Это я не из праздного любопытства интересуюсь. Хочу понять, кто может испытывать к вам сильные отрицательные чувства.
– С Николаем мы расстались по молодости, по глупости. Вернее, ругались очень сильно, а мириться никто не хотел. Может быть, любовь просто прошла, не знаю, – Леська пожала плечами. – Мамаша у него к тому же – не подарок, она просто мечтала, чтобы мы расстались, мы ругаемся, а она из-за угла подзуживает. Сплошной бардак был, а не семья. А Вениамин – скучный и какой-то дохлый.
– В каком смысле? – не понял Кочкин.
– Типичный маменькин сынок… – Леська осеклась, вспомнив, что Максим Григорьевич на смотрины пришел вместе с матерью, осторожно посмотрела на него и, не заметив на его лице обиды, продолжила: – Ничего не сделает, пока не получит ее одобрения. К тому же нуден и считает себя чуть ли не королем. Если честно, то я его не любила, даже не знаю, как так получилось, что вышла за него замуж. Одиночество, наверное, замучило. Вела я себя плохо, вот они меня и прогнали, – засмеялась Леська, вспомнив, как Инесса Павловна, обмотав голову мокрым полотенцем, постанывая, голосила: «Господи, спаси и избавь нас от этого чудовища!»
– Олеся Владимировна, я хочу познакомиться с вашими бывшими мужьями и свекровями, – сказал Максим Григорьевич, прикидывая, как сейчас лучше поступить. Информацию, о том, что маньяк-Телефонист пойман, необходимо попридержать, пусть Олесин враг гнет свою линию и иных способов убийства не изобретает. – Они не должны знать, что я следователь. Подумайте, как это можно организовать?
– Завтра суббота, – задумчиво протянула Леся, – есть приличный шанс застать их всех дома.
Глава 16
Если вам необходимо ознакомить горячо любимого следователя со своим прошлым, делайте это осторожно и постепенно, пожалейте его нервную систему.
Квартира семьи Митрохиных находилась на шестом этаже. Первый лифт вообще никак не отреагировал на вызов, а второй дернулся и замер, показывая полную солидарность со своим собратом.
– Безобразие, – сказала Леська и поплелась к двери, ведущей на лестницу. – Максим Григорьевич, не отставайте.
– Подожди, кажется, там кто-то застрял. – Кочкин приложил уху к дверцам второго лифта и кивнул. – Так и есть. Надо позвонить в диспетчерскую.
Он достал мобильник и стал внимательно изучать металлическую табличку, привинченную к стене, на которой в столбик была размещена информация о правилах эксплуатации лифта.
– Может, мы займемся спасательными работами на обратном пути? – предложила Леська.
Максим Григорьевич покачал головой и стал набирать нужный номер.
– Только не думайте, что я черствая, – пустилась в объяснения Олеся. – Я просто к таким ситуациям отношусь философски. Если человек застрял, значит, это ему было необходимо. Лифт – это идеальное место для осмысления жизни и самого себя. Сидишь там и думаешь: а что я делал не так, а может, я вообще умру и больше никогда не увижу своих близких, и как же я, дурак, неправильно жил, и так далее. Переоценка ценностей, так сказать. Судьба нарочно устраивает короткое замыкание, давая человеку возможность начать все сначала. А потом дверцы открываются, и… И жизнь продолжается.
Кочкин с интересом посмотрел на Олесю.
– Хорошая теория, – одобрил он. – А ты когда-нибудь застревала в лифте?
– Это вы к тому, что мне не помешало бы переосмыслить свои поступки?
– Нет, просто любопытно, я вот ни разу не застревал.
– Вообще-то я тоже, – хихикнула Леська.
Сегодняшний день было решено посвятить знакомству Максима Григорьевича с семейством Митрохиных и с семейством Лапушкиных. Делая некоторую ставку на эффект неожиданности, Леся не стала предупреждать о предстоящих визитах ни тех, ни других. Нырять в прошлую жизнь не хотелось, бывшие родственнички наверняка наговорят такого, что Кочкин разочаруется в ней и надежда на завоевание его сердца погаснет раз и навсегда. Но выбора не было, не умирать же в двадцать семь лет, когда кругом столько интересного, а в сердце уже постукивает любовь. В присутствии Ники необходимости не было, и она, пожелав Леське удачи на всех фронтах, отправилась мучить знаниями нерадивых учеников.
