глаза!
И едва девушка смолкла, как могучий дракон расправил крылья и взмыл ввысь.
Рагнар'к набирал высоту, оглашая все вокруг боевым кличем, вода потоками лилась с его гладкого черного тела. Он сделал круг над кораблем, едва не касаясь мачт, и солнце заблестело на его жемчужной чешуе.
Флинт передал подзорную трубу Элене.
— Сражение не должно застигнуть нас врасплох.
Флинт жестом подозвал к себе Тол'чака, и они направились на корму к рулевому колесу.
Элена продолжала наблюдать за сражением в подзорную трубу. Она видела, как мчится по голубому небу дракон. Услышала, как заиграли боевые трубы флота кровавых наездников. Море закипело под килями множества кораблей. Небо возле города потемнело от дыма горящих судов, бледные щупальца тянулись из воды, цепляясь за поручни и утаскивая людей с палуб.
Морские драконы поднялись из глубины и набросились на отвратительных чудовищ. Некоторые драконы взбирались на палубы кораблей, чтобы защитить своих сородичей, а их всадники, вооруженные мечами, вступали в отчаянную схватку с врагом. Впервые за долгие годы дри'ренди и мер'ай вновь сражались плечом к плечу.
Неожиданно на поверхность воды возле острова всплыл гигантский левиафан. Из его чрева появилось множество мер'ай, вооруженных мечами и кинжалами. Они тут же присоединились к битве, бушевавшей на окраине города. Мер'ай взбирались на башни, стараясь выбить оттуда вражеских солдат. Многие воины получали тяжелые ранения и падали в море, но их место тут же занимали новые.
Элена прижала руку к губам, глаза ее наполнились слезами. Повсюду — куда бы она ни посмотрела — погибали люди и драконы. Ей вдруг показалось, что дри'ренди и мер'ай стали прибоем, разбивающимся о прибрежные скалы.
Неожиданно кто-то забрал у Элены подзорную трубу. Она не противилась; увиденного было вполне достаточно. Теперь битва казалась далекой, словно дурной сон. Однако звуки сражения далеко разносились над водой, и девушка слышала отчаянные крики, зов труб и вой раненых драконов.
Джоак потянул сестру за собой. Подзорную трубу он отдал одному из зу'улов.
— Ксин, возьми эту штуку и следи за сражением. Держи нас в курсе.
— Столько смертей, — прошептала Элена. — И все из-за проклятой книги.
Джоак попытался ее утешить.
— Дело не в книге, Эл. Они умирают ради надежды на свободу — и не для себя, а для своих сыновей и дочерей. Они проливают кровь ради будущего рассвета — рассвета, который лишь ты способна принести.
Элена посмотрела на брата.
— Но не слишком ли высока цена свободы?
— Не тебе об этом судить, Эл. Каждый человек решает для себя.
Элена смотрела на сражение, развернувшееся вокруг одинокого острова, и пыталась найти ответ в своем сердце. Какую цену она готова заплатить за свободу? Она представила себе бескрайние равнины и серые глаза Эр'рила — это и был ответ.
Девушка повернулась спиной к смерти, бушующей над волнами.
За свободу некоторых людей она готова заплатить любую цену.
Мерик распахнул дверь своей каюты, и его приветствовал взмах крыльев сидевшего возле кровати солнечного ястреба. От снежно-белого оперения птицы исходило сияние. Черные немигающие глаза посмотрели на элв'ина, вошедшего в каюту, но поднимать тревогу ястреб не стал: он знал Мерика. В течение последних шестнадцати зим птица сидела над троном матери элв'ина в Стормхейвене.
Вытащив из кармана кусочек вяленого мяса, Мерик подошел к птице и предложил угощение. Ястреб склонил голову, глядя на него, а потом тряхнул оперением, отказываясь. Мерик нахмурился, ему бы следовало догадаться. Птица была оскорблена, она предпочитала свежее мясо. Мерик решил отдохнуть, но прежде направился к небольшому сундучку, стоявшему в ногах кровати.
Эл'вину требовалось побыть в одиночестве, чтобы подготовиться к предстоящей битве. Он провел рукой по шрамам, которые теперь покрывали его лицо. Воспоминания о пытках могли лишить его мужества, и элв'ин отбросил их прочь, укрепляя свой дух.
