На дворе уже вовсю светило солнышко. Осенний лес купался в его лучах. Рядом с землянкой, в которой мы спали, приподнимали почву, как грибы, другие жилища партизан.
– Вот сюда! – показал нам Макарычев на землянку, из трубы которой поднимался дымок.
Мы вошли, и – как вам изобразить, что произошло потом?
– Папа! – крикнул я.
Да, за столом сидел мой отец! Он был тщательно побрит, в ладной гимнастерке, по которой пролегала портупея.
– Что такое? – не верил глазам отец. – Вася?
Я прижался к отцу. От его гимнастерки пахло дымом, как и у нас в землянке.
– Да как ты здесь? Что за чудо? Я кивнул на Димку:
– А его узнаешь?
Отец долго смотрел на Димку, недоуменно спрашивал:
– Димка? Да, Димка! Такой взрослый, я и не узнал. Вполне можно брать в армию. Сколько тебе лет?
– А эту девочку ты не знаешь, – указал я на Белку, которая сидела в углу и смотрела на нас. – Это самая лучшая девочка на свете. Белка.
– Неужели? – рассмеялся отец. – Что на белку она похожа, это верно. Но только как ее все-таки зовут?
– Нюра, – откликнулась Белка. – У меня много имен. Ребята все говорят: Белка да Белка, а в Германии меня звали Анхен…
– Ты что, была в Германии? – удивился отец.
– Да мы все из Германии, папа! Пробыли там месяца три, – вмешался я.
У нас начался длинный разговор, который я не собираюсь здесь передавать, так как читателю все известно.
– А мы знаем, – склонив голову, улыбалась Белка. – Знаем, как вы в сваты попали…
– Откуда же? – смеялся отец.
– Это все Макарычев, – влюбленными глазами смотрел я на отца. – Он очень хорошо к тебе относится.
Отец рассказал нам, что в первые же месяцы войны попал раненым в плен. Оттуда бежал, в скором времени стал командиром партизанского отряда. Один из первых, с кем он познакомился, и был Макарычев. Это очень отважный партизан, большой специалист по подрывным работам. Только раз у него получилась неудача: он мудрил что-то со взрывчаткой, которую доставали из неразорвавшихся немецких авиабомб, и сильно ожег щеку…
Наш разговор неожиданно прервали. Явился радист, подал отцу радиограмму. Он быстро поднялся с места, приказал:
– Макарычева ко мне!
В радиограмме предлагалось отряду Свата сегодня ночью выступить на дорогу Полоцк – Витебск и перерезать ее. Мы сразу же подумали: значит, нам поверили и наша радиограмма достигла цели.
– Ну, Федя, начинается! – радостно проговорил отец. – Приготовься и с полудня двигай!
Макарычев убежал к своим подрывникам. После обеда они выстроились перед землянкой отца. Он еще раз тщательно посмотрел, как обмундированы партизаны, проверил – не гремит ли что в их снаряжении, и они отправились по лесной тропинке.
– Мы тоже пойдем с ними, – ходил по пятам отца и клянчил я.
– Никуда не пойдете! – отрезал он. – Сидите пока в землянке.
Целый день мы таскались по всему лагерю, смотрели, как работают женщины в прачечной, как орудует в своей землянке радист, и Димка даже начал ему помогать. Потом были в санчасти, где Белка сидела у постели Никонова и говорила с Настей, той самой маленькой «невестой» Фюслера. А дальше – совсем неожиданно оказались у землянки, в дверях которой стоял часовой. Я спросил, что он охраняет, но часовой промолчал, а бежавший мимо партизан крикнул, что здесь находиться нельзя и нам нужно убираться подобру-поздорову.
Как же, не на тех напал! Мы хотели все-таки знать, что охраняет часовой! Отошли немного в сторону, сели и стали смотреть на строгого парня с автоматом на груди.
И – дождались. Часовой открыл дверь землянки. Из нее вышел высокий человек в распоясанной рубахе и тяжело зашагал к дощатой маленькой уборной. Часовой с автоматом на изготовку проводил его, остановился ждать…
Мы подошли ближе. И вот, когда арестованный возвращался в землянку, увидели здоровый нос и на носу здоровенные роговые очки. Это был Белотелов!
– Генрих! – невольно воскликнул я.
Белотелов быстро обернулся, увидел нас и, согнувшись, почти бегом исчез в землянке.
Мы пришли к отцу и спросили, что за птицу держит он под охраной?
– Черт его знает! Подозрительный тип! Ходил по деревням вокруг нашего лагеря и везде расспрашивал, как найти Свата? С таким вопросом обратился и к Макарычеву. «А зачем вам Сват?» – спросил Федор Михайлович. И тот «по секрету» сообщил, что бежит из плена и хочет примкнуть к партизанам. Привел его
