На этот раз Ратха приближалась к ним открыто, стараясь, чтобы ее могли увидеть и учуять издалека. Возможно, она неправильно поняла то, что увидела в глазах молодого пастуха? Может быть, это была лишь вспышка гнева на то, что его застали врасплох? Вероятно, сына Срасса изменил внезапный страх, а не отпечаток Красного Языка!
Новая надежда расцвела в груди Ратхи, однако ей было суждено умереть так же быстро, как родиться. В глазах у всех пастухов, даже заранее ждавших ее приближения, Ратха видела то же выражение, которым так напугал ее сын Срасса. Все они, и кроткие, и жестокие, были преображены пылающей силой, которую держали в зубах.
«Значит, вот мы какие, — думала Ратха, обходя пастухов. — Вот какими мы стали теперь».
Когда она вернулась, Такур ждал ее возле костра. Ратха молча подожгла ветку и, не говоря ни слова, протянула ему, чувствуя, будто бросает грязь в чистое озеро, из которого ей предстоит пить в будущем.
Такур опустил факел и побежал прочь, вскоре превратившись в одну из мерцающих оранжевых точек, разбросанных по черному пространству луга.
Из леса вновь донеслись вопли разбойников. Ратха вскинула голову, нервно подрагивая ушами. Она увидела, как пастухи плотнее сжимают круг, загоняя скот в центр. Факелы качнулись вперед.
Ратха схватила свою ветку, подожгла ее и понеслась к пастухам, оставив костер полыхать на полянке. Не успела она добежать до края луга, как захватчики бросились в атаку.
Ратха до последнего момента надеялась, что Красный Язык отпугнет Безымянных, но при этом она не позволяла себе забыть самое главное — ненависть и голод могут быть сильнее страха. Ее опасения подтвердились, когда разведчик доложил, что Безымянные ринулись на луг, огибая пылающие участки травы. При этом разведчик заметил, что одна группа разбойников движется вдоль берега ручья, что заставляло подозревать самое страшное — среди Безымянных был кто-то, знакомый с повадками и характером Красного Языка. Но Ратха отказывалась признаться себе в том, что она знает, кто это мог быть.
Тени, только что неподвижные, как камни и кусты, теперь стремительно ползли на луг. Они неудержимым потоком струились из леса, сверкая глазами и оскаленными клыками.
Ратха воткнула факел в землю и огляделась по сторонам.
«Их слишком много! — поняла она, содрогаясь всем телом в такт сердцебиению. — А нас слишком мало, даже с Красным Языком».
Она видела, что пастухи тоже разделяют ее опасения: они тесно жались друг к другу, и тоненькое поскуливание то и дело раздавалось из толпы.
Похоже, разбойники тоже почувствовали их страх. Они приближались все быстрее, их шипение становилось все более злобным. Они больше не ползли, а открыто наступали: черные тени со всех сторон окружали пастухов.
Ратха снова схватила свой факел и наклонила его вперед, как сделали все остальные. Атакующие были уже совсем близко. Факелоносцы ждали.
Вся дрожа, Ратха до боли всматривалась за пределы круга оранжевого света. Разбойники продолжали наступать, но передние ряды атакующих вдруг запнулись и рассыпались в стороны, потому что многие Безымянные в страхе останавливались перед огнем. Ратха услышала отдельные голоса, взлетевшие над общим воем — это вожаки Безымянных пытались бросить свои стаи в бой.
Однако в их яростных воплях теперь тоже слышался страх. В рядах Безымянных начались стычки. Стремившиеся убежать от огня дрались с теми, кто гнал их в бой. Единая масса врагов превратилась в озаренное лунным светом бурное ночное море, обратившееся против самого себя.
Затем все стихло. Глаз, отражавших пляшущие отсветы факелов, стало гораздо меньше, но это были глаза тех, в ком ненависть победила страх. Первая атака закончилась неудачей. Вторая вот-вот должна была начаться.
Пастухи стояли напротив Безымянных, широкая полоса луга отделяла их друг от друга.
С грозным воем, перешедшим в визг, какая-то фигура выскочила из рядов Безымянных. Отсветы пламени вспыхнули на серебристой шкуре, и Ратха узнала тяжелые челюсти, когда-то сокрушившие череп Срасса. Серебристый охотник повел за собой остальных, и Безымянные ринулись навстречу пастухам.
