– Похоже. Рано или поздно нас все равно найдут. У лунников долгая жизнь, а кровь слишком горячая, чтобы забыть о мести.
Говорят, что горный хребет, со стороны Ловенны изрытый пещерами лунников, вырос за считанные дни как результат «огненных сотрясений» Этернии. Никто уже не помнит, когда именно это случилось: в те незапамятные времена люди еще не придумали железа, а лунники были для них небожителями, принимавшими кровавые жертвы. Но все течет, все меняется: лунников стало меньше, людей – больше. Потом началась охота на тех, кто не принадлежал к роду человеческому, позже пришла лунная немочь. Но кое-что оставалось неизменным: каждые сто лет в Ловенне выбирали хранительницу памяти, которая уходила в чрево самой высокой горы и оставалась там до того момента, пока приходящая ей на смену лунница не съедала ее сердце и мозг.
Нынешнюю хранительницу памяти звали Исиль. А хранила она смутное воспоминание о том, как поднимался горный хребет, и как разделил он материк на две части, разбив тем самым исконные земли лунников.
Никто не смог перебраться через горы – они слишком высоки.
Мало кто пытался найти хранительницу памяти – слишком уж редко она желает говорить с сородичами, из числа которых в итоге будет выбрана ее убийца.
Но все ж таки ходили легенды о том, что лунница в глубине гор знает дорогу к великим вратам, и слушает тех, кто остался по ту сторону хребта.
– Исиль, значит, – задумчиво повторила Малика, – почему же тогда лунники не ушли из империи? Не собрались и не ушли сквозь пещеры? Почему предшественница Исиль не позвала их и не указала путь в те страшные годы? И почему никто так и не пришел оттуда на помощь?
Альвен пожал плечами.
– Потому что, возможно, никакого пути не существует.
– Но ты веришь в его существование?
– Мне
Малика прижалась к нему всем телом, почувствовала мерное биение сердца.
– А я верю. В то, что глубоко под землей есть врата, ведущие в другие земли. И я верю в то, что мы их разыщем. Но сперва надо отыскать эту… Исиль, верно?
– Она говорила с тобой, – напомнил Альвен, – значит, ей есть что тебе сказать.
– Она обещала помощь, когда не останется надежды, – пробормотала Малика, – но ведь… пока мы живы, надежда остается и, значит, нечего рассчитывать на помощь?
– Мне показывали пещеру, в которую раз в сто лет входит новая хранительница памяти, – проговорил Альвен, – Брай показывал, это было уже при нем.
– Вот и замечательно! – ведьма усмехнулась, – все это слишком… безумно. Но мне наплевать! Мы отправимся в Ловенну, разыщем Исиль… Йоргг, это самое безумное безумие из всех, которые я когда-либо встречала.
– Наверное, тебе стоит попрощаться с теми, кто был тебе дорог здесь, – шепнул Альвен и быстро отвернулся, пряча глаза, – прости, но, похоже, нам здесь не будет ни места, ни покоя.
Они вздрогнули одновременно, когда раздался негромкий, но настойчивый стук в дверь.
– Одевайся, – одними губами произнес Альвен, хватаясь за рубашку, – быстро!
– Минуточку-у! – прокричала ведьма нежданному гостю, а сама бросилась за халатом.
– Это я, госпожа Вейн, – голос консьержа из-за двери прозвучал глухо и как будто издалека.
– Уже иду, – отозвалась ведьма.
В то мгновение, когда ее пальцы коснулись засова, Малика подумала о том, не испугается ли старик ее новых звериных глаз, но потом решила, что он все равно подслеповат, а если она будет глядеть в пол, то, может, золотистая радужка и вовсе останется незамеченной.
– Не открывай! – вдруг крикнул Альвен, – назад!
Малика растерянно застыла с кованой пластинкой засова в руках, успела обернуться и посмотреть на лунника – а в следующий миг дверь взорвалась, разлетелась на куски под напором магии.
«Ого», – подумала ведьма.
