– Сюда пригласить? – Игор покачал головой. – Немыслимое это дело. Не верю я им, и не поверю ни за что, хоть вот режь ты меня!
– Добром не пустите, они силой войдут, – продолжал увещевать Глеб.
Пришли еще два охотника, в комнату заходить не стали, чтоб чистый пол грязными сапогами не топтать, сообщили, что гоблины уже кругом деревни стоят и особо не прячутся. Нападать не нападают, даже в лес пропускают, но крадутся по пятам, не отстают, и со следа их сбить не получается.
– Сколько их?
– А кто его знает? Сотня точно есть. А то и все три.
Гора грязной посуды росла, еды уже почти не осталось, а хозяйка, что накрывала стол, не показывалась. Схоронилась, догадался Глеб. Залезла в подпол или на чердак, может в глухом чулане заперлась, ждет, чем дело решится. И вся деревня, наверное, так же – мужики-охотники по деревне бегают, а бабы с детьми в укрытиях сидят…
Он вдруг понял, что сейчас отключится, и резко встал. На него посмотрели удивленно, а он подошел к окну, выглянул на улицу.
Нет, не угадал. Женщины не спрятались; они были на улице рядом с мужьями: за спинами – легкие луки, на поясах – колчаны со стрелами. А на завалинках, на лавочках и пеньках сидели старики, дремали, вроде бы, обняв вилы, держа на коленях топоры. На крышах и на деревьях выгодные позиции заняли подростки; они деловито перебирали камни, распихивали их по карманам, опробовали пращи, посверкивали ножами, перебрасываясь солнечными зайчиками.
– Видишь, Богоборец? – с легкой усмешкой спросил Игор. – Нам есть чем врага встретить. Хочешь – приглашай их в гости. Лучше всех разом.
Глеб покачал головой:
– Зря вы так, охотники… – но сам же подумал, что может и не зря, может так и надо действовать…
Покачиваясь, он отошел от окна, оперся о плечо оказавшегося рядом Ирта, уже не скрывая свою слабость. Решил, что надо уходить из деревни; подумал, какие бы найти слова, чтоб образумить и людей, и гоблинов – понял, что нет таких слов. Повторил только:
– Зря вы так…
– Оставляешь нас, Богоборец? – спросил Игор, буравя взглядом его лицо. – А я слышал ты за нас горой стоишь, за Одноживущий люд. Но, верно, врут люди.
– Не врут! – вскинулся Ирт. – Просто вы, дураки, правды не видите!
– Мы-то, может и дураки, да свободные. А ты, бывший раб, как был холуем, так им и остался… Что смотришь? Думал, не раскусил я тебя? Да я с самого начала понял, кто ты такой. Только вчерашний раб может назвать себя прозвищем Свободный. Беглый ты, а не свободный!..
Ирт схватился за рукоять молота, Горр, откинув стул, прыгнул назад, Глеб, оперевшись на копье, выпрямился, сердито глянул на Игора. Медленно поднялись из-за стола охотники, опустили головы, глядя в пол, зная, что и законы гостеприимства нарушать нельзя, но и своих защищать надо, пусть даже и неправых, хмеля перебравших.
Неизвестно, чем бы дело закончилось, но тут хлопнула дверь, и в комнате появился еще один человек. Был он бородат, одно плечо у него было выше другого, и оттого казался он горбуном. Оглядев стоящие друг напротив друга компании, но, очевидно, не поняв, что происходит, он протянул к Глебу руку, разжал кулак и спросил:
– Это?
На его заскорузлой ладони сияла золотая фигурка – то ли Огла, то ли Игта, то ли Ерта. А может и самого Гола – хозяина ночи.
9
Ведунья Лина сидела на стволе поваленного дерева, собирала с коры ползающих муравьев и отправляла их в рот. Муравьи были приятно кислые и хрустели на зубах. Но думы одолевали мрачные и тяжелые.
