группу 'юнкерсов', а Кустов — под вторую. Вражеские истребители, разогнав большую скорость, не могут на развороте угнаться за нами. Они отстали. Это нам и надо.
Словно под крышей, очутился я под плотным строем бомбардировщиков. Кресты, черные большие кресты уставились на меня. Пропало солнце. Стало как-то темно и холодно. Неубирающиеся ноги фашистских бомбардировщиков зловеще шевелятся над головой, будто хотят схватить меня своими клешнями. Я очень близко от них. Скорость у нас одинакова, и мне кажется, что 'як' застыл на месте. Теперь-то нужно торопиться. Чуть поднимаю нос истребителя и упираю его прямо в мотор 'юнкерса'. Посылаю очередь. Огонь хлестнул по гитлеровскому флагману. Из него посыпались куски. Он шарахается влево и бьет крылом соседа… Но что такое? На меня сыплется что-то черное, хвостатое… Бомбы! Скорей отсюда! И я, не успев испугаться, без промедления толкаю 'як' вниз и в сторону. Черные тела бомб пролетают у крыла моей машины. Пронесло!
Секунда, чтобы осмотреться.
Ведущая девятка бомбардировщиков противника, освободившись от груза и потеряв строй, легко и быстро разворачивается назад. Вторую группу 'юнкерсов' разгоняют Кустов с Лазаревым. И только третья летит в прежнем порядке. Теперь мы ее наверняка разобьем. Тимонов, прикрывая меня, схватился с двумя 'фоккерами'. Он не отпускает их от себя. Такая 'игра' долго продолжаться не может. Ему очень трудно вести бой против двоих. Нужно помочь. А как с третьей группой 'юнкерсов'? Можно повременить: она еще сравнительно далеко.
Заметив, что я приближаюсь, 'фоккеры' оставили Тимонова в покое, уйдя вверх, в лучи солнца. Мы с Тимохой снова вместе. Надолго ли?
Я вижу, как взмывшие вверх гитлеровские истребители, словно отряхиваясь от неудачного боя, перекладывают машины с крыла на крыло, выбирая момент, чтобы свалиться на нас. Пока они опомнятся, немедленно устремляемся к третьей группе 'юнкерсов'. И тут я заметил на подходе четвертую стаю бомбардировщиков. Она летит намного ниже первых трех, очевидно, рассчитывая в сумятице боя проскочить незамеченной к переправе. Ловко придумано!
В это же время пара 'фоккеров', до сих пор находившаяся в резерве, рванулась на Кустова и Лазарева. Они, занятые боем, могут не заметить этого, а 'фоккеры', видать по всему, мастера — не промахнутся. Первая мысль: идти на помощь товарищам. Но как быть с четвертой и третьей группами 'юнкерсов'?
На меня дохнуло какое-то бессилие и усталость. Но только на миг. Я вспомнил про Сачкова с Выбор- новым. Может, их послать на бомбардировщиков? Но они оба уже обволоклись целым роем 'фоккеров'. Очевидно, к противнику подоспели новые истребители и Сачков с Выборновым приняли их на себя. Эта пара твердо знает свое дело.
Переменившаяся обстановка требовала нового мгновенного решения. И оно пришло. Когда человек увлечен боем, и не просто боем, а стремлением победить, у него мысль работает до того направленно, что один взгляд — и сразу готовы оценка обстановки и новый замысел боя.
В моменты наивысшего напряжения руки и ноги опережают мысль, вступает в силу интуиция, выработанная в боях и ставшая как бы рефлексом. В воздушных схватках голова, мышцы работают по особым законам. Не успев даже передать Тимонову, чтобы он один отразил удар четвертой стаи 'юнкерсов', и предупредить Кустова об опасности, лечу на выручку.
Мне хорошо видно, как Кустов сблизился с бомбардировщиками, которые все еще пытаются прорваться к Днепру, и в упор стреляет по ним. В то же время желтый нос вражеского истребителя подворачивается к Кустову. Неужели опоздаю?
Нужно упредить! От громадной перегрузки на повороте потемнело в глазах, но с полным усилием продолжаю вращать самолет, рассчитывая оказаться сзади фашиста. Наконец в глазах светлеет. Передо мной 'фоккер', а перед ним Кустов. Дальше горящий 'юнкерс'.
Стрелять! Скорее стрелять!.. Огонь, дым окутывают неприятельский истребитель. Из машины Кустова тоже выскочили искры и черный дым. Игорь как бы прыжком отскакивает в сторону и круто снижается. Успел-таки 'фоккер' подбить его!
Где Лазарев? Он должен сейчас прикрыть своего ведущего, а то Игоря добьют вражеские истребители. Но Сергей, связанный 'фоккерами', не может.
Кустов, поняв обстановку, передает:
— Меня охранять не надо: я один выйду из боя, а вы деритесь.
Как быть с третьей группой 'юнкерсов', которую я думал разбить вместе с парой Кустова, а потом прийти на помощь Тимонову и завершить разгром бомбардировщиков?
Третья группа оказалась так близко от переправы, что без оглядки бросаюсь на нее. Все девять самолетов точно слились между собой в одну глыбу металла, грозно приближаясь к Днепру. А вдруг меня сзади уже атакуют? Кто тогда помешает 'юнкерсам' отбомбиться?
Лихорадочно озираюсь. Около меня никого. Только в стороне вихрятся клубки истребителей. Это, наверно, все еще продолжают держать боем противника Сачков с Выборновым. Вижу, как Тимонов удачно подбирается к четвертой группе бомбардировщиков, плывущей у самой земли.
Мне сейчас тоже никто не помешает расправиться с третьей стаей 'юнкерсов'. А она, пока оглядывался, оказалась прямо над моей головой, и я, притормаживая истребитель, сбавил мощность мотора и упер нос 'яка' прямо в правое крыло строя.
Момент — и в прицеле задний самолет. Его так удачно прошили снаряды и пули, что он сразу, пылая, закувыркался вниз.
Не теряя времени, бью по второму, третьему, четвертому. Вижу, как остальные рассыпаются в стороны. Вот только один почему-то замешкался. Небольшой доворот — и 'юнкерс', пытаясь выскользнуть из прицела, несется вниз. Но разве может уйти от истребителя такая неуклюжая махина? Оружие бьет безотказно. Сейчас полосну!..
Чувствую, что меня охватил азарт боя. Опасно: можно зарваться. Сдерживаю себя от новой атаки и, защищаясь от возможного нападения, швыряю 'як' вверх.
Небо очистилось от вражеских истребителей, а все 'юнкерсы', снижаясь, поодиночке уходят домой. Переправа спокойно работает. Тимонов разбил четвертую стаю 'юнкерсов', попытавшуюся было прорваться к Днепру на небольшой высоте. На земле пылает множество костров. По ярко-красному цвету с траурной окантовкой легко догадаться, что это горят сбитые самолеты: от бензина всегда идет черный дым. А где же 'фоккеры' и 'яки'? Их в воздухе не видно.
Азарт боя проходит. Задача выполнена'.
В этом фрагменте воспоминаний примечательны два момента. Во-первых, несмотря на численное превосходство советской авиации, краснозвездные истребители вновь вынуждены вести неравный бой, который завершается полным успехом только благодаря их исключительному мастерству и везению. Однако таким мастерством обладали далеко не все, и везло тоже не всем. Во-вторых, Ворожейкин подчеркивает мощное вооружение пикировщиков — очевидно, речь шла о модификации D-5 с установленными в крыле пушками.
К этому моменту не только советские истребители могли сравнительно легко расправляться с пикировщиками. Неуклюжие тихоходные машины становились добычей и штурмовиков Ил-2, и пикирующих бомбардировщиков Пе-2. Эти машины значительно превосходили 'Штуку' по своим качествам и в руках опытного пилота превращались в прекрасный истребитель. Е.П. Мариинский вспоминал после войны:
'20 октября истребители соседней дивизии сопровождали восемнадцать пикирующих бомбардировщиков 'Пе-2' во главе с гвардии полковником Полбиным на железнодорожную станцию Александрия. Бомбили с шестисот метров — выше была сплошная облачность. После отхода от цели первая девятка 'Пе-2' встретила над немецким аэродромом на пересекающихся курсах двадцать 'Ю-87'. Сопровождающая 'пешек' (так фронтовики называли 'Пе-2') пара истребителей атаковала 'Юнкерсов' и сбила двух из них. Вслед за истребителями и Полбин повел в атаку свои 'пешки'. Они сбили еще один 'Ю-87'. Остальные фашистские самолеты рассыпались во все стороны, стали уходить в облака и в глубь своей территории, сбрасывая бомбы.
В это время подошла еще группа из восемнадцати 'Ю-87' под прикрытием шести 'Ме-109'. 'Пешки' сразу атаковали бомбардировщиков, а ударная группа наших истребителей под командованием капитана Груздева связала боем 'мессеров'.