И это все, что получилось подумать, хотя обычно считается, что в такие моменты герой повествования успевает переосмыслить прожитую жизнь, а заодно и попрощаться со всей родней.
Она продолжала медленно, очень медленно лететь от развороченной двери к стене, а в облаках мятущейся пыли уже прорисовался темный силуэт убийцы.
Когда приходит зверь
Сознание – хитрая штука и к тому же беспощадная. Когда хочется смалодушничать и на время нырнуть в небытие, сознание, ехидно подмигивая, впивается в нас всеми своими тонкими лапками – мол, попробуй, оторви. И совсем другое дело, когда на счету каждая секунда: именно в такие моменты оно лениво переворачивается кверху брюхом, заявляя – делайте что хотите, но только без меня.
Достигнув стены, Малика услышала как хрустят ее собственные кости. Боли не было, только странное ощущение падения в глубокий колодец. Затем над ней сомкнулась тьма, а еще мгновением позже ведьма недоумевающе заморгала на яркий свет. И только потом услышала голоса, которые доносились как будто издалека, пробиваясь сквозь шум дождя.
– Как мило! Я шел за ведьмой, а вдобавок нашел еще и покойного графа. Мой заказчик будет доволен… А я-то почти не поверил, когда Уэнар предупреждал о возможности встретить здесь вашу светлость.
Голос был незнакомым, но приятным. Бархатным, как сказала бы Элти Брунн, щекочущим нервы и будящим сладкое чуство опасности.
– Мои поздравления Уэнару. Но если ты убил ее, то тогда тебе стоит сделать то же самое и со мной, потому что…
«Убил?!!» – зрение медленно возвращалось.
Малика сообразила, что лежит на полу, возле той самой стены, в которую врезалась. Яркие квадраты теплого света на полу красноречиво говорили о только что миновавшем полудне, жутковатого вида багровые потеки на голубой стене намекали на необходимость ремонта.
«И с кого столько крови вытекло? Ну, не с меня же, в конце концов!» – ведьма осторожно покосилась в сторону говоривших.
– Ну да, убил. Выполнил заказ. Немного нужно приложить усилий, чтобы вытрясти душонку из жалкой человечешки.
В ответ послышалось сдавленное шипение.
– Не дергайтесь, ваша светлость. Обожжетесь ведь.
Со своего места ведьма не могла видеть лица наемника – только черный силуэт. А вот своего лунника она все-таки углядела: конечно же, маг крепко связал его, обмотав не меньше чем дюжиной огненных обручей. Обидным было то, что такие путы не порвешь. Обожжешься только, пытаясь освободиться. Альвен хорошо понимал это, а потому продолжал сидеть на стуле, глядя в одну точку перед собой.
– Чего ждем? – с наигранным презрением поинтересовался граф Рутто. Ах, как этот тон был знаком Малике! Именно так Альвен разговаривал с инспектором Берном. А для нее, ведьмы из Пражена, он приберег совсем другие интонации и совершенно иные слова…
– Я думаю, – мрачно ответил убийца, – мне было дано задание только на нее. О вас, граф, Уэнар Сильван предупреждал, но, к сожалению, так толком и не сказал, что делать мне.
– Если ты меня отпустишь, то я навещу Уэнара так скоро, как только смогу. Боюсь, тебе не успеют выплатить жалованье.
– Я могу удовольствоваться и авансом, – колдун отвесил шутливый поклон, – но, конечно, предпочел бы получить все. Какая жалость, что я не могу приковать вас к этому стулу на несколько дней!
– Ты убил ее, – холодно повторил Альвен, – ты даже не выйдешь из этой комнаты, не говоря уже о том, чтобы добраться до Сильвана.
«Убил?» – взгляд Малики словно намагниченный вернулся к багровым разводам на голубых обоях. Если только… это ее кровь, то, похоже, она уже покинула Этернию, а за происходящим наблюдает не иначе как с изнанки Великого полотна. Но в то же самое время что-то казалось ей неправильным. Разве у призрака может покалывать затекшая рука? Или пересохнуть во рту?