Вспоминала она свою молодость, и словно вновь беседовала с Мудрейшим, но уже не соглашалась с ним, а спорила. Зря мы ушли в лес, – говорила она шаману. – Зря просили помощи у эльфов. Надо было в себе искать силу, в своей породе, в своем народе. Не бежать надо было, а объединяться. Не прятаться, а бороться за жизнь. Но не по старинке, а по-людски, по-новому: заставы строить, лошадей объезжать, арбалеты, баллисты и катапульты использовать. А мы что? Мы попытались уйти от мира, но забыли, что он везде. Мы изменили своим обычаям, и стали меняться сами. Защитили, вроде бы, каждого, но поставили под удар весь род. Неправильно это! Гоблин должен жить гоблином, и умереть должен гоблином! Породу свою не обманешь, волка травой не прокормишь! Зачем Миру тот, кто прячется? Если ты прячешь, то тебя и нет как бы. А если тебя нет – значит, ты не нужен…
Сбоку хрустнула ветка – намеренно кто-то прижал ее ногой. Лина была уверена, что ее племя по лесу может двигаться бесшумно. Она повернула голову, кивнула молодому Ару, позволяя приблизиться.
– Сколько еще ждать будем? – спросил у Ведуньи воин. – Люди к отпору готовятся, зря мы им время дали.
– Дождемся вечера, – сказала она. И послышались ей слова Мудрейшего: «Нет в тебе злобы, девочка. Только обида и разочарование.»
Исподтишка глянула она на Ара, не слышит ли он тоже слова давно мертвого шамана, шепнула тихо:
– Не нужна мне злоба. Злоба нужна молодым.
Ар словно почувствовал, что Ведунья говорит с духами, поклонился, бесшумно исчез за деревьями.
– Ты не добился того, что хотел, Мудрейший.
«Откуда тебе знать, чего я хотел? Ты выжила. Выжило племя. Что еще нужно?»
– Племя ослабло. Воины не пьют кровь и не едят сырое мясо. Их копья не столь быстры, как раньше. И наши женщины не так плодовиты. Мы еще чтим обычаи, но я вижу, как смущаются умы молодых.
«Это старость в тебе говорит, девочка.»
– Но я вижу все это. И я хочу это исправить.
«А ведь ты еще колеблешься. Не знаешь, правильную ли дорогу выбрала. Ты стоишь на перепутье и думаешь, куда пойти – вправо или влево. Но знай – какой бы путь ты ни выбрала, ты пойдешь вперед. Только вперед. А вправо или влево – это не важно.»
Лина помолчала, глядя в небо. Набралась решимости и спросила:
– Ты хотел, чтобы гоблины перестали убивать. Ты искал для нас спокойствия. Так ответь, Мудрейший, не предаю ли я тебя?
«Нет. Ты не можешь предать меня, пока заботишься о роде.»
– Могу ли я убивать людей?
«Наверное, да. Но люди мстительны. Помни об этом…»
Серая дымка затянула солнце, и голос Мудрейшего растаял.
Да и был ли он? Не с собой ли разговаривала Ведунья?
Лина долго смотрела ввысь, думая о стократно передуманном, пережевывая пресную жвачку привычных мыслей.
– Мы никого не станем убивать попусту. Но и себя в обиду не дадим!
Она решила: если Рог не объявится после того, как сядет солнце, ее гоблины нападут на деревню. Лина не сомневалась, что сила на стороне ее племени, и старалась не думать о жертвах. Пощады не будет никому – ни старикам, ни детям. Никто не должен уйти живым, тогда никто не узнает, кто уничтожил лесное поселение охотников.
– Я помню, Мудрейший…
Есть, правда, один человек, которого так хочется спасти. Но надо ли?..
Она представила разговор с Глебом, и ясно услышала его слова, произнесенные с укором и неудовольствием:
– Раньше ты не была такой кровожадной.
Они кивнула, соглашаясь с ним и со своими мыслями. Она знала, что ответит на это…
10
