сеньорите де Бельфлер не стоит посещать турниры.
– Я прослежу за этим, – кивнул головой Людовико.
– Пусть будет так, – согласился священник. – Полагаю, на сегодня турнир окончен.
Продолжая прижиматься к груди Антонио, девушка с болью в сердце смотрела на разбитое лицо и окровавленную фигуру отца. Сейчас он выглядел не разъяренным бойцом, а усталым, изможденным старым воином. Антонио выглядел не менее плачевно: рукав рубашки промок от крови, вся одежда была испачкана.
– Оставь мою дочь, Карриоццо, – сухо потребовал Людовико.
– Дорогой… – Монна осторожно тронула плечо супруга. – Оставь их. Антонио спас твою дочь от османцев, так неужели обидит ее на родной земле? Пусть он позаботится о Мальвине и проводит ее в замок, А я помогу тебе… – женщина запнулась и тут же исправилась: – Ты поможешь мне. Я так переволновалась, что едва стою на ногах. Помоги мне добраться в мою спальню. Вот так, обними меня за плечи.
– Хорошо… – проворчал Бельфлер. – Имей в виду, Карриоццо, сейчас ты в очередной раз подвергаешь честь моей дочери опасности. Не забывай, что расплата обязательно наступит. Лучше отпусти мою дочь. Слуги помогут ей и без тебя добраться в замок.
Выслушав его речь, Антонио криво усмехнулся. Его рука еще крепче сжала талию девушки, и, не говоря ни слова, он потянул Лали в сторону поджидавших их носилок.
60
– Как ты? – поинтересовался Людовико, войдя в комнату, где в полном молчании сидели его дочь и Карриоццо.
По распоряжению Доминики слуги графа успели (хотя и с большой неохотой) позаботиться о рыцаре, оскорбившем их господина. Антонио умыли, перевязали раны и даже облачили в чистую одежду. Карриоццо понимал, что должен немедленно оставить дворец и отправиться в палатку, где его ожидали Филиппе и слуги, но присутствие Лали мешало ему так поступить. Именно поэтому он продолжал сидеть возле окна, ведя молчаливый разговор с дочерью графа.
Увидев отца, Лали испуганно сжалась в комочек.
– Она все еще потрясена случившимся, – сообщил Антонио, словно извиняясь, что все еще находится возле девушки.
– Я прекрасно себя чувствую, – встрепенулась Лали и с вызовом уставилась на Карриоццо.
– Рад за тебя. Еще раз осмелюсь посоветовать графу запретить тебе появляться на трибунах, – произнес Карриоццо и направился к двери.
– Антонио, – окликнул его Бельфлер. – Я не поблагодарил тебя за то, что ты вступился за Мальвину перед епископом.
– Я сделал это ради нее.
– Я вижу, что Мальвина тебе небезразлична. Почему же ты упрямишься? – вздохнул Людовико. – Женись на моей дочери, и сразу исчезнут все наши проблемы.
– Она пришлась вам не ко двору?
Девушка почувствовала себя так, будто в нее попала молния. Неужели Антонио спросил это всерьез?
– Я не хочу расставаться с Мальвиной, но если это восстановит мир между нашими семьями и сделает мою девочку счастливой, я отдам ее тебе.
– Нет, – равнодушно проговорил Антонио. – Я дал клятву вернуть Лали на родину и сдержал свое обещание. Оплату за работу я уже получил. Приданое вашей дочери будет лишним.
Тяжело дыша, Лали смотрела на то место, где еще секунду назад стоял Антонио, только сейчас понимая, почему Доминика разорвала помолвку с Филиппо. Старший Карриоццо еще более невыносим, чем младший. Лали испытывала непреодолимое желание догнать мерзавца и осыпать ругательствами на итальянском и турецком языках. Однако она сдержалась.
– Мне жаль, моя девочка. Жаль, что я не могу уничтожить этого наглеца и окончательно разбить твое сердце. Ты очень любишь его? – спросил Людовико.
Лали вздрогнула. Как он мог догадаться?
