Она уже начала захлебываться от усталости, ей казалось, что позвоночник у нее вот-вот расколется от напряжения, но тут, наконец, ее когти царапнули по каменистому дну противоположного берега.
Потом кто-то потянул Ратху за загривок и прижался теплым боком к ее боку. Такур поддерживал ее до тех пор, пока ее лапы не перестали разъезжаться на рыхлой гальке.
Очень медленно, пошатываясь, Ратха побрела по мелководью рядом с Такуром и с усилием выбралась на берег.
Она умирала от усталости, но заставила себя поднять голову и окинуть взглядом берег. На песке виднелись следы, но стадо уже ушло. Было совсем тихо, только мелкие волны лизали песок, да капала вода со шкуры Ратхи.
Она стиснула зубы, хрустнув набившимся в пасть песком. «Меоран даже не подумал подождать их!»
Яран непременно остался бы, но, наверное, побоялся ссориться с вожаком. Значит, они думают, будто она утонула.
Ратха почувствовала, как ее подтолкнули, потом над ухом раздался голос:
— Это все пустяки, однолетка. Ложись, передохни.
Она повернулась и прижала уши.
— Меоран думает, что избавился от меня, от слабой, никчемной маленькой самки! Увидеть меня живой для него будет все равно, что шлепнуться мордой в кучу помета! — усмехнулась она, все еще с трудом переводя дыхание. Потом повернулась и нетвердо побрела вверх по берегу, зная, что Такур пойдет следом.
Он так и сделал. Она слышала, как он хрустит лапами по песку, но не оборачивалась и шагала через рябь песчаных наносов, поднимаясь все выше и выше.
Краем глаза Ратха заметила, что Такур упрямо смотрит под ноги, стараясь не поднимать глаз на темнеющий впереди лес, обгоревшие деревья которого говорили о прошедшем Красном Языке.
Запах гари густо висел в воздухе, и хотя к нему уже примешивался свежий аромат новой поросли, все вокруг напоминало о недавнем пожаре.
Такур стал отставать, кончики его усов задрожали.
Ратха прошла несколько шагов, прежде чем поняла, что он совсем остановился.
— Такур? — Она обернулась. Он дрожал гораздо сильнее, чем она. — Такур, ты заболел?
Такур стоял и в оцепенении смотрел на песок в нескольких хвостах перед собой. Ратху обдало запахом его страха. Она робко подошла и обнюхала его.
— Теперь ты сама видишь, почему Меоран назвал меня трусом, — сказал Такур, низко опуская голову.
— Но почему? Чего ты боишься? Красный Язык уже ушел!
— Для меня он никуда не ушел, — тихо ответил Такур. — Ратха, я сейчас не готов пройти через это. Прошу тебя, останься со мной здесь на несколько дней. Мы сможем питаться речными ползунами.
Ратха гневно посмотрела на него.
— Я хочу заставить Меорана есть помет! Чем дольше мы просидим здесь, тем дальше они уйдут!
Она резко отвернулась и зашагала вперед.
— Глупая маленькая! — ударил ей в спину яростный крик Такура. — Ратха, ты не сможешь вернуться к ним одна! Ты сейчас и с новорожденным котенком не справишься, не говоря уже о Безымянных захватчиках!
— Тогда идем со мной! — Ратха остановилась и посмотрела на него, махнув хвостом.
— Я не могу.
— Почему?
— Я видел, как умер тот пестроспинка. Ты была слишком далеко, но я видел все.
— Такур, запах стал гораздо лучше. Мы пойдем по мягкому пеплу, он совсем остыл. Мы сможем идти быстро.
Он еще ниже повесил голову.
— Я не могу.
Ратха с досадой зевнула. Злость кислой желчью обожгла ей горло.
— Мне нет никакого дела до твоего сгоревшего пестроспинки! Я хочу вернуться в свое племя! Наверное, Меоран был прав, когда называл тебя сыном Безымянного костегрыза!
Она очутилась на песке еще до того, как последнее слово вылетело из ее пасти. Такур навис над ней, а голова Ратхи гудела от его тяжелой оплеухи.
Она сжалась в жалкий комочек, мечтая исчезнуть, растворившись между крупицами песка. Крепко зажмурив глаза, она чувствовала упавшую на нее тень Такура, чувствовала его боль и ожидание…
— Я не знала! Я думала, что Меоран нарочно распускает вранье про тебя! — залепетала Ратха.
Такур бросил на нее испепеляющий взгляд.
— Нет. Он распускает про меня правду, и это гораздо хуже. Где ты это услышала?
— За убоиной. Подслушала, как Меоран говорил с Яраном. Но я тогда так жадно ела, что ничего толком не разобрала.
Такур с шумом выдохнул.
— Ладно, однолетка. То, что ты услышала — правда. У того, кто дал мне жизнь, не было имени, хотя он был достоин его гораздо больше, чем многие наши племенные. Моя мать, Решара, сделала неправильный выбор.
— Но мне казалось, для того, чтобы новорожденному дали имя, его отец и мать оба должны иметь имена! — воскликнула Ратха.
— Ты хочешь спросить, почему у меня есть имя? — невесело усмехнулся Такур. — Старый Байр сжалился над Решарой, хотя она нарушила закон, найдя себе самца вне племени. Он позволил ей остаться в племени до тех пор, пока она не родила двойню, а затем изгнал. Он сохранил мне жизнь и даже дал имя. Он был очень милосерден ко мне.
Ратха осторожно оторвала голову от песка.
— Двойню? — переспросила она. — Но ведь у тебя нет ни брата, ни сестры в племени!
Такур смутился, и Ратха поняла, что он случайно сказал больше, чем собирался. Некоторое время он молчал, потом устало вздохнул.
— Мой брат сейчас у Безымянных. Решара забрала его собой, когда покинула племя.
— Но почему же она не взяла и тебя тоже?
— Старый Байр велел ей оставить нас обоих и уходить одной. Хотя нашим отцом был Безымянный, Байр знал, что мы совсем не безмозглые.
— Но как же получилось, что она взяла твоего брата?
— Решара ослушалась Байра. Она взяла моего брата и сбежала. Мой отец пришел за мной, но Меоран, сын Байра, уже лежал в засаде и ждал его.
— Меоран схватил тебя, — еле слышно прошептала Ратха.
— Меоран убил моего отца и забрал меня. Я сражался, но что я мог сделать? Я был всего лишь молокососом. Меоран прижал меня лапой к земле и вырвал у меня несколько когтей зубами.
Ратха посмотрела на правую переднюю лапу Такура и поежилась. Она однажды спросила его, где он потерял когти, но он тогда быстро перевел разговор на другую тему. На вид его изувеченная лапа не слишком отличалась от остальных, но Ратха догадывалась, какие шрамы скрываются под шерстью.
— Ты с тех пор когда-нибудь видел Решару или брата? — спросила она.
— Решара уже умерла, — ответил Такур таким тоном, что Ратхе сразу расхотелось продолжать расспросы.
Она пошевелила лапами и с трудом встала.
Такур смотрел поверх ее головы на пепелище.
— Иди, однолетка, — сказал он. — Я пойду следом.
Ратха пошла вперед и вскоре добралась до границы берега, где песок был испещрен угольно-черными шрамами.
Чуть выше, над берегом, лесная земля превратилась в сплошной пепел и обугленные пни, среди которых робко пробивались редкие зеленые побеги.
