— Сам себе шишек и наставил, — невозмутимо сообщил Серафим Степанович. — Загляделся на девушек, которые компанией в лес по ягоды ходили, на облучке еще подпрыгнул, видно, — да низко отросшую ветвь не заметил. По собственному нерадению с телеги и свалился, бочку с маслом уронил, мешок с мукой порвал. А чтоб за содеянные безобразия не отвечать, придумал небылицу про русалок с разбойниками. И вдобавок еще доверенные продукты присвоил. Вы, ваше высокопреподобие, как вернетесь, велите его допросить построже, он все подтвердит.
— Ну-ну, допрошу, — кивнул отец Тимофей.
Но на том тема русалок себя еще не исчерпала.
— Однако, — продолжал старец, меряя шагами ковер под люстрой, — принимая во внимание свидетельство жителей Малых Мухоморов, мы обнаружили следы еще одной «русалки». Данная якобы утопленница вреда никому не причиняла, но по ночам выдавала свое присутствие душераздирающими рыданиями и причитаниями, что весьма угнетало жителей деревни. Мой помощник выяснил, что данная русалка не кто иная, как пропавшая в прошлом году внучка местной жительницы. А вот, кстати, и они. Подойдите, пожалуйста!
Из толпы слуг к оратору вытолкали бабку Нюру и держащую ее за руку испуганно дрожащую девушку. Феликс вспомнил — именно на них напали оборотни возле лесной хижины.
— Как же ты жила, милая, одна в лесу, целый год? — ахнула сердобольная баронесса.
— Я там в домике… Мне бабушка по ночам покушать приносила… — пролепетала «русалка».
— Нужно сказать, — добавил Серафим Степанович, — что в домик девушка перебралась по весне. До этого она мыкалась в городе, по чужим людям, работала прачкой, посудомойкой. А вот что ее вынудило покинуть бабушку, полагаю, нам сейчас объяснит господин фон Бреннхольц.
— Я? — изумился барон.
— Нет, ваш сын, — успокоил его монах.
Артур покраснел от обращенных на него взглядов, точно помидор, исподлобья глянул на Винченце. Тот едва приметно кивнул, сурово сдвинув брови. Тогда баронет поднялся с места и, словно ученик ненавистному учителю, пробурчал заученные слова:
— Да, я виноват! Прошу прощения, матушка и батюшка, я вел себя как глупый мальчишка.
— Бог мой, о чем это ты? — снова ахнула баронесса.
— Я совратил эту девушку, — продолжал каяться их наследник. — Я пообещал на ней жениться и увез в город. Но там я ее оставил одну, потому что она мне надоела. Без всяких средствк существованию. Я опозорил девушку, я очень виноват.
Барон с супругой переглянулись в полном изумлении. Равно удивленной выглядела и сама «русалка». Она даже была готова признаться, что никогда прежде не была знакома с этим молодым человеком, а обманул, увез в город и кинул там ее совсем другой — красавец гусар, побывавший в здешних местах проездом. Но бабка вовремя дернула ее за руку, и девица стушевалась, потупилась.
— И вот опозоренная, без надежды на прощенье от своего прежнего жениха, не знавшая, куда податься, девушка была вынуждена скрываться в лесу! — подвел итог Серафим Степанович.
— Думаю, это можно как-нибудь уладить, — сказал Генрих Иванович. — Ну не жениться, конечно, ему еще рано думать об этом… — Баронесса пихнула мужа ногой. — Но мы готовы обеспечить девушке достойное приданое, с которым она сможет устроить…
— Ах, так я у тебя не первая такая дура?! — раздался крик.
Все обернулись — в дверях стояла другая девушка. Горничная купца Перинина, Наташа, узнала подругу Глаша.
— Барин, барыня! — воззвала она, кидаясь на колени перед фон Бреннхольцами. — Он ведь мне тоже в любви клялся, жениться предлагал! Уж и день назначил, когда мне с ним бежать надо, чтоб тайно венчаться! В Америку обещался отвезти, говорил, там все люди равные. А у него, ирода, вон какой амур- то… — и зарыдала.
Артур в растерянности обернулся к Винченце, но тот с безразличным видом пожал плечами.
— Батюшка, я ее не… — начал было баронет — но наткнулся на гневный матушкин взгляд и повесил голову: — Ладно, уж виноват так виноват…
Наташа ушла, довольная размером обещанного отступного.
— Но кроме русалок, — продолжал повествовать Серафим Степанович, — на деревню обрушилась другая напасть — блуждающие огоньки!
— Ага, видали! — подтвердили с разных сторон.
— Но мало кто догадывался, что сии огоньки свое происхождение имели не от каких-нибудь беспокойных мертвецов, а от местных же ребятишек.
— Душеньки детские? — всхлипнула одна женщина.
— Души, — улыбнулся монах. — Но вполне себе живые и здоровые.
— Ну а вот эта storia уже целиком на моя совесть! — встал с места Винченце. — Я, знаете ли, очень любить история. И в один летопись вычитывать о кладе, который зарывать тут давным-давно шайка разбойник…
— Так были ж и русалки, и разбойники! — прошептал на ухо настоятелю староста. — Фиг я тебе проспорил!
— …Деревенские ребята любезно соглашаться мне помогать с поиском.
— А что клад?.. — открыл рот барон, но жена его перебила:
— Но почему ж по ночам искали?
— А это потому, что я также очень любить изучать ботанику. Я узнавать о загадочном местном растении папоротник — о том, что он цветет исключительно в темноте. И вот потому-то…
— Понятно! — нетерпеливо перебил Генрих Иванович. — Ну и как оно, нашли-таки?
— Нет, — грустно вздохнул Винченце, — Мне так и не удаваться уличить краткий миг цветения. Я даже бутонов не видел…
— Да я про клад!
— А, клад… — сказал он. — Нашли.
— И что там? — последовал резонный вопрос.
— Ну если вам интересно… — Винченце махнул слугам.
И с минуту все молча ждали, когда принесут клад.
Два молодца-лакея с торжественно-высокомерными физиономиями внесли в залу грязный ветхий сундук и поставили посредине гостиной.
— Любопытно взглянуть, — пробормотал Генрих Иванович и вместе с оживившимся сыном приступил к осмотру.
Глазам присутствующих поочередно предстали истлевшая соболья шуба, прожженный и проеденный кем-то бархатный кафтан, не менее дырявое женское платье давно ушедшей моды — и прочие подобные вещи. На «сокровища» баронесса взирала с явным недовольством — ей было ужасно жаль ковра, на который сыпалась труха, земля и облаками ложилась пыль.
— Я собираться отдавать все это в губернский музей история, если, конечно, он такой имеется, — сказал Винченце.
— Ну отчего же сразу им, — возразил Генрих Иванович, — У нас в земстве тоже ценители древности есть…
К облегчению хозяйки, весь хлам был унесен обратно.
— К сожалению, не все загадки разгадывались столь же невинно, — заметил Серафим Степанович. — Русалки с огоньками были милыми шутками по сравнению с распространившейся в народе молвой о появившихся оборотнях.
Все вновь притихли, внимательно слушая. Но продолжать старец не торопился. Вместо этого попросил раскрыть стеклянные двери на веранду и посмотреть на темнеющий в сумерках сад.
— И что мы там должны увидеть? — с опаской спросила Виолетта Германовна.
— Красноглазое чудище! — пискнула Глаша, ухватившись за руку Феликса.
За кустами она разглядела темную фигуру с пылающими огнем очами.
На сей раз чудовище не спешило скрыться. Наоборот — приблизилось, неуклюже взошло по ступенькам, встало перед порогом посреди веранды.