– Не хочешь говорить? – он осторожно притронулся к ее волосам. – Это твое дело. Что же касается епископа… Если он сочтет тебя исповедующей ислам…
– Я – христианка! – возмутилась девушка. – Но не понимаю, что дурного в человеке, исповедующем иную веру? В Стамбуле никого за это не преследуют!
– Ты ошибаешься. Многие приверженцы истинной веры погибли от рук мусульман. И точно так же иноверцы находят свою смерть от наших соплеменников. Тебя не должно сейчас это беспокоить. Думай о себе. Тебе следует поглубже спрятать свои османские привычки, чтобы не возродить подозрений. Епископ Строцци весьма влиятелен среди служителей церкви и очень злопамятен.
– Я попробую, но это будет нелегко, – тяжело вздохнула Лали.
61
Карриоццо не явился на ужин во дворце, хотя слуга уверил, что раны, полученные во время сражения, оказались поверхностными и не доставляют его хозяину сильного беспокойства.
Лали ощутила глубокое разочарование. Ей казалось, что в глазах Антонио она сумела разглядеть тоску, подобную той, что видит в услужливых зеркалах. Но отсутствие Карриоццо за пиршественным столом убеждало, что она ошиблась. И теперь она снова и снова повторяла себе, что Антонио не достоин ее, а в глубине души продолжала надеяться, что это неправда, и Карриоццо обязательно появится.
После ужина музыканты взяли в руки свои инструменты, призывая присутствующих оставить столы, чтобы предаться дружному веселью. Лали очень хотелось танцевать, но грусть мешала ей забыться, поэтому девушка незаметно выскользнула из зала и принялась бродить между колоннами, опоясывающими нижний этаж, где шел пир. Но задорная музыка все же сумела оказать на Лали свое коварное воздействие, и девушка невольно принялась отбивать ногой ритм в такт мелодии и мягкому перезвону колокольчиков, привязанных к ее щиколоткам.
Она осознанно надела браслеты, решив бросить вызов епископу Строцци. Он обвинил ее в том, что она предала свою веру? Что ж, она докажет ему, что не боится его. Не боится потому, что в ее жилах течет итальянская кровь, хотя думает и чувствует она, скорее всего, как турчанка.
– Чего ты добиваешься?
Из-за колонны выскользнула Монна. Было заметно, что мачеха кипит от гнева, но старательно удерживает на своем лице дружелюбную улыбку.
– О чем ты говоришь? – изображая изумление, Лали пожала плечами.
– Каждый твой шаг сопровождает перезвон колокольчиков.
– Ты ошибаешься, – ответила девушка и намеренно сильно качнула ногой.
– Ты – настоящая дочь своего отца. Подобная проказа вполне в его духе, – улыбка Монны стала еще очаровательнее. – И, тем не менее, ты сейчас же снимешь свои дурацкие колокольчики!
– Не понимаю, о чем идет речь.
– Похоже, ты плохо понимаешь, что играешь с огнем. С костром инквизиции!
– Я не знаю, о чем ты говоришь. Но подозреваю, что ты тоже ведешь свою игру. Случайно, не в любовь с бывшим женихом? – не опуская пристального взгляда, со злой насмешкой спросила Лали.
– Сейчас же отправляйся в свою комнату! – прошипела Монна. – Иначе все поймут, что у тебя под юбкой.
– Там нет ничего ужасного. Уверяю вас, сударыня, что мое тело весьма красиво. Но, разумеется, я помню, что не следует обнажаться в присутствии мужчин.
– Что-то случилось? – к ним присоединилась Доминика. Девушка встревожено рассматривала женщин, испепеляющих друг друга злыми взглядами.
– Быть может, ты сумеешь образумить свою кузину! А я не собираюсь унижаться перед ревнивой сумасбродкой, которая сама не понимает, что творит! – обозленная Монна вздернула повыше голову и величественно вышла из тени колонн в зал.
– Не понимаю, почему она ко мне все время придирается, – пожаловалась Лали сестре, продолжая наслаждаться мелодичным перезвоном своих колокольчиков.
– Потому что ты делаешь все, чтобы злить ее. Отчего бы тебе с ней не подружиться? До твоего приезда
