— Проходи, садись.
Показывая поочередно на женщину и мужчину, он пояснил:
— Это телеграфистка с почтамта, из свободной смены, и мастер из строительной организации. Месяц назад их бригада делала ремонт на почтамте. Сейчас узнаешь кое-что интересное.
Взглянув на женщину, он попросил:
— Татьяна Михайловна, еще раз, пожалуйста, поясните по схеме, что к чему, вот этому товарищу.
Я опустился на стул рядом с женщиной. Она положила между нами схему почтамта, нарисованную от руки, и стала объяснять, водя карандашом по листу бумаги:
— Вот это главный зал. Это кабинет заведующей, здесь бухгалтерия. Вот здесь у нас подсобка, ну что-то вроде склада для посылок и корреспонденции. За ней — туалет. Вот здесь служебный вход. А вот здесь, на улице, грузовой люк. Он ведет в подвал. Выход из подвала на почтамт только один — в подсобку. В подсобке люк из подвала находится за стеллажом, в углу… Ну, вот и все.
Положив карандаш на стол, женщина сцепила пальцы рук и посмотрела по очереди на меня и на Доронина. Перехватив ее взгляд, полковник поблагодарил:
— Спасибо, Татьяна Михайловна.
Он перевел взгляд на мужчину и попросил его:
— Теперь вы, Василий Семенович, объясните, пожалуйста, товарищу.
Тот пожал плечами, словно хотел сказать: іНе понимаю, к чему столько разговоров?і — но возражать не стал. Откашлявшись, он положил на стол потрескавшиеся руки, сцепив их между собой, и в упор посмотрел на меня.
— Люк этот, тот, что с улицы, мы делали. И потолок в зале тоже.
Я, наверное, еще не совсем пришел в себя после свидания с Шариным и потому непонимающе спросил:
— А что потолок?
Мастер невозмутимо пояснил:
— В главном зале потолок подвесной, декоративный. Каркас из уголка сороковки, сварен квадратами. Потолок из гипсовых плит размером шестьдесят на шестьдесят. Через каждые два метра каркас крепится к основному перекрытию анкерами. Плиты к каркасу не крепятся, просто вложены в ячейки…
Теперь до меня дошло, что задумали Доронин с вездесущим Манковым. Идея отличная, дело оставалось за малым. Проникнуть через грузовой люк в подвал, оттуда в подсобку, и через подвесной потолок я мог пробраться в главный зал незамеченным.
Я уточнил у мастера:
— Какое расстояние между подвесным и основным перекрытием?
— Полметра.
Ну, что же, вполне можно передвигаться, хотя и без особого комфорта. — А человека эта конструкция выдержит?
Этого, пожалуй, спрашивать не стоило, чтобы не задевать рабочую гордость хмурого мастера, но я не сразу это сообразил. Василий Семенович косо посмотрел на меня и, насупившись, недовольно ответил:
— Конечно, выдержит, молодой человек. Мы не шабашники какие-нибудь, на совесть делали.
Мысленно чертыхнувшись, я счел за благо извиниться:
— Простите, Василий Семенович, я машинально спросил, не подумав. А как с люком? Он же изнутри запирается?
Мастер немного отмяк от моего извинения и не спеша, с достоинством ответил:
— Знамо, изнутри. Я сам его и устанавливал. Газорезку мне и минут десять времени, так и вскрою в лучшем виде.
Доронин заверил его:
— Вам все будет предоставлено, Василий Семенович, и инструмент, и помощь, какая потребуется. Только сделать это будет нужно тихо, так, чтобы за стеной не было слышно. Понимаете?
Снова пожав плечами, мастер ответил:
— Понимаю, не без понятия. Те-то двое тоже, поди, не дураки.
Доронин нахмурился:
— Уже, стало быть, и то, что их двое, известно? Ну, Плотников…
Мастер в третий раз пожал плечами и невозмутимо ответил:
— Слухами земля полнится. По телеку в новостях уже передавали.
При его словах Доронин еще сильнее нахмурился, а я едва не подскочил на стуле. В новостях передавали?! А если мама Игоря тоже смотрела? Ему, по времени, пора бы дома быть, он же всегда был примерным сыном… Ну, Плотников… Покосившись на Доронина, я представил, какой нагоняй получит капитан, и мысленно заранее присоединился к шефу. Решив, не откладывая, позвонить Наталье Семеновне, я попросил Доронина:
— Разрешите позвонить, товарищ полковник.
Он недоумевающе посмотрел на меня, но возражать не стал и, кивнув на аппарат, коротко обронил:
— Звони.
Я торопливо набрал номер, на ходу придумывая хоть какую-нибудь отговорку.
После четвертого гудка трубку подняли, и я услышал голос Натальи Семеновны:
— Алло…
Стараясь придать голосу побольше беспечности, я бодренько отрапортовал:
— Наталья Семеновна, добрый вечер. Это Валентин…
Она сразу же перебила меня:
— Валя, как хорошо, что ты позвонил. Ты не знаешь, где Игорь? Ему давно пора быть дома, а его все нет. Я уже волнуюсь…
Прикрыв ладонью трубку, я облегченно вздохнул, чувствуя, как от сердца немного отлегло. Кажется, она ничего не знает. Поднеся трубку ко рту, я успокоил женщину:
— Я как раз поэтому и звоню, Наталья Семеновна. Мы сегодня договорились с Игорем встретиться, и я забрал его с работы. Вот сейчас едем ко мне…
Она недоверчиво спросила:
— Так поздно?
— Да… Игорь сегодня задержался в школе… Он сейчас в машине, а я из автомата звоню. Я тут остановился в магазин заскочить, у меня же по-холостяцки, пусто в холодильнике, а тетка в отъезде. Вот Игорь и попросил меня позвонить, предупредить вас, чтобы вы не волновались. Так что он у меня будет, вы не беспокойтесь…
Подумав, что все это неизвестно когда кончится, я добавил, на всякий случай:
— Возможно, и ночевать у меня останется.
— Ну хорошо, Валя. Спасибо, что позвонил. Хотя Игорь мог бы и сам это сделать.
Я мягко возразил:
— Наталья Семеновна, ну зачем же обоим бегать? Я вышел из машины, я и звоню. Не сердитесь на него.
— Ладно, Валя, я не сержусь. Это я так, ворчу по-старушечьи… Да, Валя. А как же на почтамт? Ведь я же просила Игоря зайти на почтамт. Заплатить за телефон и мою пенсию получить.
При ее словах я снова едва не подпрыгнул на стуле. Пропади он пропадом, этот почтамт! Лучше бы там сегодня этот потолок рухнул, да простит меня Василий Семенович…
— Почтамт? Да, мы заезжали. Пенсии сегодня не давали, а за телефон мы заплатили.
Кажется, мне удалось рассеять ее страхи, потому что ответила она спокойно:
— Ну хорошо, Валя. Только не пейте там много, Игореше завтра на работу. До свидания.
— До свидания, Наталья Семеновна, и спокойной ночи…
Ч-черт! Хотелось бы и мне иметь нынче спокойную ночь. Вытерев вспотевший лоб, я положил трубку. Телеграфистка с мастером, видимо, сообразив, что к чему, сочувственно смотрели на меня. Я посмотрел на Доронина. Он спросил:
