передними зубами нежное белое мясо и бросил кусок Ратхе.
Аппетитный запах защекотал ее ноздри. Ратха с опаской лизнула угощение, потом откусила кусочек. Мясо оказалось жестковатым, но при этом сочным и вкусным. Поспешно разделавшись с первой порцией, Ратха стала с нетерпением ждать следующую.
Такур еще дважды угостил ее, а потом пододвинул к ней оставшихся раков.
— Лучше тебе как следует подкрепиться перед завтрашним путешествием, — сказал он, вытаскивая из кучи очередное многоногое лакомство.
Рак попытался убежать, но Такур поймал его за хвост и вернул обратно. Рак бешено сучил лапами так, что песчинки разлетались во все стороны. Он был меньше остальных, поэтому Такур даже чистить его не стал, а просто сунул и рот, с хрустом раскусил и принялся языком отделять мясо от осколков панциря.
Ратха выплюнула панцирь и посмотрела на Такура.
— Почему Меоран так торопится вернуться в угодья племени?
— Не знаю, однолетка. Возможно, ему неприятно думать о том, что какие-то другие животные займут его место.
— Или Безымянные захватят нашу территорию!
Такур пошевелил усами.
— Вот уж не думаю! Он редко думает о бесплеменных, его гораздо больше тревожат суслики, которые могут обосноваться в его норе! Даже последние набеги ничему не научили нашего вожака. Он до сих пор не понимает, что Безымянные намного опаснее, чем он думает.
— Ты много знаешь о бесплеменных, правда? — вкрадчиво спросила Ратха, пристально глядя в глаза Такура.
Он опустил голову, делая вид, будто поглощен выбором очередного рака.
— Да, однолетка. Я много знаю о них.
— Но почему тогда ты не расскажешь Меорану обо всем, что знаешь?
— Потому что он не станет меня слушать, как не стал сегодня. Однолетка, прошу тебя, не спрашивай меня больше!
Ратха крепко сжала зубами неподдающийся панцирь и почувствовала, как тот хрустнул у нее в пасти.
— Забудь о Безымянных, Ратха. Красный Язык отогнал их далеко от наших угодий. Они не скоро вернутся обратно.
Наступила тишина, нарушаемая лишь плеском реки, да хрустом панцирей в зубах Такура.
— Я знаю, почему ты не хочешь возвращаться, — усмехнулась Ратха.
Такур, сощурившись, посмотрел на нее, подобрав усы.
— И почему же?
— Потому что тебе так полюбились эти речные ползуны, что ты не хочешь с ними расставаться!
Такур расслабился. Ратху озадачило облегчение, мелькнувшее в его глазах, однако запах Такура ясно говорил, что он не ответит, если она прямо спросит, чему он так обрадовался.
— Ты умная, однолетка. Тебя не проведешь. Да, я так привык к этим речным ползунам, что возьму с собой несколько штучек на обратную дорогу!
Ратха молча наблюдала за тем, как он ест. Взгляд и запах Такура говорили о том, что он почему-то очень не хочет возвращаться обратно, и речные ползуны не имеют к этому никакого отношения.
Ратха бежала по берегу, и в какой-то момент оступилась, запутавшись в лабиринте следов, оставленных на песке. Разумеется, она тут же наступила лапой в кучу помета, и запрыгала на трех лапах, брезгливо отряхивая четвертую, а пестроспинки в это время от души истоптали ее тропу своими отчетливыми резко очерченными следами.
«Этот берег слишком узок для такого количества животных!» — подумала Ратха, начисто вытирая подушечку лапы о кустик жесткого песчаного колосняка.
Трехрогие олени сбились в плотную кучу и настороженно поглядывали на пастухов. Самцы били копытами и вонзали рога в песок, их мускусный запах стал резким от раздражения. Пастухи бросались на них, вместе и поодиночке, пытаясь отогнать самцов и расколоть стадо пополам.
Ратха понимала, что она пока слишком слаба для такой работы, поэтому молча наблюдала, как Такур и Фессрана сражаются с двумя крупными самцами, загораживавшими проход в гущу стада.
