на которое, к тому же, сам он закрывает глаза… То любой должен подумать: что-то здесь нечисто, и наверняка у Сильванов… как это говорится у людей – рыльце в пушку.
– Ты не ошиблась, – похвалила Малика, – я именно так и подумала…
– Но я вовсе не планировала убивать драгоценного папашу, – хихикнула Марисия, – мне хватило бы его унижения, когда его бы публично обвинили в убийствах или хотя бы в потворничестве убийцам. Но тут подвернулись вы…
– И у меня получилось его отправить на тот свет.
– Воля Ночной Странницы, – пропела Марисия, завершая бритье, – простите, госпожа Вейн, но я вовсе не собиралась вас использовать. Видать, это ваша судьба.
– Но ты забыла о том, что в Ловенну может прийти имперская армия. Что ж, тебе и соседей своих не жалко?
– Они жалкие черви, – рассеянно заметила Марисия, – они не стоят даже моего ногтя.
– Интересная точка зрения.
– Так оно и есть… Ну вот, госпожа Вейн, все готово. Теперь вы… отправляетесь на костер, а я – я продолжу мстить.
– Так ведь папа ваш умер, – язвительно заметила ведьма. Ох, и трудно было язвить, когда по позвоночнику гулял страх – низкий, животный и необоримый. Перед собственной болью и смертью, и перед тем, что собиралась воплощать в жизнь девушка по имени Марисия.
– Остался Сильван-младший, – сказала лунница и хихикнула, – кутила и заядлый игрок, между прочим. Уж у него-то есть все причины продать шахту, чтобы расплатиться с долгами! Отчего бы ему не пожертвовать всей Ловенной ради собственной выгоды, а? Он ведь
Малика крепко зажмурилась.
Вот и все. Теперь Марисия соберет вещи и уйдет, чтобы убивать дальше, чтобы обречь на смерть не только людей, но и многих лунников – ведь Уэлш рано или поздно заинтересуется, куда делить два агента его ведомства, а там и до имперских легионов рукой подать.
А сможешь ли ты, Малика Вейн, получив признание, сделать то, что нужно? То, что должен был сделать Марио Игиро?
Времени почти не осталось. Лязгнули бритвы, отправляясь в карман чистого передника.
Сможешь ли, Малика?
И во имя чего?..
Она тряхнула головой.
Нет, что-то изменилось в ней самой, что-то стремительно разрасталось внутри, требуя выхода. И это «что-то» было незнакомым, но необыкновенноблизким.
– Подожди, – быстро сказала ведьма, – я хочу… подарить тебе кулон. На память.
Малика сняла с шеи украшение, прошлась пальцами по звеньям золотой цепочки. Она была довольно короткой, но толстой, каждое звено – в четыре витка. Альвен Рутто не поскупился на золото.
– Благодарю, госпожа Вейн. Я буду вас вспоминать.
Малика обернулась, впервые глянув на лунницу – и невольно отпрянула. И следа не осталось от девушки-солнышка. Перед Маликой стояла надменная дочь Дэлина Сильвана. Истинная дочь своего отца.
– Позволь, я тебе помогу, – ведьма скупо улыбнулась.
Она старалась не думать о том, что человеку не одолеть лунника. Другой возможности просто не будет.
– Конечно, – девушка подобрала рассыпавшиеся по плечам золотистые волосы.
И Малика осторожно опустила цепочку на тонкую шею убийцы, не забыв подсунуть под золотые звенья собственное запястье.
«Мама, помоги мне», – подумала Малика, рывком затягивая цепочку и накручивая ее на руку. Вспотевшие пальцы едва не соскользнули, но она все-таки успела вцепиться в золотую удавку и повиснуть на ней всем телом…
До того, как Марисия рванулась и глухо вскрикнула.
До того, как лунница всем весом припечатала ее к каменной стене, когтями сдирая кожу с головы, полосуя лицо и шею.
Перед глазами у Малики прыгали цветные искры, но она клещом впилась в цепочку, моля Эо только об одном – хоть бы та не порвалась. Острые когти Марисии прошлись по щеке, разорвали ухо – теперь уже кровь хлестала на рубаху смертницы и шлепалась частыми каплями на пол. Но Малика оглохла и ослепла. Вся жизнь, что была в ее теле, как будто сосредоточилась в руках, белых и страшных, покрытых пятнами крови – а потом весь мир стал вдруг багровым, и ведьма почувствовала, как Марисия перестаетсопротивляться, как тело молодой лунницы оседает…
Они опустились на пол. Задыхаясь, ведьма все туже и туже накручивала цепочку на запястье. Она приникла ухом к спине лунницы и ждала до тех пор, пока сердце не перестанет биться. Убить лунника? Ха! Теперь Малика знала, что это может сделать даже такая слабая человеческая женщина, как она. И россказни о живучести детей луны были, скорее всего, сплошными выдумками.
Потом она отпустила цепочку и пощупала пульс Марисии. Встретив страшную пустоту и тишину смерти, Малика рассмеялась, перевернула девушку на спину. Губы Марисии посинели, на шее чернела полоса, след от удавки. В остановившихся золотых глазах был укор.
Ведьма, продолжая смеяться, водрузила кулон обратно, себе на шею.Желудок скрутило в судороге, и Малику вырвало.
Потом распахнулась дверь, и те, кто пришел за убийцей Дэлина Сильвана, попятились. Кто-то крикнул – за что ты убила ее, проклятая тварь? Кто-то подскочил и ударил ведьму по лицу, затем еще и еще. Малика пыталась прикрыть голову руками, но удары сыпались один за другим, хрустнуло ребро. Она запуталась в криках, темноте и боли, но последним, что мелькнуло перед глазами, было бесстрастное, словно кукольное, лицо Дэйнора Сильвана.
…Вода. Она была повсюду.
Закашлявшись, ведьма перекатилась набок, уперлась руками в пол и разлепила веки. Левый глаз заплыл и не желал открываться, нос, похоже, был сломан.
– Поднимите ее, – прозвучал приятный мужской голос, – пора.
И тут же крепкие руки вцепились в Малику, безжалостно оторвали ее от пола и куда-то поволокли.
– Мой… кулон… где… – прохрипела ведьма, глотая собственную кровь, стекающую по носоглотке.
– Молчи, убийца.
– Кулон, – промямлила она, – верните…
– У нас его нет.
– Где он? – всхлипнула Малика, – умоляю, верните его… верните… золотая звезда… Воры!
Потом в глаза хлынул свет. Солнце садилось, неторопливо спускаясь за облака. И вообще,
«Так я в горах», – подумала ведьма, – «и никто никогда не найдет моих обгоревших костей».
А еще она увидела столб с помостом. Под помостом были навалены дрова. Вокруг подготовленного костра толпились какие-то люди… вернее, лунники. На возвышении, опустившись на задние лапы, восседал светло-серый зверь, огромный, величественный.
«Дэйнор», – отметила про себя Малика.
И вдруг, вспомнив последние слова графа Рутто, подняла повыше голову и выпрямилась.
«А зрелище, должно быть, еще то. С исполосованной физиономией, с поломанным носом, да еще и лысая. Любопытно, а где наш граф-то?»
Но Альвена она не увидела. – «тем лучше, госпожа Вейн, тем лучше».
И ведьма заставила себя взойти на помост, как будто это были ступени к трону. Спокойно позволила связать локти.
«Пусть это произойдет быстрее», – попросила она Эо, – «в конце концов, я так устала…»
Незнакомый лунник в черном торопливо зачитал, в чем обвиняется сия особа, и огласил приговор,
