собирались совершить путешествие в свой медовый месяц.
Но однажды Эран Коннари пришел в дом и застал Фиону с другим мужчиной. Говорили, что, несмотря на свою любовь к Эраиу, она решила, что это ниже ее достоинства — выходить замуж за ученика корабельного мастера. Она отказалась встречаться с Эраном — такие поступки были свойственны ей, она была бессердечным человеком. Эран Коннари проклял ее, и в день своей несостоявшейся свадьбы он поджег корабль, свой свадебный подарок, встал у руля и отчалил от Рок-Айленда на пылающем судне. Фиона Мак-Фай устраивала в этот вечер прием, но из окна она увидела проходящий мимо горящий корабль. Говорят, что она пронзительно кричала три дня подряд, и после этого никогда уже не стала прежней. Она закрылась в большом доме и стала жить, не видя никого, кроме своих слуг.
И с тех пор в определенные ночи горящий свадебный корабль проплывал перед окнами дома, и этот свет Фиона не могла не видеть даже сквозь задернутые занавески. Говорят, в эти ночи она выходила одна из дому и звала Эрана до тех пор, пока не исчезал свет. И когда она многие годы спустя умерла, ее дух, проклятый Эраном Коннари, все еще бродит по дому, и он будет бродить, не находя покоя, пока месть Эрана Коннари не будет удовлетворена. А для этого ей надо найти того, кем бы она могла овладеть, а потом погубить, как погубила она любовь Эрана Коннари.
Горящий свадебный корабль Фионы Мак-Фай до сих пор отплывает от Рок-Айленда. Вы видели его сами.
Аманта Колбурн замолчала. Джейн поднялась и повернулась к двери, почувствовав, как ее тело покрылась холодной испариной. Она пошла к выходу, но шаг ее ускорился, и она буквально вылетела из хижины и бросилась вниз по тропе, спотыкаясь в темноте о камни. В голове ее все кружилось и вертелось, и она бежала до тех пор, пока перед ней не возникла темная огромная масса дома, и тогда Джейн вбежала в него, с силой захлопнув за собой дверь. Оказавшись в своей комнате, она заперла дверь на щеколду и бросилась на кровать, слушая свое тяжелое дыхание и ощущая прилипшую к ней одежду. Она была такой мокрой, будто ее бросили в море. Наконец она встала, разделась и, вытерев тело, натянула пижаму. Приказав себе перестать дрожать, она зажгла лампу и отнесла ее в холл, заставляя себя выполнять эти действия как можно спокойнее. Снова вернувшись в комнату, она закрыла дверь на задвижку и без сил упала в кровать. Ладони у нее опять были мокрыми. Нет, сказала она себе, такие вещи больше не должны повторяться. Она произнесла эти слова громко вслух, слушая звук собственного голоса в тишине старого дома, — глухой и насмешливый звук. Ей, как ребенку, рассказали сказку, сказала она самой себе, она была захвачена старой историей и позволила фантазии забыть о фактах. Теперь ей надо взглянуть на это спокойно и отделить вымысел от реальности. Растянувшись на застеленной кровати, она стала смотреть на мерцающий свет лампы и перебирать в уме каждую деталь. С молчаливым отчаянием она напрягала мозги, чтобы найти в этом рассказе разумные основания и простой здравый смысл, но история Фионы Мак-Фай имела свою собственную логику и свои собственные основания, и это невозможно было более отрицать. Неожиданно многое прояснилось с ужасающей ясностью, начиная от той безлунной ночи, когда она вскочила на кровати и поняла, что должна приехать сюда, в дом па Ястребином мысу. Легенда о Фионе Мак-Фай была не более чем странным совпадением, пыталась убедить она саму себя, отворачиваясь от собственного не оставлявшего иллюзий ответа. Слишком много горело теперь внутри нее, слишком много вопросов не имели разумного объяснения. Она снова и снова обдумывала каждую деталь, лежа в мерцающем свете лампы, и каждый раз ответ был одним и тем же. Она будто проходила через сотню дверей и на выходе оказывалась всегда в одном и том же месте. Реальность не отделялась от вымысла, но сливалась вместе с ним, чтобы представить ей новую, холодящую кровь действительность. Нереальное стало реальным, и она лежала тихо, потрясенная и переполненная таким страхом, которого никогда в жизни не испытывала.
И только бегство отвергалось ею, и теперь она это хорошо поняла. Она должна оставаться здесь, она должна ждать, ей необходимо найти способ восстановить себя, или, содрогнулась девушка, ей придется умереть пленницей. «Но чьей пленницей?» — спрашивала она себя. Кто на самом деле ею овладел? Фиона Мак-Фай или Эван? Или она сама наслала себе наказание и нашла того, кто ею овладел? Разве Эван, когда был жив, не говорил ей того, что она не хотела слышать?