Умело и ловко пастухи оттеснили оленей в сторону, и Меоран вошел в центр стада. Масса животных всколыхнулась, задрожала и расступилась. Пастухи тут же хлынули в образовавшийся проход и стали с двух сторон удерживать волнующееся стадо, не давая ему соединиться.
Ратха вскочила. Ее задача заключалась в том, чтобы вместе с другими пастухами прогнать пестроспинок, жвачных и других стадных между трехрогими.
— Ведите оленей сюда!
Ратха обернулась и увидела, как Меоран выкрикивает приказания на берегу. Пастухи рычали и кусали оленей, загоняя их в реку.
Выглядывая поверх голов и спин низкорослых лошадок, Ратха смотрела, как олени прыгали в воду и трясли головами, поднимая тучи брызг рогами и копытами. Крики, плеск и блеянье заглушили журчание бегущей воды. Взбаламученная река потемнела от ила, поднятого со дна копытами.
Ратха видела стремительные белые проблески в воде — это ослепленная грязью рыба билась и выпрыгивала на поверхность, пытаясь увернуться от копыт.
Пестроспинки вошли в воду следом за оленями, пастухи ни на шаг не отходили от них.
Сбежав вниз по берегу, Ратха прыгнула и плюхнулась животом в реку. Очутившись под водой, она открыла глаза, охнула от холода и забила лапами. Впереди нее какая-то коротконогая пестроспинка плыла рядом с бредущим по дну оленем, то появляясь, то исчезая в мутном потоке, бурлившем за ногами трехрогого.
Ратха оторвалась лапами от дна и поплыла за лошадками, чувствуя, как при каждом гребке вода просачивается между ее пальцами. Чтобы легче было плыть, она немного развернулась против течения, бившего ей в грудь.
Вскоре олени тоже поплыли, по самые шеи погрузившись в воду так, что их ветвистые рога превратились в движущийся колючий лес, колышущийся вокруг пестроспинок.
Ратха почувствовала, как вода забурлила вокруг нее и увидела гладкую голову Такура и его мокрые усы. Она улыбнулась ему через плечо и тут же набрала полную пасть грязной воды от плеснувшей в морду волны.
— Сможешь проплыть, однолетка? — крикнул Такур, глядя, как она чихает и отплевывается.
— Переплыву, Такур! — ответила она, и вода выплеснулась из уголков ее рта. — Не надо плыть рядом со мной! — попросила она, когда Такур рывком очутился рядом с ней, его рыжий хвост плыл за ним по течению.
Ратха сосредоточилась на своей задаче, стараясь ритмично двигать лапами и все время держа нос над водой. При этом она не сводила глаз со стада, двигавшегося впереди.
Трехрогие образовали разомкнутое кольцо вокруг пестроспинок и других стадных, принимая на себя всю силу течения, так что мелким животным почти не приходилось сражаться с потоком. Но несмотря на это, река то и дело прибивала маленьких лошадок то к одной, то к другой стороне кольца, бросая их, бок к боку, к оленям. Трехрогие лягались и отшвыривали лошадок прочь, но течение снова и снова пригоняло несчастных обратно. Прижатые к раздраженным соседям, пестроспинки ржали и кусались.
Ратха плыла по их следу, чувствуя привкус крови в воде. Она гребла медленно, лапы у нее настолько отяжелели, что с трудом шевелились. Резь в легких появилась еще в начале пути, едва она проплыла несколько хвостов по течению, но теперь она превратилась в изнуряющую боль, простреливающую через весь позвоночник в грудь.
Мокрая шерсть тащила вниз. Вода плескалась вокруг щек, возле самого основания ушей. Берег нисколько не приближался, зато стадо с каждым мгновением удалялось.
Такур плыл рядом с Ратхой, держась достаточно близко, чтобы успеть схватить ее, если она пойдет ко дну, однако не навязывая ей никакой непрошенной помощи, разве что изредка подбадривал, говоря:
— Осталось всего полпути, однолетка!
— Полпути, Такур, — булькала Ратха, продолжая грести.
