та, что хранилась на микросхеме титанового жетона. Так же коммуникатор в любой момент времени был готов подсказать бойцу его точное местонахождение, и даже вывести на экран подобие карты с указанием направлений на ближайшие Форпосты. По сигналам включенного в режим передачи коммуникатора командование любого уровня всегда могло получить информацию о том, где сейчас находится тот или иной боец, можно было узнать его пульс и сопротивление кожи. Офицерские коммуникаторы имели множество дополнительных функций, их невозможно было перепрограммировать и выдавались они лишь однажды на неопределенный срок пользования. Солдатам же коммуникаторы полагалось иметь только на месте постоянной дислокации, и, при смене места службы, бойцы сдавали старые коммуникаторы, а взамен позже получали новые. Впрочем, новыми их можно было назвать с большой натяжкой. Электронные устройства обычно просто перепрограммировались, старые данные стирались из памяти, новые заносились. С солдатскими коммуникаторами было связано множество баек, примет и предрассудков. Например, часто рассказывали о «проклятых» коммуникаторах, хозяева которых обязательно погибали в первые же дни службы на новом месте. По царапинам на корпусе коммуникаторе предсказывали будущее. По числу сегментов эластичного браслета гадали. И даже самые закоренелые атеисты допускали, что электроника коммуникатора хранит что-то от своих старых хозяев: в микросхемах могли жить призраки…
– Умеешь с ним обращаться? – спросил Гнутый.
– Да, – ответил Павел. – Нас учили. Вроде бы ничего сложного – тут всего две кнопки.
– Дело не в кнопках, – сказал Цеце. – Ну да ничего. Со временем разберешься. Самое главное…
– Есть еще кое-какие новости, – сказал Гнутый, жестом попридержав разговорившегося Цеце. – Зверь вернулся.
– Да ну! – Павел улыбнулся. – И как он?
– Не очень, – вместо Гнутого ответил Рыжий. – Теперь он больше похож на звереныша, а не на Зверя.
– Что с ним? – Павел чуть приподнялся.
– Ничего страшного, – сказал Гнутый, недовольно посмотрев на Рыжего. – Сняли с человека звание, лишили наград. Он больше не капрал. Обычный рядовой.
– Еще легко отделался, – пробормотал Рыжий.
– Так что я продолжаю командовать отделением, – сказал Гнутый. – Через полгода, если удержусь на месте, в чем я сильно сомневаюсь, дадут мне постоянное звание.
– Передавайте Зверю привет, – наказал Павел.
– Обязательно. Да мы его на днях самого сюда приведем. Пусть посмотрит на тебя в гипсе, может тогда почувствует себя лучше.
– Кстати, – вспомнил Цеце, – ходили мы в четвертую роту, со всеми долгами расплатились. Так что, Писатель, с нас причитается. Как только отсюда выйдешь, обязательно отметим.
– А как там мой противник? – поинтересовался Павел, стараясь казаться равнодушным.
– Уж лучше, чем ты, – сказал Рыжий. – Ни синяков на нем, ни ссадин. Ходят слухи, ему хотят доверить отделение. Их капрал подал рапорт о переводе. Почему – никто толком сказать не может.
Павел вспомнил драку на пустыре возле складов. Человека, лежащего на земле. Его разбитое лицо, кровь, текущую из ноздрей, алыми каплями падающую в пыль. Какие у него были нашивки? Уж не капральские ли?
– Но мы сейчас на первом месте в Форпосте, – сказал Гнутый.
– На каком таком месте? – не понял Павел.
– Ну, счет у нас выше всех, несмотря на твой проигрыш в финальном бою.
– Какой счет? Ничего не понимаю!
– Да в Игре! – пояснил Цеце. – Мы уничтожили яйцо. За это получили сотню очков. Оторвались ото всех, ушли далеко вперед. Хорошее начало на новом месте – сержант наш страшно доволен.
