Из-под руки Павел глянул в сторону слепящего прожектора, ругнулся, поднялся, попытался выйти в тень. Не удалось. Луч прожектора следовал за ним.
Кто-то развлекался.
Значит, пора возвращаться на свое место.
Павел отряхнулся, подобрал камень и побрел в сторону барака. Он практически не видел, куда шагал. Шел почти наугад. Он подозревал, что управляющий прожектором охранник ждет, когда заключенный попытается ускользнуть в сумрак, попробует выпрыгнуть из луча. Замечется, заскачет, словно попавший в свет фар заяц на ночной дороге… Наверное, со стороны это будет забавно смотреться.
Павел не собирался никого забавлять.
И вдруг прожектор моргнул.
Три раза.
Павел не сразу понял, что это может означать. А когда сообразил, вздрогнул, остановился, поднял голову.
Неужели?..
Он повернулся к бьющему в лицо свету. Сказал одними губами:
– Что?
Сказал по-русски, повторил несколько раз, стараясь артикулировать как можно выразительней, чтобы тот, кто возможно наблюдает сейчас за его лицом, мог разобрать короткое слово.
И прожектор снова моргнул.
Два раза.
Когда-то в детстве именно так подмигивали солнечные зайчики но потолке его комнаты. Во дворе, под окнами квартиры стояли друзья, сигналили зеркальцами, закрывая их ладонями:
«Выходи!»
Серега Попов, Вовка Украев, Василь Пак…
Их семьи были небогаты. Их родители не покупали детям мобильные телефоны и прочие удобные штуки. Но зато у них были зеркальца. И они разработали целую систему условных сигналов.
Жаль, уже не вспомнить ее.
И имена всех товарищей тоже не вспомнить…
Серега Попов, Вовка Украев, Василь, Батыр…
И Колька.
Колька Рывкин!
Павел улыбнулся неуверенно, махнул рукой.
И луч скользнул в сторону. Медленно поползло по земле пятно света, словно приглашая следовать за ним.
– Ну что еще? – Павел разговаривал с собой.
Нет! Он разговаривал со старым товарищем.
– Что там у тебя?
Луч снова весело подмигнул: «Выходи скорей! Давай к нам!»
И Павел сорвался с места.
Побежал.
Он никогда еще здесь не бегал.
И никогда еще ему не было здесь так хорошо, так радостно и легко, как сейчас.
Он мчался вслед за скользящим по земле пятном, похожим на большую блестящую монету, на огромный светящийся пятак. Он преследовал выросший солнечный зайчик – тот самый, из детства, с потолка его комнаты. Ничего не замечая, забыв обо всем, он бежал мимо утонувшего в земле барака, мимо столовой, напрямик через цветочную клумбу, где никогда не росло ничего кроме генетически измененных клевера и гороха. Он бежал почти до самой стены, до двухметровой перекопанной полосы, ступать на которую заключенным запрещалось, и возле которой остановилось световое пятно.
А потом прожектор погас. Наверху что-то лязгнуло, словно какая-то заслонка отодвигалась, и через мгновение на землю – в четырех шагах от Павла – что-то упало. Снова вспыхнул луч прожектора, уперся в белеющий на земле предмет.
Павел поднял голову.
– Что это?
Не все ли равно, что? Главное, это оттуда. С той стороны забора. Из другой, прошлой жизни.
Он подошел к лежащему на земле бесформенному предмету, наклонился, поднял его.
Камень. Завернутый в бумагу, обернутый целлофаном, стянутый кольцами резинок.
Письмо.
Глава 24
1
Павел лежал на кровати, повернувшись лицом к стене, отвернувшись от всего барака, от всего мира. Раз за разом перечитывал он строчки на мятой бумаге, и ему чудилось, что он слышит родные голоса.
Колючая горечь жгла горло. Хотелось плакать, но он сдерживался. Сдерживался из всех сил.
Пятнадцать лет!
Бесконечность!
Целая жизнь…
Ната вырастет, станет взрослой, но она так и останется сестрой. А вот Тина… Тина, скорей всего, не дождется… как можно ждать пятнадцать лет?.. Она выйдет замуж, у нее будут дети. Чужие дети… Чужие