Всколыхнулись и затрещали факелы. Оскаленные пасти были встречены огнем. Атакующие отхлынули назад: дико воя от укусов пламени, унося ужасное огненное создание на своих шкурах, дымясь на бегу, потому что раскаленные угли и искры сжигали их шерсть, вгрызаясь в мясо. Некоторые, обезумев от ужаса, валились на землю и катались, пуская пену, а отступающие давили их на бегу.
Ратха обернулась к рычащему серебристому охотнику. Она увернулась, когда он прыгнул на нее, и ткнула факелом ему в глаз. Обугленное дерево обломилось от силы удара, отвалившийся конец упал на лапу серебристому. Ослепленный и обезумевший от ужаса, он бросился наутек.
Ратха увидела, как два других пастуха хлещут его факелами по спине. Потом она потеряла врага из виду.
Ветка в ее пасти превратилась в короткий обугленный обломок, жар которого уже подбирался к усам Ратхи. Она отшвырнула его и забросала землей. Остальные факелы тоже почти прогорели или сломались о ребра и морды Безымянных. Ратха видела, что ее пастухи теперь сражаются клыками и когтями, и алая кровь блестит в свете пламени.
Она пригнулась, спасаясь от броска разбойника, и побежала к своему костру. Здесь Ратха подожгла новый факел и передала его раненому пастуху, который сжимал в зубах погасший обломок, но был настолько ошеломлен всем происходящим, что никак не мог бросить ненужную палку. Глаза пастуха просияли, он схватил новый факел и ринулся в гущу боя.
К запыхавшейся Ратхе подошла Фессрана.
— Давшая Новый Закон, позволь мне отнести новые факелы тем, кому они нужны, — попросила она. — Не твоя обязанность делать это.
— Отныне это будет твоя обязанность, Фессрана. Если этот костер догорит до рассвета, то твоей почетной обязанностью будет беречь его и ухаживать за ним.
Фессрана передала ей зажженный факел.
— Иди и прогони Безымянных, Давшая Новый Закон. Пусть к рассвету Красный Язык пожрет их тела!
Ратха снова бросилась в битву, грозно рыча сквозь стиснутые зубы. Она прыгнула на ближайшего врага, царапая его когтями и обжигая факелом. Вопли ярости и гневного торжества исторглись из груди усталых пастухов, и они с новым бешенством бросились на разбойников.
Безымянные начали отступать. Медленно, нехотя, они пятились назад. Теперь они сражались только за свои жизни и уже не пытались прорвать цепь пастухов и добраться до скота. Толпа врагов редела на глазах, и все новые и новые фигуры, озаренные лунным сиянием, неслись через луг в сторону леса.
Ратха воткнула свой факел в землю рядом с чьим-то холодеющим телом и насмешливо завыла.
— Они бегут! — кричала она. — Они всего лишь беспомощные котята перед могуществом Красного Языка! Дайте же им отведать его напоследок, пока они не укрылись в лесу! Ко мне, мой народ!
Ряды врагов дрогнули и рассыпались. Пастухи бросились на отступающих, и многие Безымянные испустили свой предсмертный вопль, не добежав до леса.
А затем неожиданно все закончилось, и над лугом воцарилась ночная тишина, нарушаемая лишь тихими стонами раненых и умирающих.
Ратха стояла, сжимая в зубах факел, и смотрела на опустевший луг. Ее сердце замерло, перестав отсчитывать удары. Она победила. После такого страшного поражения Безымянные больше не вернутся. Маленькая стая пастухов будет расти, и котята, сытые и бесстрашные, будут весело играть в высокой траве.
Ратха побрела назад через луг, еле переставляя усталые лапы. Теперь ей некуда было торопиться.
Когда она добралась до костра, Фессрана взяла горящий факел у нее из пасти и положила его в огонь. Остальные пастухи, следом за Ратхой, отдали свои ветки Фессране. У них осталось еще одно дело, и для этого им нужны были свободные челюсти.
Среди валявшихся на лугу Безымянных были раненые, корчившиеся от боли или пытавшиеся дотащить свои истерзанные тела до леса.