– Понял, – сказал Павел. – А что за прок в этой Игре? Какой нам интерес?
– А ты что, не знаешь? – Гнутый с недоверием глянул на Павла.
– Салага! – хмыкнул Цеце.
– Зеленый! – усмехнулся Рыжий.
– Эй, хватит! – Павел завозился, поскрипывая койкой. – Лучше объясните все как следует.
– А чего тут объяснять? – сказал Рыжий.
– Каждый год победителям достается три миллиона, – сказал Цеце.
– И никаких тебе налогов, – добавил Гнутый.
– Три миллиона, – не поверил Павел. – Разыгрываете?
– Нет. Правила простые: в игре участвуют подразделения Форпостов не крупнее взвода. Сперва они подают заявку, потом им приходит письмо, где подробно изложены все правила и приведен устав. Первый взнос в призовой фонд составляет сто долларов с человека. Потом плата уменьшается в зависимости от того, на какой позиции находятся игроки. Мы сейчас отчисляем в фонд Игры по двадцать долларов каждую неделю. Каждый. И ты в том числе.
– Три миллиона на взвод… Это же по сто тысяч на человека!
– Примерно так и есть, – согласился Цеце. – Неплохой куш, не правда ли? И делать ничего не надо – лишь лучше всех выполнять свою работу.
– И за что начисляются очки? – поинтересовался Павел.
– За все, – сказал Рыжий. – Но в основном за убитых экстерров. Если тебе интересно, завтра принесу правила.
– И неужели никто не пытался приписать себе побольше баллов?
– Обмануть систему непросто, – сказал Гнутый. – Конечно, приписки бывают. Но редко и в основном по мелочам. Уж больно велик риск. Если обман будет раскрыт, позор на весь мир обеспечен, да и с Игрой можно навсегда распрощаться.
– Три миллиона… – пробормотал Павел, прикидывая, на что можно было бы потратить такую сумму. – Сто тысяч на человека…
– Дело не только в деньгах, – сказал Гнутый. – В прошлогодней игре победил взвод сержанта Шишеля – я встречался с ним в Новой Зеландии. И знаете, где сейчас эти ребята?
– На Ямайке, – сказал Цеце, вздохнув, и мечтательно закатил глаза. – Земной рай!
– Победители игры могут сами выбирать место службы, – сказал Рыжий.
– Если захотят служить дальше, – добавил Гнутый.
Они замолчали, думая об одном и том же, мечтая…
Первым очнулся Гнутый.
– Ладно, нам пора, – сказал он. – А то как бы док не пришел.
– На днях обязательно заглянем еще, – сказал Цеце.
Рыжий просто кивнул.
Они ушли, не затягивая прощание. Тихо закрылась дверь, и в палате снова стало пусто и одиноко.
Павел полежал чуть-чуть, глядя в потолок, собираясь с мыслями, потом вздохнул, заставил себя улыбнуться, громким голосом велел диктофону включиться, и, выдержав паузу, стал размеренно, обдумывая каждую фразу, надиктовывать полученные от товарищей новости.
2
Три дня прошло, а казалось, что целая неделя.
Павел уже стал привыкать к новому распорядку. Он много спал. Ел, когда хотел и сколько хотел. Делал дневниковые записи. Разговаривал с навещающими его друзьями, с мамой и девчонками, с доктором. Он много думал, особенно жутковато тихими ночами, когда сон не шел, и просыпалась боль. Мысли его были аморфны, неконкретны. Часто он грезил, теряя связь с реальностью, и тогда какие-то странные непознаваемые образы наводняли его сознание.
С первого июля все системы, все службы и подразделения Форпоста начали функционировать в нормальном режиме боевого дежурства, но для Павла перемены эти прошли незамеченными. Разве только товарищи стали приходить чуть реже. И новости, которые они приносили, несколько изменились: меньше стало бытовых подробностей, больше разговоров об оружии, о предстоящих рейдах, о разведывательных данных по зоне ответственности Форпоста.