Мысли мелькали в ее голове, одна невыносимее другой; Джейн не представляла, сколько времени она пролежала на кровати, когда заметила короткую вспышку света в окне. Быстро вскочив на ноги и заметив, что оконное стекло было мокрым от дождя, она впилась взглядом в темноту ночи. Свет на мгновение вспыхнул снова, словно сигнальный огонь, а затем исчез. Она ждала у окна, стараясь что-нибудь разглядеть в темноте своими утомленными глазами, и, наконец, отвернулась. Она была почти уже у кровати, когда услышала снаружи звук — неясный глухой звук, будто кто-то споткнулся, а затем по гулкому холлу разнеслись удары большого дверного молотка. Она взяла лампу и пошла в коридор, где все еще продолжала гореть еще одна лампа. В дверь постучали снова, на этот раз — более настойчиво. По стеклу бокового окна мелко стучал дождь. Это ночное время вряд ли подходило для прихода гостей. Глубоко вздохнув, она поставила лампу на маленькую тумбочку возле двери. Дверная ручка чуть не обожгла ей холодом руку, когда она открыла тяжелую дверь и отблеск огня упал на фигуру, стоящую на пороге.
— Черт побери, ну и местечко, сюда не доберешься, — услышала она чей-то голос, а затем услышала свой собственный, наполовину всхлип, наполовину восторженный вскрик, и, бросившись к высокому мужчине, крепко обхватила его руками.
— Тед, о боже, Тед! — кричала она, когда ее вели назад в дом. Она вошла и опустилась на пол, а высокий мужчина с песочного цвета непокорными волосами, небрежно спадающими на лоб, усмехался, глядя на нее.
— Именно такой прием я жаждал увидеть, — сказал он.
Джейн взглянула на Теда Холбрука, с трудом веря в то, что ей это не снится. Его рука приподняла ее подбородок, и этот жест убедил ее, что она действительно не спит.
— Так ты, значит, еще здесь, несмотря ни на что, — сказал он. — Мой автомобиль застрял неподалеку, в одной из тех проклятых дюн. Слишком быстро свернул, — добавил он смущенно. — Завтра я его вытащу.
— Так те огни, которые я видела, были твои?
— Мои аварийные сигналы. Я мигал фарами несколько минут после того, как застрял. У кого-то, может, есть приспособление, чтобы вытащить мое авто. Однако это добавляет неожиданности к происходящему и превращает все в приключение.
Его глаза изучающе осматривали лестницу и старые деревянные стены холла.
— Нет ли у тебя чего-нибудь выпить? — спросил он.
— Нет, я не пью, поэтому не подумала об этом. Но я приготовлю тебе чай. Пойдем на кухню.
— Это лучше, чем ничего. Проклятие, я ехал всю ночь, — сказал Тед Холбрук, следуя за ней на старую кухню с высоким потолком, где в очаге тлели два больших полена.
— Скажите, во Имя Всевышнего, Тед Холбрук, что вы делаете здесь? — спросила Джейн, наливая воду в железный чайник и подвешивая его над очагом.
— Я получил твое письмо, черт возьми, поэтому я здесь, — сказал он, и она повернулась нему с широко раскрытыми глазами, тотчас же раскаявшись в том, что расписала ему в подробностях все случившееся.
— О, Тед, прости меня. Я совсем не хотела расстраивать тебя, — сказала она. — Я хотела только рассказать о том, что происходит. — Она старалась не горячиться и контролировать себя, но неожиданно почувствовала, как губы ее задрожали, глаза наполнились слезами, она бросилась ему на грудь, прижала голову к плечу и зарыдала. Это произошло настолько естественно, что, осознав случившееся, она не стала этому противиться. В последние месяцы она не раз плакала на этом плече.
— Поплачь, тебе будет легче, девочка моя Дженни, — услышала она его тихий голос и отпрянула назад, вытирая слезы тыльной стороной руки.
— Прости меня, Тед, — пробормотала она. — Я не хотела этого. Сила привычки, я думаю.
— Полагаю, ты сядешь и расскажешь о том, что здесь происходит, пока я буду готовить чай, — сказал он, усаживая ее в одно из глубоких деревянных кресел. — Опиши подробнее то, о чем ты написала мне в своем письме.
С Тедом всегда было легко разговаривать, и слова из нее полились рекой. Она не забыла ни о чем, и, когда закончила, ее лицо осунулось и побледнело. Светло-карие глаза Теда выражали холодное