Он будет достоин своей королевы. Мерика послали сюда, чтобы вернуть наследницу короля элв'инов, и он должен добиться успеха. Если потребуется, он защитит Элену ценой своей крови. Мерик представил себе девушку. Магия превратила ее в женщину, и теперь он узнавал в ней черты элв'инов: высокий рост, стройная фигура, необычная форма ушей, приподнятые уголки глаз. Не могло быть никаких сомнений — у них общие предки.
И все же Мерик признавался самому себе, что его забота об Элене не ограничивается желанием сохранить потомка короля его народа. Он вновь провел пальцем по шрамам у себя на щеке. Ему довелось лицом к лицу встретиться с ужасом, поселившимся на этой земле, и он знал, что Элена и ее друзья сражаются за правое дело. За время их долгого совместного путешествия девушка не раз доказывала, что ее сердце столь же благородно, как и текущая в ее жилах кровь. Мерик не мог потерпеть неудачи. К счастью, сейчас его роль защитника Элены не противоречила желаниям двух повелительниц его жизни — королевы и ведьмы. Элену требовалось охранять — и не только ради сохранения королевской крови, но и ради надежды на лучшее будущее этой земли.
Впрочем, глядя на стойкого солнечного ястреба, посланца его матери, Мерик задумался о том, как долго будут совпадать цели королевы и ведьмы? И если эти цели разойдутся, чью сторону он примет?
Вздохнув, элв'ин решил, что сейчас не время об этом думать. Он достал из сундучка небольшой камень. Потерев гладкую поверхность, поднес его к губам и подул на него. В глубине возникло ослепительное сияние. Удовлетворенно кивнув, Мерик положил ветро-камень на постель и достал из сундучка другой предмет — длинный тонкий кинжал. Он провел пальцем вдоль клинка, и тут же вдоль лезвия заискрилась серебристая энергия. И солнечный ястреб, и ледяной кинжал в его семье переходили от одного поколения к другому. В большей степени реликвия, чем настоящее оружие, но сейчас кинжал должен был послужить Мерику. Он положил его рядом с камнем. Затем элв'ин обеими руками бережно извлек на свет последний предмет. Именно из-за него он вернулся в каюту для короткого отдыха.
Мерик положил лютню Ни'лан на колени и посмотрел на гладкое дерево. Лютню вырезали из сердца дерева нифай, когда оно умерло. Он начал нежно перебирать струны. Звук напоминал тихий вздох, легкий шепот человека, которому ужасно хотелось заговорить. Мерик погрузился в музыку, сыграл несколько простых аккордов. Он готовил свое сердце к жестокой битве.
Позволив голосу лютни успокоить себя, Мерик задумался об Элене. Ради чего она и все они сражаются? За свободу, как говорит Джоак? Или за нечто материальное? В музыке сердце-дерева стали возникать картины дома Мерика, замка в Стормхейвене. И эти чудесные воспоминания на короткое время унесли элв'ина прочь от сражений.
К действительности Мерика вернул звук шагов в коридоре. Пальцы элв'ина перестали перебирать струны. Он бесшумно поднялся с постели, держа лютню, словно меч, и подошел к двери. Теперь снаружи не доносилось ни звука, но Мерик чувствовал, что кто-то стоит у порога.
Он сдвинул в сторону задвижку и быстрым движением распахнул дверь — в коридоре замер маленький мальчик. Эл'вин опустил лютню. Он не сразу узнал сжавшегося от ужаса Тока.
— Что ты делаешь у моей двери? Почему ты не в левиафане? Там тебе не грозила бы никакая опасность.
— Я… я спрятался, — робко ответил Ток. — Вместе с лошадьми.
Мерик нахмурился.
— Не самый разумный выбор, мальчик. Под водой, с мер'ай, тебе ничего бы не грозило.
— Я не хотел уходить к ним, сэр. Вы… во всем мире я знаю только вас.
Мерик покачал головой.
— Ну ладно, а зачем ты подкрался к моей двери?
— М-музыка. — Ток показал на лютню, которую Мерик продолжал держать в руке. — Мне так хотелось ее послушать. От нее мне становится хорошо.
