— Нет, — быстро ответил Эндрю. — Конечно нет.
Он в упор посмотрел на Эндрю.
— Ну? — произнес он. — Хочешь спасать эти девки, мистер?
Эндрю кашлянул. Я смотрела на него. Руки моего мужа дрожали. Его сильные, красивые руки. Я часто любовалась его руками, когда он брал чашку с кофе, когда его пальцы порхали по клавиатуре в то время, когда он работал над статьями. Мой муж, как обычно, отправивший текст для своей воскресной колонки электронной почтой из аэропорта всего лишь днем раньше. В тот момент, когда объявили посадку на наш рейс, я просматривала текст, чтобы исправить опечатки, если они найдутся. Последний абзац звучал так:
— Ну? — повторил убийца. — Хочешь их спасать?
Эндрю посмотрел на свои руки и довольно долго стоял в такой позе. Над нами кружили чайки и громко перекликались. Я пыталась унять дрожь в ногах.
— Пожалуйста, — сказала я. — Если вы позволите нам увести этих девушек с собой, мы сделаем все, что вы хотите. Дайте нам только вернуться в отель, и мы вам дадим все, что вы попросите. Деньги, лекарства — что угодно.
Убийца пронзительно взвизгнул. Все тело его сотряслось от этого крика. Он стал хохотать. Капля крови стекла с его ослепительно белых зубов и упала на грязный серый нейлоновый спортивный жилет.
— Думаешь, мне это все сильно нужный? — проговорил он. — Не видишь эта дырка в моей шее? Через два дня я умирать. Думаешь, мне сильно надо деньги и лекарство?
— Так чего же вы хотите? — спросил Эндрю.
Убийца переложил мачете из правой руки в левую.
Поднял правую руку и выпрямил указательный палец.
— Белый человек всю мою жизнь указывать мне этим пальцем. А сегодня ты можешь отдавать мне этот палец. На память. Так что отрезать свой палец, мистер, и давай его мне.
Эндрю побледнел, покачал головой и сжал кулаки. Убийца взял мачете за лезвие и протянул рукояткой моему мужу.
— Делать это, — сказал он. — Тяп-тяп. Давать мне свой палец, а я отдавать тебе девки.
Долгая пауза.
— А если я не соглашусь?
— Тогда идти куда хотеть. Только сначала вы услыхать, как вопят эти детишки перед смерть. Ты слыхать, как девка умирать медленно?
— Нет.
Убийца закрыл глаза и покачал головой.
— Жуткий музыка, — сказал он. — Ты ни за что не забывать. Может, один прекрасный день ты просыпаться в свой Кингстон-на-Темза и понимать, что потерял не только палец.
Пчелка расплакалась. Доброта держала ее за руку.
— Не бойся, — произнесла она тихо. — Если сегодня они убьют нас, вечером мы будем кушать хлеб с Иисусом.
Убийца широко раскрыл глаза и, глядя на Эндрю, процедил сквозь зубы:
— Пожалста, мистер. Я не есть дикарь. Я не хотеть убивать эти девки.
Эндрю протянул руку и взял у убийцы мачете. Рукоятка была испачкана кровью. Кровью охранника. Эндрю искоса взглянул на меня. Я подошла к нему и нежно прикоснулась рукой к его груди. Я плакала.
— О, Эндрю. Кажется, тебе придется это сделать.
— Я не могу.
— Это всего лишь палец.
— Мы не сделали ничего плохого. Мы просто гуляли по пляжу.
— Всего-навсего палец, Эндрю, а потом мы снова пойдем гулять.
Эндрю опустился на колени, сказав:
— Не могу поверить, что это происходит.
Он посмотрел на лезвие мачете и провел им по песку, чтобы очистить от крови. Он положил левую руку на песок ладонью вверх и согнул все пальцы, кроме среднего. Потом взял мачете в левую руку, но удар не нанес. Он проговорил:
— Откуда нам знать, что они не убьют этих девочек, даже если я это сделаю, Сара?
— Ты будешь знать, что сделал все, что смог.
— А вдруг я заражусь СПИДом от этого лезвия? Я могу умереть.
— Я буду с тобой. Я так тобой горжусь.
На берегу стало тихо. Чайки взлетели высоко в синее небо и теперь парили на ветру. Ритм прибоя не изменился, но теперь казалось, что интервал между тем, как за одной волной накатывает следующая, тянется бесконечно долго. Я вместе с девушками, охотниками и окровавленными собаками смотрела и ждала, как поступит мой муж, и мне казалось, что в те мгновения мы все одинаковы, что мы просто создания природы, несомые теплым ветром событий, которые сильнее нас.
Эндрю закричал и взмахнул мачете. Лезвие со свистом рассекло горячий воздух и вонзилось в песок довольно далеко от руки Эндрю.
— Я не стану это делать, — заявил он. — Это просто черт знает что такое. Я не верю, что он отпустит девочек. Ты погляди на него. Он все равно собирается их убить.
Оставив мачете в песке, Эндрю встал. Я смотрела на него. Кажется, именно в это мгновение меня покинули всякие чувства. Я поняла, что мне уже не страшно. Глядя на мужа, я почти не видела в нем мужчину и человека. Теперь я думала, что нас всех убьют, но это волновало меня куда меньше, чем должно было бы волновать. Волновало меня почему-то то, что мы так и не построили теплицу в углу нашего сада. А потом мне пришла в голову здравая мысль: «Какое счастье, что моя мать и мой отец живы и здоровы. Они позаботятся о Чарли».
Убийца вздохнул и сказал:
— Ладно, мистер делал свой выбор. Теперь, мистер, беги домой в Англия. Можешь там говорить, что приезжал в Африку и встречал настоящий дикарь.
Когда убийца отвернулся, я опустилась на колени. Я пристально посмотрела на Пчелку. Она увидела то, чего не увидел убийца. Она увидела, как белая женщина положила левую руку на влажный, слежавшийся песок, взяла мачете и одним ударом отрубила себе средний палец. Так девочка в Суррее в тихую и спокойную субботу отрубила бы кухонным ножиком кончик морковки. В промежутке между йогой и ланчем. Пчелка увидела, как белая женщина выронила мачете и стала качаться вперед и назад, зажав раненую руку здоровой. Наверное, раненая женщина выглядела просто обескураженной. Наверное, она произнесла:
— О!.. О-о-о…
Убийца развернулся и увидел меня. Кровь заливала мою руку, сжатую в кулак. На песке передо мной валялся мой палец. Он выглядел нагло и глупо. Я была смущена его видом. Убийца округлил глаза.
— О, черт, черт! — вырвалось у Эндрю. — Что ты наделала, Сара?! Что ты, черт побери, наделала?!
Он упал на колени, обнял меня, прижал к себе, но я оттолкнула его здоровой рукой:
— Больно, Эндрю. Больно,
Убийца кивнул. Он наклонился, подобрал мой мертвый палец и указал на Пчелку.
— Ты будешь живая, — сказал он. — Миссус заплатить за твоя жизнь. — Затем указал моим пальцем на Доброту. — А вот ты умираешь, малышка. Мистер не пожелал за тебя платить. А мои парни, понимаешь ли, они должны чувствовать вкус крови.
Доброта схватила Пчелку за руку и вскинула голову.
— Я не боюсь, — сказала она. — Господь мой пастырь.
Убийца вздохнул.
— Тогда он тупой пастырь, — сказал он. — Плевать он на тебя.
А потом — громче шума прибоя — зазвучали рыдания моего мужа.
Два годя спустя, сидя за столом у себя дома, в Кингстоне-на-Темзе, я обнаружила, что все еще слышу