борозда, как будто по снегу протащили маленькое полено. Чуть дальше следов стало два — с обеих сторон борозды. Ну да, конечно, это полярные крысы лемминги тащили в свою нору загрызанную куропатку. Вот и их убежище — темное отверстие уходит под снег. Под снегом тоже жизнь. Живут и побеждают только сильные...
Аргыш уходил в тайгу все дальше и дальше.
Где-то справа из-за деревьев раздался неистовый лай Нерпы. Собака остервенело облаивала добычу. Бенетося заругался:
— Худая голова у собаки! Улюку искать надо!
— Так она и зовет тебя, Бенетося, — неосторожно, словно открывая что-то новое охотнику, сказал я.
Ялэ с презрением улыбнулся.
— Это она птицу нашла, парень, — объяснил старик. — На векшу собака реже лает, знай теперь. Пойди добудь птицу. Собака нашла, зовет — надо пойти добыть. Если не пойдешь, — собака потом звать не будет.
Лай не ослабевал. На осине сидел табунок косачей и с откровенным интересом разглядывал собаку. Птица в этих лесах не боязливая, любопытствующая. Одинаково — что рябок, что глухарь — не пугаются, когда подходишь к ним, даже если нисколько и не маскируешься. Совсем близко подпустят, скосят голову набок и рассматривают охотника. Времени, чтобы прицелиться, много.
Удовлетворившись одним упавшим с дерева косачом, мы с Нерпой снова присоединяемся к белковщикам.
К вечеру охотники вышли на открытое плато с каменной глыбой в центре.
У основания камня лежал вечно снег — фирн. Снег, спаянный морозами и ветрами, так давно здесь лежит, что стал крепок, как железо, «И в огне не тает», — сказал про него Бенетося. Пласты крепчайшего снега от времени стали грязны и мутны. Солнечный луч нисколько не задерживается на голой ледяной поверхности снега, отражаясь от него ярким блеском.
Возле этого приметного камня Бенетося решил организовать «место», или, как говорят русские полесники, «фатерку». «Место» служит базой охоты. Здесь оставляется часть груза, который обременительно таскать за собой сквозь заросли. От места охотник уходит в тайгу и возвращается за порохом, патронами, спичками или приносит сюда шкурки убитых зверей. В случае погоды — пурга ли навалит, буран ли метет, ветер ли с ног валит — охотник, как белка в гнезде, отсиживается на месте, пережидая погоду.
Вступая на место будущей базы, Бенетося положил поперек нашего следа большую сосновую ветку.
— Знак такой: ветка след закрывает, значит ходить сюда нельзя. Охотник пусть себе другое «место» ищет.
Это — таежный кондовый закон. Ветка на следу означает, что леса вокруг запрета уже обстреливаются охотником, ранее пришедшим сюда. Зачем мешать охоте, тайга огромная. Уйди, белковщик, на другие места.
Наскоро соорудив сайбу из сваленных сухих деревьев, мы собрались покинуть лабаз и углубиться в лес в поисках желанной белки. Бенетося разбил отряд на две группы. В одну входил он сам, я и Нерпа. В другую сторону отправлялись Ялэ и Басо. Перед уходом отец последний раз напутствовал мальчика:
— Иди в тайгу и помни, что заструга лежит с Ямала в теплую сторону, гляди на них, охотник.
Ялэ промолчал и уверенно направился на север. Вскоре тайга приняла его и скрыла среди деревьев.
Бенетося пошел на восток, к Лене. Нерпа стала серьезной и настороженной, словно понимая, что теперь не время для бесшабашных забав.
Вскоре на снегу между деревьями стали попадаться следы белки. Чутье Бенетося не обмануло его: начинались беличьи места.
Шедшая впереди Нерпа остановилась, прислушиваясь, втягивая воздух.
— Зверя слышит, — прошептал Бенетося.
Под одной из сосен снег был замусорен: валялись ветки, лишайник, сосновые иглы и шелуха от кедрового ореха. Вокруг дерева обозначалась пороша. На удивительно чистом и ровном лесном снеге беспорядок очень заметен. Все говорило за то, что это натворила белка, лакомившаяся на дереве семенами сосны и орехами.
Пороша вела от дерева к дереву. Вдруг Нерпа вздрогнула и беззвучно метнулась к кедру.