– Эй, вы там как?! – крикнул Максим Григорьевич в узкую щель дверей лифта.
Сверху донесся мужской голос, слышно было не очень хорошо, но все же Леся и Кочкин смогли разобрать утешающее слово «нормально».
– Вы там хорошенько подумайте о своем поведении! – крикнула Леська. – Может быть, вам стоит начать новую жизнь! Одумайтесь, пока не поздно!
– Ты что кричишь, – одернул ее Кочкин, – и так бедняга напуган.
– Я его старательно развлекаю, чтобы не падал духом.
Дверь подъезда хлопнула, и по ступенькам зашаркали стоптанные ботинки мастера. Мужчина невысокого росточка, в помятом темно-коричневом пиджаке и черных джинсах, поставил на пол металлический чемоданчик, поправил кепку и сказал:
– Чего трезвоните, неугомонные, из-за вас второй завтрак пропустил. – Он подошел к Кочкину и важно пожал его руку. – Лебедякин, – представился он.
– Максим Григорьевич Кочкин, а это Олеся Владимировна, – ответно произнес следователь.
– Полюбовница, что ли?
Леська чуть не выпалила: «Пока нет, но все еще впереди», но сдержалась: пугать Кочкина не стоило.
– Нет, – коротко ответил смущенный следователь. – А вы помогите, пожалуйста, товарищу, он в лифте застрял.
– Так поэтому и прибыл, дело свое знаю, не бойтесь. – Лебедякин вынул из кармана огромный бордовый платок, шумно высморкался и добавил: – Через эту свою работу все здоровье подорвал. Очень уж там дует, – он указал на потолок. – На каком он этаже-то застрял… Вот народ! Нет чтобы по ступенькам ходить, все норовят себе жизнь облегчить.
На небритом лице Лебедякина появилось выражение крайнего неудовольствия. Он почесал за ухом, что-то пробурчал под нос и направился к лестнице. Леська и Кочкин последовали за ним.
– На третьем, голубчик, застрял, – сказал Лебедякин, берясь за перила. – Десять лет этот дом курирую, и всегда эта зараза на третьем этаже глохнет. Прямо аномальное явление какое-то.
– А разобраться, в чем проблема, не пробовали? – поинтересовался Кочкин.
– Так через два года в доме будет капитальный ремонт, план – дело великое, и чего зазря мучаться, поменяют лифты, и всем будет хорошо и спокойно.
Через пятнадцать минут поломка была устранена, и счастливый «заключенный» вышел на свободу. Им оказался Митрохин Николай – первый бывший муж Олеси.
– О! Привет! – воскликнула Леся. – Это мы тебя спасли!
Она прислонилась к стене, кокетливо улыбнулась и в полной мере насладилась изумлением, застывшим на лице Николая. Кочкин пребывал в унынии: перед ним стоял молодой симпатичный парень, который явно обрадовался встрече с бывшей женой. Ревность, ах эта ревность!
– Привет, какими судьбами? – спросил Николай. Он пригладил короткие усы и тоже улыбнулся. – До чего же рад тебя видеть!
– Я пойду, – сказал Лебедякин. – Если опять застрянете – звоните, может быть, приду.
Он подхватил свой чемоданчик и, кряхтя, направился к лестнице.
– А мы к тебе, – начала наступление Леська. – Это мой дальний родственник Максим Григорьевич. Понимаешь, я затеяла ремонт, и до чего же это нудное дело! Короче, мне нужна моя тумбочка.
– Что? – спросил Николай. Представить себе, что бывшая жена через три года вспомнила о своей тумбочке, он не мог.
– Ты нас будешь здесь держать или пригласишь в квартиру? – деловито спросила Леська. – Где
