желтых, зеленых, розовых и голубых тонах. Лошадка- качалка в углу раскрашена в точности так, как и настоящие лошади, пасущиеся сейчас на улице. Мягкие игрушки, погремушки разложены в высоком шкафу. В комнате чисто, никакой пыли. Утреннее солнце льется сквозь прозрачные зеленые занавески.
Заглянув в кроватку, Дженна с удивлением обнаружила в ней спокойно посапывающую Лили.
Вдруг она вспомнила мальчика на автозаправке, упомянувшего, как изменился Кэйдж после произошедшего несчастья. Наморщив лоб, она пыталась вспомнить еще что-нибудь.
И постепенно элементы мозаики стали складываться воедино. Картина представлялась не слишком радужной. Все, что делал Кэйдж прошлой ночью, что говорил о Лили — нет, о детях вообще, — внезапно приобрело иное значение.
— Кэйдж, — ее лоб прорезала морщина, — ты был отцом.
Она не собиралась допытываться, просто высказала мысль, ставшую ясной.
Он хмуро кивнул.
— И ты развелся или…
Он отрицательно качнул головой.
— Вдовец?
Еще одни кивок.
— Мне так жаль. Я… мне просто так жаль… Я не знала. Слышала что-то о несчастном случае. Но понятия не имела, что ты потерял жену. И ребенка. Кэйдж, я правда не знала.
Нормальное человеческое любопытство требовало подробностей, но она не посмела задавать больше вопросов.
— Лили спит, не станем ее тревожить. — Кэйдж указал на дверь. — Пошли в кухню.
Они налили еще по кружке кофе и уселись за стол. Забытый бекон остался на плите нетронутым.
— Я должен извиниться, что не предложил воспользоваться детской раньше, но…
— Ничего, — поспешила успокоить она. — Я понимаю, почему тебе хотелось сохранить комнату для… ну просто. Она принадлежала твоему ребенку. Если ты не хочешь, чтобы Лили там спала, я куплю кроватку. Я и собиралась купить. Можно поставить ее в моей комнате. Нам и там будет отлично.
Дженна смяла бумажную салфетку, попавшуюся под руку, отчаянно пытаясь найти тему для разговора.
— Я никогда не подозревала, что могу беспокоить Лили. Ну, то есть кровать достаточно велика для нас обеих.
Вспоминать об устройстве Лили казалось не очень правильным после его недавнего признания, но она просто не знала, о чем говорить.
— Не переживай. Откуда тебе было знать? Мне потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть… Лили нужно место, где спать. Глупо, если кроватка, мебель, игрушки будут пропадать тогда, когда они особенно нужны.
Вопросы о трагедии повисли на кончике языка Дженны. Как могла, она старалась удержать их. Если Кэйдж захочет рассказать, то он сам расскажет.
Он уже предупреждал, что не желает, чтобы чужие лезли в его жизнь и душу.
Повисло молчание. Казалось, что индеец намерен молчать и дальше, но он поставил кружку на стол и глубоко вздохнул.