— Цок! — послышался сверху пронзительный и испуганный посвист. Я старался рассмотреть зверька в густой листве кедра, но ничего не мог увидеть, хотя знал, что где-то в ветвях мечется белка.
— Цок, цок! — повторился посвист, и с вершины кедра метнулось что-то на соседнюю пихту.
Бенетося хладнокровно прицелился и выстрелил. Сбивая пышную кухту, ударяясь об ветки, вниз летит серый комок меха и мягко плюхается в снег. Поза, в которой лежит зверек, как будто та же, что была у белки в тот момент, когда ее поразила пуля. Головка с острыми стоячими ушками, с мохнатыми шишками на концах закинута вперед, лапки взметнулись к самому подбородку для стремительного прыжка, задние ноги и хвост растянуты по пути устремления.
Думалось: вот вскочит этот прыткий зверек и мгновенно взметнется по стволу на вершину дерева, а там с ловкостью акробата заскользит с ветки на ветку. Но нет, зверек недвижим.
Бенетося быстро подходит к векше и берет в руку. Пуля пробила глаз и застряла в черепной коробке. Старик расплывается в довольную улыбку.
— Смотри, дружка, стреляй так. Глаз-то у меня молодой остался. Хой!
Продолжая восклицать и хвалить свои глаза, Бенетося живо выхватил нож и надрезал шкурку на лапах и у подбородка, а затем быстро стащил ее, как снимают чулок с ноги, вывернув наизнанку, мездрой наружу. Ободранная тушка белки напоминает чем-то ящерицу: продолговатая голова, длинное туловище, лапы и беспомощный, ставший некрасивым без мехового убранства обрубок хвоста. От теплого, полного еще жизни, тела зверька валил пар.
Заткнув шкурку за пояс, старик протянул мне парное мясо:
— Кушай, дружка, цынга не возьмет, холод не придет. Беда вкусный зверь улюка.
Неодобрительно отнесясь к отказу, он с аппетитом принялся поедать тушку белки. Нерпа стояла рядом и с вожделением смотрела в рот хозяину, дожидаясь, когда ей будет брошена часть добычи.
Выстрел старика поразил меня. Как можно попасть в глаз такому маленькому, неугомонному, словно на пружинах, подвижному существу, обладающему исключительной способностью маскироваться в густой листве деревьев? Я был склонен отнести это попадание к разряду необычайных случайностей; но позднее, просматривая трофеи охоты Бенетося, пришлось убедиться, что, наоборот, поражение зверька не в глаз надо относить к разряду редких, нелепых случайностей. Белковщик — потомственный снайпер!
Послышался частый лай Нерпы. Собака нашла сразу двух зверьков. Бенетося быстро исчезает за деревьями за той белкой, которая уходила. Охотник знает: собака никогда не бросит замеченную векшу, проследит ее, задержит и всегда подзовет хозяина. Чувствуя, что местопребывание ее обнаружено, белка начала суетиться на ветках, тревожно посвистывая. Собака разрешит белке делать на дереве все, что она найдет нужным: прыгать по веткам, лазить по стволу, грызть орех — и не будет мешать ей. Но стоит только зверьку попытаться уходить с дерева на другое, лайка обрушивается на нее громким лаем. Белка смущена, она оставляет попытку пуйтать, прыгать, спокойно садится на суку и принимается рассматривать собаку. Что нужно от нее этому привязчивому существу? На дерево влезть оно не может — ему далеко до главного врага белки — куницы, стрясти она тоже не в состоянии. Так чего же она добивается? Смешная, заполошная собака! Белочка срывает орех, садится поудобнее на задние лапы и, привалившись к стволу, быстро шелушит ореховую шишку, придерживая ее передними лапами.
Но лайка под деревом. Лает она не зря. Чтобы еще больше занять белку и отвлечь ее от мысли о побеге, собака кидается на дерево, точно хочет запрыгнуть к белке. Или встанет на задние лапы и, обхватив передними дерево, безостановочно лает. Охотничья собака знает, что она делает!
Вот послышались торопливые шаги хозяина, слышен шелест лыж. Бенетося выходит из-за деревьев. Зверек начинает по-настоящему беспокоиться, он чувствует опасность: орех брошен, кокетливая возня со своим хвостом забыта. Векша быстро забралась на вершину дерева и пуйтает в густую листву соседнего
